— Я вчера написал новую песню, — начал я. — Она такая же горячая, как испанская кровь, и такая же быстрая, как испанский танец. Я назвал её «Песня музыкантов».
Вдохновлённый напутствием Брежнева и влюблёнными глазами Солнышка, я начал её исполнять сначала медленно, как бы с ленцой, и перебором. А потом пошёл испанский гитарный бой. Кто помнит фильм «Отчаянный» с Антонио Бандеросом, тот меня поймёт. Я, конечно, не стал ходить по столам и бить грифом от гитары по головам, но народ я зажег. Такого здесь никто никогда ещё не слышал, или это было очень давно. Мои пальцы порхали по струнам, как бабочки. На втором припеве Леонид Ильич не выдержал и стал мне подпевать:
Ау,ау, ау, ау
Ау,ау, mi amor.
Его поддержали остальные. Я бил каблуками туфель об пол сцены, отбивая ритм и это ещё больше заводило зрителей. Когда песня закончилась, на меня обрушился шквал аплодисментов. Я шёл к своему месту и видел, что это не наигранная или напускная радость, а подлинное чувство людей, которые сами являются музыкантами и искренне любят красивую музыку. Проходя мимо Пугачевой, она мне шепнула:
— Ну ты и дал.
Когда я подходил к сидящему Брежневу, то он встал, крепко пожал мне руку и расцеловал. Два фотографа, которые снимали весь банкет с самого начала, сделали несколько снимков нашего поцелуя с Брежневым. Может теперь этот поцелуй станет таким же известным, как поцелуй Брежнева с Хонеккером.
— Вот это песня, — сказал Леонид Ильич, когда разжал свои объятия. — Завтра в Завидово возьми с собой гитару. Приедут Суслов и Андропов, пусть тоже её услышат. Давненько я такого заводного исполнения не слышал, чуть сам плясать не вышел. Порадовал, так порадовал.
Далее банкет продолжался по возрастающей. Тосты за Ленина, Партию и Брежнева звучали постоянно. Через час Леонид Ильич встал и за ним встали все. Он со свитой двинулся на выход, не забыв пожать мне руку на прощание и хлопнуть меня по плечу, что ещё раз дало понять мне, что с песней я ему угодил.
Без руководства банкет превратился в обычную пьянку. Кто-то уже ушёл, другие объединились в группы. Я перебрался к своим, которые сидели скромно и спокойно занимались дегустацией блюд. Солнышко заказала у официанта кофе и пила его с эклером. Серёга просто молча ел и смотрел по сторонам на подвыпивший народ.
— Как вы тут без меня? — спросил я своих друзей.
— Брежнев нас не целовал, — ответила Солнышко, смеясь, — поэтому мы просто сидели и наблюдали за всеми, но, в основном, за тобой. Я видела удивленную и завистливую реакцию многих, когда они поняли, что ты будешь сидеть рядом с Брежневым.
— Как вам моё выступление? — сказал я, сев рядом с Солнышком.
— Сногсшибательно. Хоть мы и сами записывали с тобой эту песню, но ты выступил вообще отпадно. Народ забыл свою зависть и искренне радовался твоему исполнению. А поцелуй Генсека был просто бесподобен. Надеюсь, наши фотографии, где мы попали в кадр, нам отдадут потом на память?
— Я об этом спрошу завтра у Брежнева. Он меня пригласил в Завидово на охоту, где я ему должен буду передать письмо от английской королевы. Надеюсь завтра успеть вернуться к званному обеду, так как Леонид Ильич обещал прислать за мной машину.
— Ух ты! На охоту с самим Брежневым пойдёшь, — сказал восхищённо Серёга.
— А я успею утром тебя собрать? — спросила Солнышко, гордясь мной.
–. Я сам с вечера соберусь, а утром тебя будить не буду. У тебя ещё дел куча с организацией застолья и потом ещё на репетицию вечером ехать всем придётся.
— Во сколько ребятам сказать, чтобы приезжали к нам?
— В половине второго. Если охота будет удачной, может кусок жареной кабанятины привезу, будет чем удивить гостей.
Мы ещё немного посидели и пошли на выход. Артисты уже не выступали, а просто пьянствовали в своих компаниях. По пути к двери меня перехватила довольная Ольга Николаевна и стала хвалить меня и моё выступление. Вот выпила совсем немного и сразу стала нормальной женщиной. Теперь с ней больше проблем у меня не будет и расстались мы лучшими друзьями. Вот что значит неожиданно оказаться любимчиком Брежнева. Он, кстати, мне тоже сегодня подпевал, только сидя за столом, а не стоя, как Её Величество. Но и этого вполне достаточно, чтобы завтра вся московская музыкальная тусовка начала бурно обсуждать это неординарное событие.
Copyright © Андрей Храмцов
Глава 10
Завидово
Я поставил будильник на шесть часов утра, чтобы встать пораньше, но проснулся сам за пять минут до звонка. Сегодня был ответственный день, я ехал на дачу к Брежневу. Машина, которая должна была отвезти меня туда, приедет за мной в семь. Ехать нам было километров сто пятьдесят до загородной резиденции Генсека, поэтому мы могли там быть чуть раньше, чем через два часа.
Я ещё вчера подготовил резиновые сапоги с тёплыми носками и непромокаемую брезентовую ветровку, свитер и джинсы. Ну не в костюме же ехать на охоту. Я, конечно, прекрасно знал, что Брежнев любил охотиться с вышки и там всё должно было быть чисто вокруг, но охотничьи традиции нарушать не следует. Самое приятное, что мы с Солнышком вчера перед сном успели оторваться по полной в постели. В ванну мы вместе не полезли, а куролесили на нашей большой кровати около часа. А потом просто моментально уснули. Так что утром я спокойно собрался и поцеловал спящую Солнышко, которая даже не шевельнулась в ответ на моё прикосновение губами к её щеке.
Машина, чёрная «Волга» со спецномерами МОС и синим «ведерком» на крыше, приехала точно в семь. Я уже, полностью одетый, ждал её у своего подъезда. В правой руке я держал пакет с двумя нашими пластинками в подарок для моего тёзки, внука Брежнева, с письмом от английской королевы и книгой «Малая земля», на которой рассчитывал получить автограф автора. В левой была гитара, которую я взял по просьбе Леонида Ильича.
Я поздоровался с водителем и сел в машину на заднее сидение. Мы ушли на МКАД, так как она была рядом, а потом, минут через двадцать, съехали на Ленинградское шоссе. Сама кольцевая автодорога была практически пуста, редкие машины попадались нам навстречу. Местами отсутствовала разделительная разметка и никаких отбойников в середине дороги тоже не было, они появятся гораздо позже с увеличением автомобильного потока, и как следствие, увеличением лобовых аварий. Когда-то здесь был только небольшой разделительный ряд, метра два с половиной, засыпанный землёй, с редкими кустиками и с бордюром по краям. Через него машины, набравшие большую скорость, легко перелетали и врезались во встречный автотранспорт. Но даже такой, почти трехметровый разделительный газон, в те годы совсем убрали, когда двух рядов движения на каждой из двух встречных полос стало недостаточно для пропуска всё время усиливающегося автотрафика. Вот именно после этого и стали называть МКАД «дорогой смерти», потому что ещё больше участились столкновения встречных автомобилей, особенно в ночное время, поскольку сплошного освещения трассы не было.
Так как по Ленинградке часто ездил кортеж Брежнева, да и сам он, нередко, любил за рулём здесь по прямой разогнаться, то состояние трассы было хорошим. По этому поводу в Москве ходил такой забавный анекдот:
Однажды ГАИшник тормозит бешено несущуюся по дороге иномарку. Заглядывает в окно, а на него смотрит сидящий на водительском сидении Брежнев. ГАИшник отдаёт честь и как ужаленный отскакивает от иномарки, которая срывается с места. На удивленный вопрос напарника, кто там был в машине, отвечает:
— Не знаю, кто там, в машине, сидел, но за рулем у него сам Брежнев!
Глядя на пролетающие за окном картины начинающей зеленеть природы, я стал думать о своей странной способности чувствовать опасность задолго до того, как она приблизится ко мне. Я вспомнил довольно интересную теорию о полевом влиянии на поведение людей. Как я знал из этой теории, обычные человеческие чувства порождают определённые энергетические вибрации тонкого плана разной частоты. Эти вибрации являются низкочастотными, если несут в себе агрессию, злобу и насилие. Получается, что я могу улавливать подобные низкочастотные энергетические вибрации, которые направлены именно на меня или близких мне людей. А саму информацию, которая в них содержится, я считывать пока не могу. Сам человек, собирающийся совершить агрессию в отношении меня, создаёт, тем самым, рядом с собой энерго-информационное образование в тонком мире, связанное с определённым состоянием или стремлением этого человека. И получается, что я уже даже в этот начальный момент такое стремление сразу улавливаю и уже знаю, что против меня кто-то собирается совершить зло. И улавливаю я именно это образование, а не самого человека и его мысли. Это образование многие называют эгрегором, который сам по себе не материален и не информативен, но тонко чувствующие энергетические колебания люди, такие как я, сразу ощущают появление такого эгрегора. Если же одновременно несколько человек интенсивно поддерживают одну и ту же агрессивную идею, направленную против меня, то их коллективное сознание начинает работать как резонатор, создавая волновой пакет, который мгновенно, усиленный в несколько раз, достигает меня и моё собственное психоэнергетическое пространство начинает бить тревогу.
