накрасила… — Коровина со вздохом опустилась на корточки рядом с первым кустиком и вырвала одну травинку двумя пальцами.
— Девчачья какая-то работа, — буркнул «сын степей» Мусатов. — Я думал, может копать чего надо…
— Ирка Шарабарина в прошлом году им три куста сломала.
— Ага, и ее потом к начальнику лагеря таскали и выговор объявили на отрядной линейке.
— Ну и что, зато не гоняли больше на эту каторгу!
— Могли вообще выгнать.
— Ой, да ладно! Она же не клуб подожгла, как Мурашов в том году.
— Да не поджог он, он опыт проводил. С линзами!
— И выперли его вместе с его опытами!
Постепенно все рассыпались между кустами и принялись рвать траву. Занятие это было такое себе. Солнце, уже поднявшееся на приличную высоту, немилосердно палило. Роящиеся вокруг мошки лезли в глаза и рот. Трава сопротивлялась и вырываться с корнем совершенно не хотела, а долбаные пионы норовили осыпаться, стоило только задеть куст. И каждый раз, когда это происходило, со скамейки раздавался окрик Зинаиды. Что-то про «Аккуратнее, ребятишечки, надо уважать чужой труд».
Минут через десять мне казалось, что я занимаюсь этим бессмысленным занятием уже часа два, а фронт работ особенно меньше от наших усилий не становился. Пальцы очень быстро стали зелено-черными и покрылись неглубокими порезами. Да уж, ничего себе трудотерапия. Даже начала бродить мысль о рабоче-крестьянском бунте.
— Вообще-то тут в заборе есть калитка, — сказал Мамонов, выглядывая из-за куста пиона. — Мы в прошлом году постоянно сюда бегали кино смотреть после отбоя. А один раз нас сторож застукал. С ружьем. Он пальнул в нашу сторону и промазал. А на деревья залезли и начали его яблоками обстреливать тоже.
— Ой, отвянь, Мамонов, враки все это! — отмахнулась Коровина.
— А то ты про калитку не знаешь, — встрял Марчуков. — Ты у нее Шарабарину свою караулила!
— Да закрыли сейчас калитку эту, там такенный замок, я сам видел.
— Что ты сказал про Шарабарину? — Коровина гневно выпрямила спину.
— Что она бегала сюда к кому-то, а ты ее покрывала!
— Да у нее здесь брат отдыхал!
— Конечно, к братьям всегда после отбоя надо бегать. И втайне от вожатых, — ухмыльнулся Мамонов.
— Заткнись, Мамонов! — прошипела Коровина.
— Вроде парни, а сплетни собираете как бабы на скамейке, — негромко проговорил я. Меня уже бесили эти мошки, эта трава в сухой земле, и пионы эти дурацкие тоже бесили. Всегда ненавидел сельхозработы, когда бывшая жена начала ныть про дачу, мы поссорились просто до небес.
— Что сказал? — вскинулся Мамонов.
— Что слышал, трепло, — зло бросил я.
— Смотри-ка, Коровина, у тебя уже защитник выискался, — издевательским тоном проговорил Марчуков. — Жених, да? Или она тебе давала разные места потрогать, как Шарабарина?
— А что, Марчуков, завидно стало? Хочется потрогать, а никто не дает?
— Ты что-то осмелел, как я посмотрю! — Мамонов выпрямился в полный рост, не обращая внимания на гневно-приторный окрик со стороны лавочки. — Язычок-то прикуси, ты тут вообще никто, и звать тебя никак.
— А если не прикушу, то что? — я тоже встал и отряхнул руки. — Ты со своими дружками меня подкараулите и изобьете? Настоящие мужики, медаль возьмите с полки. Деревянную.
— Крамской, ты давно жаб не целовал что ли? — Мамонов резко шагнул вперед, хрупкие здоровенные цветы на его пути взорвались ворохом ярко-розовых лепестков и осыпались на землю.
— Да я уж лучше с жабой, чем с тобой, — я спокойно смотрел ему в глаза. Все остальные притихли, включая Коровину.
— Ребятушки, а ну-ка вернитесь к работе немедленно, иначе я Анне Сергеевне расскажу, что вы тут устроили.
Мамонов сверлил меня взглядом, наверное, целую минуту.
— Ну ты допрыгался, лопоухий… — прошипел он и угрожающе прищурился. Резко махнул рукой, сшибая еще один цветок с куста пиона и снова опустился на карачки.
«Что это лопоухий-то? — подумал я. — Обычные у меня уши…»
Разумеется, до конца мы это дурацкое цветущее поле не пропололи. Осталось еще не меньше половины, так что никаких «вкусняшечек» нам не досталось. Да что там вкусняшек, мы даже руки помыть в корпусе не заслужили.
— Нечего там болтаться, там отдыхающие, они сюда за покоем приехали, а вы устроите им там балаган!
Так что топать обратно в лагерь нам пришлось по уши грязными. Мамонов, Марчуков и Мусатов шли тесной кучкой, шептались и бросали на меня злобные взгляды. Меня это беспокоило, но не особенно. Скорее всего, дальше угроз и мелких пакостей дело не пойдет. С другой стороны, если пойдет, то может так даже и лучше будет — Мамонова за драку выпрут из лагеря, и у Елены Евгеньевны станет одной проблемой меньше.
Зато Коровина ожидаемо потеплела к моей персоне. Все время находилась где-то рядом, бросала одобрительные взгляды и все такое.
Дежурные у ворот прятались от палящего солнца в тени беседки, так что никакой пароль у нас спрашивать не стали.
Я подставил грязные руки под струю холодной воды и чуть не застонал от наслаждения. Обожженные крапивой, изрезанные и покрытые ссадинами ладони отмывались плохо, четвертый раз намыливал, а зеленые пятна так и не смывались. А грязь из-под ногтей теперь вообще непонятно чем придется выковыривать.
Честно говоря, под воду хотелось залезть вообще целиком. И пофиг, что она холодная, даже наоборот хорошо. Вся кожа жутко зудела от пота и укусов мошек. Я сунул голову под кран, почувствовал, как струи воды льются за шиворот и по плечам. Боже, какое счастье…
В этот момент рядом со мной раздался истошный визг Коровиной.
— Шарабарина приехала!!! — заорала она и бросилась в сторону дорожки, ведущей от ворот к нашему корпусу.
Девочка была похожа на ангела. В волне платиновых волос искрились солнечные зайчики. Огромные голубые глаза. Кожа без единого изъяна. Красивых девчонок в лагере хватало, но эта была не просто красива. В отличие от той же Самцовой, которая может даже могла бы с ней поспорить по части идеальности черт и формы, Ира Шарабарина отлично знала, что красива. И уже умела неплохо этим пользоваться.
Одет ангелочек был в короткие джинсовые шорты и клетчатую рубашку, завязанную узлом под грудью. А рядом с ней шагал парень-вожатый из какого-то из младших отрядов и героически тащил ее огромный чемодан.
Парню это упражнение давалось явно нелегко. Он пыхтел, то и дело перекладывал громоздкий кожаный груз из руки в руку и вымученно улыбался. Но не сдавался, потому что на него смотрели сияющие глаза девочки.
Картину схождения с небес мифического существа испортила Коровина. Она налетела на Шарабарину с объятиями, они обе принялись визжать и прыгать.
— Фу, Коровина! Ты
