и задыхаясь.
— Я еще стихи писать могу… — почти шепотом проговорил мелкий. Как же его зовут? Я вроде даже запоминал…
— Вот что, Серый, — серьезным тоном сказал Бодя. — Ты сейчас на тихом часе списочек мне составишь. Того, что у тебя есть с собой. И что тебе смогут родители привезти. Понял? Ну и про шахматы и стихи тоже туда напиши. А после полдника мы еще поговорим. Понял, да?
— Да, — едва слышно выдохнул мелкий. Серый — значит Сережа. Бодя проковылял мимо меня, даже не заметив. Или я так удачно слился с обстановкой, или ему просто очень трудно вращать головой на толстой шее. Мелкий Сережа проплелся следом за ним. Да уж, не повезло пацану. За что он ему задолжал, интересно?
Ладно, тоже надо идти. А то увидит кто-нибудь из вожатых других отрядов, нажалуются, что я во время тихого часа по территории шляюсь. Да и незачем откладывать. Возьму ручку, тетрадку и вперед. Писать передовицу.
Я устроился прямо на покрывале, раскладывать постель было лениво. Все равно никто не следит за тем, чтобы мы спали. Елена Евгеньевна поставила только одно условие — сидеть в отряде и не шуметь. А воспитатель… Артур Георгиевич… Хм. Он как-то вообще мало отсвечивал. Такое впечатление, что занят вообще чем-то другим. Вроде показывался сегодня сразу после завтрака, а потом опять куда-то исчез.
Я вытащил из рюкзака тетрадку с недописанной фантастикой авторства Кирилла Крамского и ручку. Перевернул тетрадь другой стороной и задумался.
Первая фраза — это чуть ли не самое важное в статье. Во всяком случае, так утверждают разные самоучители, типа «десять правил, как написать хорошую статью». Очень хотелось сейчас загуглить хоть одно такое руководство, но до гугля еще… долго. А ничего, кроме правила первой фразы, я вспомнить не мог.
Еще бы придумать эту самую первую фразу…
Передовица стенгазеты. И я — редактор. Как начать?
«Здравствуйте, товарищи! На связи Кирилл Крамской, главный редактор газеты «Сигнальные огни»…
Как-то скучно. Как раз в духе тех самых текстов, которые я себе представлял в советских газетах. Надо как-то поприкольнее начать. Как Друпи свои письма. Синий шимпанзе в шляпе, пионерском галстуке и с валторной.
«Жизнь настоящего пионера складывается из трех вещей — умения отвечать за свои поступки, правильно питания и… семи правил тактической разведки в условиях крайнего севера…»
Я фыркнул. Мамонов и Марчуков, которые в этот момент о чем-то тихонько переговаривались, посмотрели на меня.
— Да не, ничего, я просто статью пишу, — отмахнулся я.
— В стихах? — хохотнул Марчуков.
— Почему в стихах? — удивился я. — Я же не Пушкин!
В голове сами собой всплыли строчки единственного стихотворения, которое я помнил. «Про Федота-стрельца».
Скушай заячий помет.
Он ядреный, он проймет.
И весьма полезней меду,
Хошь по вкусу и не мед.
Только вот кажется, эта поэма была написана сильно позже восьмидесятого года. Но уверен я не был. И вот, кстати, интересно. А если позаимствовать чужое произведение до того, как оно было написано, это будет плагиатом или нет?
По закону, конечно же, нет. Но я-то буду знать, что это не я придумал, так что…
Я выкинул из головы светлые идеи выудить из памяти всякие стихи и песни будущего и прославиться как гениальный автор.
Так.
Первая фраза, будь она неладна! Эффектная, хлесткая, цепляющая внимание.
«Сиськи!
И вот, когда вы обратили внимание, позвольте представиться, Кирилл Крамской, главный редактор газеты «Сигнальные огни».
Я повернулся на другой бок. На соседней кровати сидели трое парней и негромко, но горячо спорили.
— …а двести золотых — честно?
— За сладкую плитку и батончики?
— Да вообще! Я думал, там шоколадка и нормальные конфеты, а там — «Пальма». Это же гадость ужасная! Как будто пластилин жуешь. И батончики я вообще ненавижу, особенно белые…
— И ты что?
— А я что? Гони, говорю, обратно сто золотых, мы не так договаривались.
— А он что?
— А он говорит, что уже потратил, и у него только серебряные. А серебряные — фуфул, никому не нужны.
— Да, он же копил на удочку, точно!
— А сколько у тебя осталось? Может, если мы вместе сложим, то получится три сотни золотых?
Парни ненадолго разошлись к своим кроватям и стали копаться в рюкзаках. Потом каждый вытряхнул на тумбочку по горсти золотистых металлических кругляшей. Как монеток, только без всякой чеканки.
— Не, тут всего сто девять, — вздохнул один. — Может, фломастеры продать? Костян, сколько они могут стоить?
— Фломастеры?! Откуда взял?! — двое остальных уставились на первого.
— Брат из Москвы привез, чешские, — ответил первый.
— Да не, нельзя такую вещь продавать…
— Ага. Лучше уж косточки от компота копить…
— Эй, парни, — я сел на кровати, разглядывая металлические кругляшки на тумбочке. — А что это за монетки?
Глава 11, в которой появляются какие-то тайны и секреты
Три пары глаз внимательно уставились на меня.
— Да так, ничего, мы просто… — буркнул один, кругленький и коротко стриженный, и быстро сгреб с тумбочки звенящие кругляшикки. Кажется, его звали Дима.
— Эй, я на них не претендую, мне правда интересно, — сказал я, захлопнув тетрадку. — Это как будто деньги, да?
— Ну… — второй парень, похожий на первого, как будто они братья бросил быстрый взгляд на своих приятелей, потом на меня. — Это такая игра…
— Молчи! Его это не касается! — зашипел Дима.
— Да ладно, он же и так слышал, что секреты-то разводить? — третий пожал плечами, сунул руку в карман и высыпал на тумбочку горсть других монет. Белого металла и сильно больше в диаметре. Примерно
