напиток. Сам почему-то чай пить не стал, а приложился к солдатской фляжке.
– Ну вот и согрелся, – довольно протянул Башкатов.
Где-то через полчаса женщина и дети зазевались.
– Устали мы, – оправдываясь, произнесла она. – Спать хочется – мочи нет.
– А ты ложись, голубушка, спи спокойно. И детишки твои пусть укладываются. Вон, видите, соломка лежит: пусть себе подстелют.
– А вы?
– А мне что сдеется? – удивился он. – Посижу немного, за огнём пригляжу, а как прогорит, тоже спать лягу. Утро вечера мудреней.
– Ваша правда.
Женщина уложила сына и дочку, сама легла возле них и быстро заснула.
Мы с Климовым затаились как мыши, стараясь не шевелиться. Было ясно, что сейчас начнётся главное.
Послышался треск рвущейся бумаги. Башкатов распрямился во весь невысокий рост, про таких говорят – метр с кепкой, подошёл к своим пассажирам.
Склонившись над женщиной, потрогал её за плечо.
– Эй, вы как – спите?
Та что-то еле слышно пробормотала.
– Ну, спите-спите, – ласково сказал Башкатов и положил на голову женщине листок бумаги.
Такой же манёвр он произвёл с детьми, сходил назад к костру и вернулся со странным предметом в руках. Отсюда мне не было видно, что это такое, но тут к бабке не ходи, стопудово – орудие убийства.
– Отварчику моего вы попили, теперь пришёл черёд отведать микстурки, – произнёс Башкатов и замахнулся.
Мой выстрел произвёл на него неизгладимое впечатление. Он ойкнул, выбросил предмет и опустился на карачки, обхватив уши.
Убивать его я не собирался, нарочно палил вверх.
Мы с Климовым перелезли через ограду.
– Сан Саныч, посмотри, что это за хреновина у него была, – попросил я, не сводя револьвера с преступника.
– Сейчас проверю.
Климов поднял орудие убийства, повертел перед глазами.
– Вроде как портянка, а внутри голыш.
– Что, гражданин Башкатов, будем сознаваться?
Он убрал руки и посмотрел на мен безумным взором.
– Ты кто?
– Барабашка.
– Кто?!
– Уголовный розыск.
В чём-чём, а в наглости ему было не занимать. Он внезапно усмехнулся.
– И чего тебе надо, уголовный розыск?
– Тебя, сволочь такую!
Больше всего на свете мне хотелось врезать ему по голове и потом долго и методично пинать ногами, но я пока не мог позволить себе такую роскошь. Мы могли не знать о всех жертвах Башкатова, к тому же не удивлюсь, если у него есть помощник. Но, Господи, каких трудов мне стоило преодолеть это желание!
– Чем ты их напоил? – указал я на женщину с детишками.
Если яд, даже не знаю, что и делать, промывать желудок, пожалуй, уже поздно.
– Добавил чуток сонной травки и всех делов.
– Если они не проснутся, я из тебя котлету сделаю! – сквозь зубы прорычал я.
До Башкатова дошло, что я говорю ему правду, да и как не могло дойти: меня аж трясло от злости.
– Ничего с ними не будет! Проснутся к утру, – взвизгнул он, отворачиваясь от моего взгляда.
– Какой же ты урод, Башкатов! – с ненавистью произнёс Климов и сплюнул. – И как такого как ты земля носит!
Долго раскалывать злодея не пришлось, да и будучи далеко неглупым, он понял, что попался на горячем, смысла изворачиваться нет и потому стал говорить.
В принципе о многом мы уже подозревали, но ещё не догадывались, о каких масштабах идёт речь.
Убивал Башкатов далеко не первый год. Приезжал на вокзал к прибытию поезда, выбирал потенциальную жертву, втирался в доверие, отвозил якобы на ночёвку, опаивал снотворным, а потом безжалостно убивал. Оружия при себе он никогда не носил, осторожничал. Придумал следующее: заворачивал в мешок или портянку булыжник, стягивал верёвкой, получалось что-то наподобие кистеня. Этим кистенём ударял жертву по голове. Так как большинство убийств происходило в темноте, чтобы не промахнуться и лишить человека жизни с одного удара, клал тем на голову листы бумаги.
Свой кистень он почему-то называл «микстурой».
– Вот и этих собрался угостить микстуркой, да вы помешали, – вздыхал он.
– Кто тебе помогал? Были ли у тебя сообщники?
– А на кой ляд они мне?! Я и сам неплохо справляюсь.
Как я уже говорил, Башкатов оказался неплохим психологом, мог выпытать у своих жертв подробные детали о семье и даже адрес. Убив главу семейства преспокойно писал от его имени письмо родным и сообщал, что якобы хорошо устроился, ждёт всех к себе. Потом встречал жён и детей на вокзале и убивал без всяких зазрений совести.
– И тебе ни разу не было их жалко? – потрясённо спросил Климов.
Сельского милиционера аж трясло от откровений Башкатова.
– А чего их жалеть? Меня никто не жалел, и я не собираюсь. Да и жить-то надо на что-то!
– Но ведь дети… – простонал Климов.
– Эка невидаль – дети! – фыркнул убийца. – Да я может нашей советской власти помогаю!
– Чего? – ошалело замигали мы.
– Да того: вы ж не знаете кого мне микстурой приходилось охаживать – там ить столько белогвардейской сволочи да приплода ихнего! Вон, ейный мужик, – Башкатов показал на всё ещё мирно спящую женщину, которая пока не представляла от чего мы спасли её и детишек, – он у Врангеля воевал, кровушку красноармейскую лил, а я, можно сказать, справедливость восстановил!
– Тебя может ещё и наградить нужно? – поинтересовался я.
– Так если ж власть советская во всём разберётся, кто знает, может и до награды дойдёт!
– Ну ты и сука! – вырвалось у меня.
– Слышь, Георгий, а давай мы его тут пристрелим, а? – попросил Сан Саныч.
– Ох, ты б знал, как мне этого хочется! – признался я. – Одно удерживает: надо всю правду от этого гада узнать и зафиксировать для потомков. Пусть знают, какую нечисть мы выкорчёвываем!
Утром женщина проснулась, а вслед за ней открыли глазки и малолетние Дуня с Аникушкой. При виде нас они страшно перепугались, а я даже перекрестился от счастья. Башкатов всё-таки напоил их не отравой, а снотворным.
Климов отвёз их к себе, где передал на попечение супруги. Башкатова мы связали и заперли в сарае милиционера.
– У меня дверь крепкая, не сбежит! – заверил Сан Саныч.
Вместе мы отправились обыскивать дом Башкатова, где нас ждала страшная находка.
– Что это? – удивлённо спросил Климов, листая старую замусоленную тетрадь.
– А ну, покажи.
Оказывается, мы нашли «гросбух» маньяка, в котором тот скрупулёзно вёл учёт убитых им людей, тщательно фиксируя кого «угостил микстурой» и что потом взял с тела. Не гнушался порой даже обычного исподнего, застирывал его и продавал в городе.
Чем дольше я читал, тем сильнее во мне росла ненависть к этому подонку.
К глубокому сожалению, в списках нашёлся и Виктор Яковлев, отец Оксаны Викторовны Хмарук. По всему выходило, что она осталась единственной
