– население торопливо затаривалось всеми слагаемыми новогоднего пиршества. Бывает…
Готовишь, готовишь, и вдруг тебя пронзает ужасающая мысль: «А хлеба-то мы не купили!» Или майонеза. Или еще какого ингридиента. И ты бежишь, полуодетый, умоляя часы не торопиться…
Свернув на Ленина, я погрузился в неторопливые размышления. Может, в ДК заглянуть? Хм… Не стоит, пожалуй. Не терплю массовиков-затейников. Они, конечно, очень стараются, но как раз это их старание весьма заметно, и оставляет неприятное послевкусие самодеятельности.
– Даня-я… – жалобный голос сбил все мои предпраздничные настройки.
У раскидистого клена, обнимая припорошенный снегом ствол, покачивалась Тамара, пьяная до изумления. И восхищения. Ведь не падала же, ворочаясь в сугробе, не мычала, лупая бессмысленными глазищами. Стойко держалась…
– Отметила? – весело сказал я, бережно притискивая девушку.
– П-проводила… – вытолкнула Тома, обвисая на мне. – Год ух… ух-ходящий… Мы там немно-ожечко… Граммулечку с девчонками… Ой, забыла… С новым годом!
– Спасибо! – натужно выговорил я, заворачивая к дому Царевой.
– Ты хороший! – убежденно высказалась девушка.
– Стараемся… – прокряхтел я.
Ступени лестницы мы одолели с огромным трудом – стройные ножки подруги постоянно путались.
– Уф-ф! Ключ где?
– Ключ? – пробормотала Тома. – Где-то тут…
Я выгреб из кармана Томиной шубейки целый ворох конфетных оберток, и нарыл-таки искомое. Маслянисто щелкая, сдвинулась сувальда, и я затащил свой драгоценный груз в тепло и уют.
Рука налапала выключатель. Зажегся свет, рождая знакомую ассоциацию в хмельных извилинах.
– Ёлочка, гори! – еле вымолвила Царева.
До спальни я дотащил девушку на руках, и уложил на кровать.
– А я еще… я еще не хочу спать… – беспокойно заворочалась Тома.
– Сейчас… – быстро скинув куртку и разувшись, я стянул Тамарины сапожки, расстегнул пуговицы…
– Да-да-да… – пролепетала девушка, неуклюже вывертываясь из рукавов.
Не знаю, о чем мне думалось – занят был. Потянулся, уложил шубку на стул… Неожиданно Тома обхватила меня, и повалила на себя. Одной рукой она суетливо расстегивала платье, другой лезла мне в штаны. Я задохнулся от дичайшего возбуждения, но и растерянность была полная.
– Миленький… Хорошенький… – срывалось с девичьих губ. – Мне сегодня можно…
В гладких руках Тамары жила немалая сила. Я оперся на локоть, лишь бы не придавить гибкое тело, что извивалось подо мной, но девушка притиснула меня, и я всем лицом сунулся в теплые упругие груди, скользя губами по атласной коже, тычась в набухшие соски.
– Я хочу тебя! – дохнули на меня винные пары.
– Я… тоже…
Трусики сползли на задранные коленки, и отлетели, повиснув на ветке наряженной елки. Ручки шаловливые нашли, что искали, направили…
– О-о-о! А-а! А-а-а…
Долгие минуты звучали лишь междометия, а я совершал самые восхитительные возвратно-поступательные движения. Никогда не верил, будто оргастического исступления возможно достичь вдвоем, но вот Тома закричала, подаваясь, запрокидывая голову, и у меня у самого вырвался полустон-полурычание. И – схлынуло.
Часто втягивая воздух, облизывая пересохшие губы, я упал на скомканное покрывало. Девушка прильнула ко мне, ее вздрагивавшая ладонь огладила мое лицо, а горячие губы коснулись уха.
– Спасибо…
Дыша ртом, я обнял Тому. Любовная буря стихала – волны крови, вскипая благословенными гормонами, еще колыхались в нас, гонимые молодыми сердцами, но услада покоя уже нежила тела. Моя грудная клетка гуляла, как мехи, укачивая прелестную девичью головку. Я растянул губы в ласковой улыбке – Тамара задремала. Ладно, побуду подушкой…
…Оттикал час или больше, не знаю. Я ни о чем не думал, просто лежал и наслаждался близостью. Блестели шарики на елке, изредка по замерзшим окнам прокатывался свет фар. Протопали в подъезде соседи, рассылая гулкое эхо… Сытым котом заурчал холодильник…
Девушка лениво потянулась, и забормотала на выдохе:
– Тебе хорошо?
– Очень.
– Видишь, как полезно напиваться? – хихикая, Тома навалилась на меня, обнимая и бесстыдно укладывая ногу. – Ох, даже протрезвела… А теперь признавайся, – она приподняла голову, строго хмуря брови, – где это ты так нар… нарт… на-тре-ни-ровался! А, любовничек?
– «Камасутру» конспектировал! – мой голос звучал иронично и загадочно.
– Ух, ты-ы! А дай почитать!
– Никакой теории! – сурово отрезал я, укладывая лохматую голову обратно. – Будем изучать на практике!
Девушка послушно легла, целуя мою безволосую грудь, и мы опять затихли.
– Новый год уже прошел? – невнятно поинтересовалась Тома.
– Да нет, вроде…
– Давай встречать?
– Давай!
Шатнувшись, девушка встала и накинула безразмерную, растянувшуюся футболку, прикрывшую упругие ягодицы.
Уловив кроткий укор в моих глазах, Царева хихикнула, и сказала в свое оправдание:
– А то еще в окно увидят!
Ломкой поступью она двинулась на кухню, а я, как зомби, поволокся следом, глаз не отрывая от гипнотического покачивания мятого подола. Проходя, Тома зажгла свет на кухне и щелкнула клавишей маленького черно-белого телевизора. Экран разошелся, ярчея.
– Дорогие товарищи и друзья! – по кухне поплыл бурчливый, но ясный голос Брежнева. – Мы встречаем новый, тысяча девятьсот восьмидесятый год с новыми надеждами на мир и счастье для всех. Но и с уверенностью в том, что наши чаянья сбудутся. Новый год – олимпийский, год без войны, без страха и горя! Зато мы выстроим новые заводы, заложим новые города… У нас, товарищи, достаточно возможностей для того, чтобы вся наша великая страна хорошела и богатела, а ее трудовой советский народ жил лучше…
Я задрал бровь. В последние годы из череды семидесятых генсек не поздравлял народ лично, за него читал диктор Игорь Кириллов, ученик самого Левитана. Но вот же! Генсек говорит…
– Доставай шампанское! – глухо приказала девушка, углубляясь в недра холодильника. – Вон, на подоконнике, где дует… О, тут же еще салатик есть! А то так и останусь голодной… У тебя ж одна любовь на уме!
– Не ворчи, – улыбнулся я. – А бокалы где?
– Сейчас… – мимолетно чмокнув меня в щечку, Тома встала на цыпочки, вытянулась стрункой, доставая хрустальные сосуды с полочки, и сказала, не оборачиваясь: – И не гляди так на меня! Сначала Новый год встретим, поедим хоть чуть-чуть, а уже потом… Вон, на Лёню смотри!
– …Партия и правительство приложат все силы, – журчал Брежнев, – чтобы благосостояние трудящихся росло опережающими темпами, чтобы и работа, и учеба, и досуг приносили людям радость. Товарищи! Поздравляю вас с новым годом! Желаю нашим спортсменам побед, а всем нам – здоровья, добра и мира!
– Открывай! Открывай быстрее!
Маленький телик издал густой медный гул, и вот заиграли колокола, перебирая набатные звуки.
Я выкрутил пробку. Шампанское тихонько хлопнуло, пуская дымочек – и пролилось игристой струей, полня бокалы.
Увесисто, с оттяжечкой, ударил колокол. Мы считали басистые звоны, то и дело взглядывая друг на друга. Улыбаясь все шире и шире, разумея все лучше и лучше – не дадим мы себе закусить…
– С новым годом! – воскликнула
