— Ага, — через плечо подтвердил рязанец. — Токмо не нашего, а Муромского. Зедерод, вон, поутру оттуда приплыл. Сказывает, князь Глеб святилище тамошнее повелел порушить да сжечь вместе с богами, прямо одним костром. Сам, мол, видел. Ныне кличет вече князю нашему челом бить, да к соседям идти, за святотатство Глеба наказать, за отчей веры поругание. Как мыслишь, може, и двинуть туда после посевной? Нехорошо как-то князь Муромский себя ведет, не по-людски. Коли молится распятому богу — пусть. Почто же истинные святыни-то рушить?
— Сами-то муромцы как такое допустили? — не понял ведун. — Почему не защитили святилище?
— Дык, сказывает! — указал вперед рязанец.
Середин же подумал, потом развернулся и быстрым шагом пошел назад. Самое главное он уже узнал: идолы по реке не поплывут. А решат отомстить за веру рязанцы или нет, его не очень заботило. Пусть по своей совести поступают. Олега куда больше интересовал клад князя Черного. Не потому, что в кошельке сквозняки завывать начинали, а просто из любопытства: чем там всё кончится? Идолов князь Глеб порушил. Значит, защита Велеса с реки Смородины упала. Что теперь?
— Теперь, — замедлил шаг ведун. — Теперь нужно узнать, где эта река протекает. Идолы к ней на защиту не поплывут. Значит… Значит, узнавать про это нужно у самого Велеса — в святилище!
Олег замедлил шаг, прикидывая, куда поворачивать. В пределах селений волхвы своих храмов не возводят. Святилище где-то снаружи. Подъезжая к Рязани, Середин ничего похожего не видел. Получается, к реке нужно выйти и ниже по течению поспрошать — через Ровные ворота сейчас всё едино не пробьешься.
Боги оказались милостивы к любопытному ведуну: выстроенное на высоком берегу, почти у самой реки, окруженное могучими столетними дубами и совсем юными березками святилище он увидел почти сразу, едва миновал город и перебрался по утоптанной тропе через Березуйский овраг.
Возле святилища гарцевали несколько всадников в епанчах — но поначалу Олег не придал этому особого значения. Рядом с храмами и должны находиться люди. Но когда он увидел, что врата святилища, которые должны быть распахнуты и днем, и, по возможности, ночью, закрыты — то замедлил шаг, а рука невольно сползла к сабле, обняла рукоять, убеждаясь, что верный клинок здесь, рядом.
— Боярин! Олег! — поднялась с корней дуба и кинулась навстречу Даромила. — Мы здесь!
Середин вскинул к губам палец — девушка сообразила, замолкла и продолжила, лишь когда они сошлись лицом к лицу:
— Там они все, боярин. Все три волхва. Как вошли, так за ними врата сами и запахнулись, как привязанные.
— И этот, обожженный, — подошла Желана. — Он тоже внутри.
— Его вроде боярином Чеславом кличут, — припомнил Середин.
— Всё едино внутри запершись.
Со стороны города послышался топот, и вскоре из-за посада к священной роще выметнулись еще полсотни всадников. Заметив у храма людей, они перешли на неспешную рысь, а поняв, что ворота заперты, — и вовсе подъехали шагом.
— Идет коза лохматая, бодатает рогатами, — пробормотал Олег, обратив внимание на шлем с рогами, что болтался у седла одного из воинов. Такие, вопреки расхожему в будущем мнению, носили здесь не крестоносцы, а хазары, которых почти два столетия пришлось усмирять русским князьям, и которыми по сей день… Да что сегодня — еще не один год будут пугать непослушных детей русские матери.
Воин, что ехал чуть дальше, в мисюрке, со щитом «капелькой», хорошо прикрывающим ногу от стрел, был одет в кольчугу тонкой работы с бронзовыми блюдцами на груди. Явно восточная броня — на Руси воины защищали подобными пластинами солнечное сплетение. Из-под нижнего края кольчуги выглядывал атласный подол. Тисненые голенища сапог были украшены поверху золотыми пластинками, уздечка коня — несколькими самоцветами. Атласный кушак, в котором тонули кинжал, сабля с оголовьем из крупного рубина и сразу два увесистых бархатных кошеля, расшитых не бисером, а золотыми и серебряными нитями, собирающимися в тонкую вязь арабского письма, — всё говорило о том, что не прост этот воин, совсем не прост. Такой трофейную броню носить не станет, наверняка сам и заказывал, и полную цену золотом оплачивал. Значит — и вправду с востока прибыли охотники за черниговским добром…
Двое копейщиков, что скакали следом, придерживая оружие у седла, лишь утвердили Олега в его мнении — телохранители. Значит, и иноземцам про здешние дела ведомо. Интересно, кто такие? Хазары? Судя по шлему — может быть. Но Хазария ведь иудейской была, а кошели вышиты по-арабски. Стало быть, булгары?
Тут запястье обожгло огнем, и Середин обратил внимание на седовласого, гладко бритого старика в мягком бархатном колпаке и темно-зеленом плаще, украшенном на плечах двумя тяжелыми золотыми заколками. Старик не имел при себе никакого оружия, но относились к нему иноземцы с явным почтением. Он подъехал почти к самому входу в святилище, задумчиво погладил по гриве скакуна, разглядывая ворота из плотно подогнанных досок, потом повернул назад и приблизился к воину в кольчуге. Они о чем-то зашептались.
Олег, чтобы не мучиться от боли в запястье, отошел от чужеземного колдуна подальше — а со стороны Рязани уже доносился новый топот. Дружинников из этого отряда Середин не знал, но мальтийские кресты на щитах, солнечные колеса и львиные рожи, полуобнаженные тетки, одна из прелестей которых ловко вписывалась в остренький, как крепкая девичья грудь, умбон, неопровержимо доказывали, что это ребята свои — русские. Ну, а следом…
Следом, сверкая броней, приближалась полусотня, во главе которой, развернув плечи и красуясь бархатным дуплетом, подбитой соболем шапкой с высоким пером и золотой цепью на шее, скакал большеносый щеголь с короткой бородкой и густыми усами. Впрочем, дело было не в нем — стремя в стремя с красавчиком, запахнув меховой плащ, мчалась сосредоточенная, погруженная в себя Верея.
— Ква… — Ведун шагнул к ближнему дубу и уперся в него лбом.
— Что с тобой, боярин? — кинулась следом Даромила.
— Ничего. Упарился маленько. Голову хочу остудить.
Запястье опять кольнуло теплом. Олег встряхнулся, повернулся к дереву спиной и привалился к шершавой коре. Верея со своим князем как раз промчались мимо, за ними следом скакал странный тип в длинном волчьем плаще, легко заменяющем попону, поскольку он полностью закрывал круп скакуна и свисал почти до уровня стремян. На голове его был нахлобучен и вовсе бесформенный меховой блин непонятного происхождения.
— Зато ему, надо думать, тепло… — пробормотал ведун, понимая, что человек, которому безразлично, как он выглядит, почти наверняка углублен в нечто иное, отвлеченное от реального мира.
