– Господин фельдфебель, дозвольте обратиться!
Подняв голову, фельдфебель не сразу сфокусировал на мне взгляд из-под маленьких очёчков на толстом мясистом носу. Наконец рассмотрев, кто орёт ему под ухо, совсем не по уставу спросил:
– Тебе чего, хлопец?
– Господин фельдфебель, рядовой Ежов прибыл из госпиталя для дальнейшего прохождения службы после ранения!
– Ну, чего ты орёшь, – поморщился фельдфебель, – здесь тебе не плац. А доложиться должно начальнику мастерских, его благородию инженеру Полосухину. Ступай в конец цеха, там контора за перегородкой, не заблудишься, – и, покачав головой, добавил: – Экий горластый, ещё б работал так, как горло дерёт.
Постучав в фанерную филёнку двери, табличка на которой гласила, что за ней находится сменный инженер, я тут же получил разрешение войти. В небольшом кабинетике за столом, заваленном бумагами, рулонами чертежей и разными железками, сидел немолодой мужчина с чеховской бородкой и в таком же пенсне, в зелёном мундире военного чиновника с серебряными узкими погонами, на которых виднелся один просвет без звёздочек, что свидетельствовало о чине титулярного советника и соответствовало армейскому капитану.
– Чем обязан, молодой человек? – тихим голосом спросил чиновник, не выпуская из пальцев карандаш, которым он до того, видимо, делал какие-то пометки.
– Ваше благородие, дозвольте доложить! Рядовой Ежов прибыл для дальнейшего прохождения службы после ранения!
– А… да-да! Мне телефонировали о вас. Вы один? Мне обещали в штабе округа, что пришлют ещё специалистов. Совершенно некому стало работать, всех квалифицированных рабочих мобилизовали по прошлому году…
Фрол, когда я, испросив краткосрочную увольнительную, забежал за вещами, посмотрел на меня с усмешкой.
– А ты, я вижу, передумал переходить на нелегальное положение?
Я досадливо подёрнул щекой.
– Ты, чем зубы скалить, лучше скажи, через кого мне связь держать?
– Не боись, без связи не останешься, – снова усмехнулся Фрол. – А пока служи – не напрягайся. Кто надо – о тебе знает. Когда будет надо – подойдёт и передаст привет от товарища Матвея. Ну, бывай, что ли? – И крепко пожал мне руку.
ОЛЬГАЁшкин каравай! До сих пор не могу прийти в себя. С теми же мозгами и на десять лет моложе – шикарный бонус! Только я об этом не сразу узнала. Зеркало, через которое я прошла, всё пошло трещинами, и, вообще, как сказал Мишка, из волшебного артефакта превратилось в бесполезный хлам. Выполнило, значит, задачу – и кранты! Да и фиг с ним, я на обратную дорогу особо-то и не рассчитывала. Мишке очень понравился мой прикид. Спросил, как я до этого додумалась. Я честно всё выложила: про Игната Степановича, про его секту и про то, что они думают про нашу четвёрку. Мишку мой рассказ заинтересовал чрезвычайно. Час я соловьём заливалась, а он слушал, не перебивая, только глазёнками поблёскивал. Когда я выдохлась – начал задавать вопросы.
– Говоришь, нас во временну́ю воронку не случайно затянуло?
– Это не я говорю, это они так говорят. Выходит – не случайно.
– Интересно. Я ведь и сам так же подумал. Говоришь, мы тут все четверо?
– Да я-то тут причём? Они считают, что все четверо.
– Да-да, очень может быть… Говоришь, нет нам обратного пути?
Я устала объяснять непонятливому Мишке, что я при этой теме наподобие попугая, потому ответила – как спросил: – Нет. Останемся тут до конца жизни.
– Всё правильно, – кивнул головой Мишка и отчего-то погрустнел.
Вот тут-то и заметила я перемены в его внешности.
– Слушай, мне это кажется? Ты, вроде как помолодел…
– Да, думаю лет на десять, – самодовольно заявил Мишка. Потом посмотрел на меня лукаво: – Побочный эффект перехода, знаешь ли.
Минуты две он на меня так таращился, пока до меня дошло. Я вскочила и кинулась в ванную комнату. Ведь в той квартире, откуда и пришла, второе зеркало было именно там. В этой квартире всё, за исключением верхней комнаты, выглядело иначе. И зеркало в ванной было другим, но, главное, – было! Полчаса я любовалась своим обновлённым отражением. Мишка подходил пару раз. Что-то там гундел, я не слушала. Потом я нашла его наверху на диване с книгой в руках.
– Налюбовалась? – ехидно осведомился Мишка, глядя на меня снизу вверх.
Обычно я в таких случаях сержусь, но на этот раз даже бровей не свела.
Потом мы пили чай. Потом я слушала Мишкин рассказ. Потом попала под репрессии.
– Значитца так! – заявил новоявленный узурпатор. – На улицу ни ногой. Да и к окнам тоже подходить не надо.
– А чё так строго-то? – вежливо осведомилась я. – Может, сделаете бедной девушке какое послабление?
Мишка знал меня достаточно хорошо, чтобы уловить в моём тоне предвестие крупных для себя неприятностей, потому поспешил пояснить:
– Львов мог установить за квартирой наблюдение. Хотя, навряд ли, – тут же опроверг он только что сказанные слова. Немного помолчал и добавил: – Но нам лучше всё-таки перестраховаться.
Вы думаете, я что-то поняла? Вот и я так думаю. Но со скандалом решила повременить и лишь спросила тоном примерной школьницы:
– А какой прок в том, чтобы Львов ничего не знал о моём появлении?
– Понимаешь, предвижу я от этого сукиного сына пользу великую для дела нашего, – Мишка, когда его несёт, начинает изъясняться весьма витиевато, – и потому хочу его завербовать. А ты в этом деле вроде как моё секретное оружие.
Насчёт оружия спорить не буду – что есть, то есть. А вот насчёт вербовки спешу уточнить:
– У тебя уже разработан план?
– В общих чертах. Осталось продумать некоторые детали. Ты не волнуйся, как только всё будет готово, я тебя посвящу.
– Так начинай посвящать сейчас. Вместе и додумаем. Как говориться: одна голова хорошо, а две… – тут я осеклась под его насмешливым взглядом.
– Не обольщайся. Стать первым думающим оружием тебе не суждено, – скороговоркой выпалил Михаил и тут же устремился к двери. Если бы взгляд мог прожигать, то дыра в спине ему была обеспечена.
МИХАИЛДулась на меня Ольга не долго. Скоро ей стало скучно, и она первой пошла на примирение. Со своим вынужденным заточением она смирилась довольно легко. Будучи человеком военным, она просто прировняла мою просьбу к приказу, а приказ, как известно, пояснений не требует. Из квартиры она не рвалась, к окнам, кроме как в темноте, не подходила, на тему вербовки Львова разговоров не заводила. Зато на другие темы мы говорили подолгу. В основном о Глебе и Николае и о нашей общей роли в грядущих событиях. О местонахождении ребят наши мнения разнились, но в одном мы сошлись: где бы они ни были, путь их лежит в Петроград, где мы вскоре с ними и встретимся. Что касается нашего предназначения, то тут версий было много – и все мои. Ольга сразу заявила, что её роль вспомогательная. Будет дело – будет думать. Тут она показала мне язык. А вот ломать столь чудесным образом помолодевшую головку над столь чудовищными проблемами она категорически отказывается. Меня же она слушала с видимым удовольствием, не отвергая ни одну из предложенных версий. У меня даже закралось подозрение, что я заменю ей телевизор. Чтобы усилить эффект я даже притащил из чулана пустую раму, видимо от картины, и попробовал вещать через неё, но рейтинга мне это не прибавило и рама отправилась пылиться дальше.
