Однако в действительности ни один из них троих на данный момент не чувствовал в себе никаких изменений. Иван и Мария любили друг друга не менее страстно, чем всегда, Бригитта честно призналась, что по-прежнему мечтает о любви с Тристаном, в чем, разумеется, ей было отказано. И потому, что доблестный рыцарь не ощущал в душе ответного чувства, и потому, что Изольда оставалась для Бригитты хозяйкой, а преданность своей госпоже камеристка намерена была хранить свято и в этом казалась искренней.
Курнебрал же все еще спал богатырским сном — очевидно, в сочетании с пивом снотворная травка действовала сильнее, — однако было ясно, что и его придется посвятить в случившееся, во всяком случае, частично. Там, при дворе короля Марка, и ей, Изольде, и Тристану позарез нужны будут союзники, то есть люди, которым можно довериться.
— Вы теперь не проживете друг без друга, — констатировала Бригитта со всей ирландской прямотой и юношеским максимализмом.
— Ты в этом уверена? — позволил себе усомниться Тристан.
— Еще бы! Мудрая королева Айсидора черпает рецепты своих снадобий из самого Аннона, а для любовного напитка не существует противоядий. Те, кто испил из этой чаши, так и умрут влюбленными друг в друга. Я это знаю наверняка. И госпожа моя Изольда тоже знает.
Изольда почла за лучшее промолчать, а Тристан спросил:
— Ну а что же случится, если этот напиток выпьют сразу несколько человек?
— Не знаю, — растерялась Бригитта. — Наверное, они просто сойдут с ума…
И Тристан подивился живости ее ума.
— Это страшно, — проговорил он.
— Страшно… — повторила Бригитта, словно эхо, и вдруг закричала: — Но ведь ты не пил этого зелья! Ты же все выплюнул!
— Конечно, милая девочка, конечно, — успокоил он ее. — Клянусь, я не проглотил ни капли.
Они помолчали, затем Бригитта сказала:
— Может, вам лучше вернуться обратно в Ирландию?
— Нет, — твердо сказал Тристан. — Это опять война. Ведь рано или поздно Марк обо всем узнает. Уж если бежать, так в далекие южные страны, подальше от этих берегов.
— Нельзя никуда бежать, — заговорила вдруг долго молчавшая Изольда. — Я стану женою короля Марка.
— Почему? — вздрогнул Тристан от ее голоса, сделавшегося внезапно холодным и чужим.
— Ничего уже нельзя изменить, — произнесла Изольда тем же замогильным тоном. — Я должна стать женою короля Марка и королевой Корнуолла. Так надо.
И в этот момент на палубе появился сладко потягивающийся Курнебрал.
— Земля, — сообщил он, — по левому борту земля. Вы разрешите причалить к острову, мой господин?
— Позволь узнать для начала, что это за остров, — сказал Тристан.
— Глаза мои уже различают знакомые очертания скал, и если не изменяет мне память, это Остров Людоеда. Дикое недоброе место, — начал объяснять Курнебрал. — Но говорят, что всякий честный рыцарь, оказавшийся рядом при свете дня, не должен проплывать мимо, ибо на острове могут быть люди, нуждающиеся в помощи. Ночью людей на острове не остается, людоед непременно съедает всех, кто попал ему под руку, а сам с наступлением темноты удаляется в глубочайшую пещеру — оттуда его уже не выкурить.
— И много ли рыцарей пыталось победить людоеда?
— Да уж немало, — откликнулся Курнебрал. — Ну что, причаливать будем?
«Опять двадцать пять за рыбу деньги, ядрена вошь! — выругался про себя Иван. — Проклятый текст легенды, которому здесь нужно следовать, ну прямо как Программе Партии в далекие доперестроечные времена моего детства!»
— Конечно, я сойду на берег, я не могу поступить иначе, — произнес Тристан, стараясь вложить максимум торжественности в свой усталый и равнодушный голос.
И когда уже спустили на воду лодку, он поймал на себе совершенно отсутствующий взгляд Машиных серых глазищ. Нет, не страх и не отчаяние читались в них, а напряженная, сосредоточенная работа ума. Маша даже губу покусывала, как на экзамене, когда мучительно ищешь в памяти правильный ответ, которого там никогда не было, которого знать не знал. Ну конечно, она пыталась вспомнить по какой же из версий ее любимой легенды двинулись они теперь: Готфрида Страсбургского или Пафнутия Мухосранского.
Островок-то оказался скорее мухосранским. Маленький — за полчаса весь обойти, — скалистый, унылый. В жалкой лачуге на краю леса Тристан обнаружил женщину почти без чувств. Побрызгал ей в лицо холодной водою и узнал, что было их всего пять человек, на остров выбросило штормом, корабль разбился о прибрежные скалы и затонул. И вот теперь мужа людоед убил, детей сожрал уже, а за нею обещал прийти на закате. «Что ж, тетенька, — подумал Тристан, — повезло тебе, не придет твой людоед на закате».
Ступая вверх по тропинке, усеянной людскими костями, обломками копий, истлевшими щитами и ржавыми остатками мечей, Тристан без труда вышел к самому логову всеобщего мучителя и супостата. Людоед еще облизывался, доедая, очевидно, последнего ребенка, когда славный рыцарь Лотианский и Корнуоллский окликнул его. Волосатый урод был огромен, сутул, можно сказать, приземист и более всего походил на орангутана из московского зоопарка, но в руке он крепко держал тяжеленную суковатую дубину, каковою дубиной при виде незваного гостя и начал вертеть над головой с фантастической скоростью — ни дать ни взять Брюс Ли с боевыми нунчаками. «Вот этим-то единственным фокусом и одолевал ты всех доблестных рыцарей Британии и Ирландии?!» Тристану даже скучно стало. Пару раз увернувшись и послушав, как обиженно ревет эта дикая обезьяна, похоже, не говорящая ни на одном из человеческих языков, он наконец размахнулся мечом пошире и снес людоеду голову.
Из лачуги Тристан женщину вынес, а до лодки она вызвалась идти сама. Женщину звали Медб в честь легендарной ирландской королевы, и было это красиво и символично — спасти от смерти жену самого Айлиля, почувствовать себя этаким Фергусом. Впрочем, у них ведь там, кажется, жена важнее мужа считалась. Ну и хрен с ними!
На том бы вся история и закончилась, да только еще один сюрприз поджидал Тристана возле самого берега. Сгорбившись и подперев голову руками, на плоском камне у воды сидел монах, весь в черном, капюшон его был надвинут на глаза, а голос звучал глухо:
— О славный морской конунг — а я вижу, что ты юноша знатного рода, — не сможешь ли ты взять и меня на свой корабль?
— Отчего же не смочь, божий человек? Места на корабле достаточно, да и пресной воды у нас еще много. Мы держим путь в Корнуолл и будем причаливать в гавани Тинтайоля. Устроит ли тебя такой маршрут, божий человек? — спросил Тристан.
— Вполне, — ответствовал монах.
И они поплыли к кораблю.
— Но как же, божий человек, уцелел ты на Острове Людоеда, если чудище это пожирало всех без разбору? — поинтересовался Тристан, не слишком рассчитывая на внятный и честный ответ, скорее из вежливости и чтобы разрядить неловкое молчание.
— А он не видел меня, — сообщил монах просто и загадочно, но по-прежнему тихо, не поднимая лица, прикрытого капюшоном.
Он и взойдя на борт сидел в уголку все так же согбенно, задумчиво и безмолвно.
* * *
Корабль шел прямым курсом на Тинтайоль. Солнце клонилось к западу. Курнебрал, убедившись, что все в порядке, выпил очередной бочоночек пива и ушел отдыхать. Бригитта занялась каким-то рукоделием, расположившись на корме среди мешков с шерстью — и мягко, и ветер не задувает — хорошо! А Тристан, посовещавшись с Изольдой и найдя в ее лице поддержку, решил все же подойти к человеку, скрюченному, словно знак вопроса на носу корабля, под самым коньком.
— Прости, божий человек, — Тристан первым обратился к нему, — не мог бы ты…
Тристан недоговорил, потому что монах откинул капюшон и наконец поднял глаза.
И никакой это был не монах. Лицо его оказалось очень загорелым и обветренным, как у старого рыбака, и украшала это лицо добрейшая, сразу располагающая к себе улыбка, и мелкая сетка морщин разбегалась вокруг рта и в уголках глаз, а глаза его, прищуренные от еще яркого, хоть и закатного солнца, были изумрудно-зелеными, глубокими, как лесные озера, и знакомыми — знакомыми! — и Ивану, и Маше.
— Ну здравствуйте, ребятки, — тихо сказал он по-русски. — Давно ищете меня?
— Вообще не ищем, — честно признался Тристан.
— И это правильно, — заметил «монах-рыбак».
— Но поговорить-то мы не откажемся, — вступила Изольда, словно испугавшись, что зеленоглазый исчезнет так же внезапно, как и появился.
— И я не откажусь. Для того и пришел.
Все-таки улыбка его была обворожительна. «Улыбка спасителя, — подумалось Ивану. — Ведь он действительно спас нас обоих».
— Кто же вы? — задал свой первый вопрос Иван, машинально переходя на «вы».
— В терминах, привычных этому миру, я волшебник, добрый волшебник. Меня зовут здесь Мырддин.
