Закон затронул несколько сот предприятий; возможно, были ущемлены интересы около тысячи собственников; не так уж много, потому что существовали большие латифундии. Привилегированные слои начали замечать, что и вправду совершалась революция, североамериканцы также начали замечать, что к власти пришло другое правительство.
Короче говоря, поначалу мы стали проводить в жизнь программу Монкады, о которой я тебе говорил, что я держал ее в голове с 1951 года, и о которой заявил в 1953 году после штурма Монкады - в ней говорилось об аграрной реформе, и о целом ряде социальных мер, тех же, что мы ввели на первой стадии революции. Быть может, многие люди были уверены, что ни одна из этих программ не будет осуществлена, ведь сколько раз на Кубе говорилось о программах, а когда правительства приходили к власти, их никогда не осуществляли; многие самые состоятельные слои даже представить себе
не могли, что в нашей стране, в девяноста милях от Соединенных Штатов, совершится революция, и что Соединенные Штаты позволят совершить революцию в нашей стране. Они думали, что скорее всего, то было революционная горячка пылкой молодежи – такого было немало в истории Кубы, - но до практического применения дело никогда
не доходило.
Однако все это слои, привыкшие распоряжаться правительством, уже начинают понимать, что к власти пришло другое правительство, которым они не могут распоряжаться, которое не допустит также, чтобы им распоряжались Соединенные Штаты, которое будет действовать честно, справедливо. Народ начинает видеть, что есть правительство, которое защищает его, которая действительно заботится о его интересах.
В самом деле, хотя все поддерживали и аплодировали – поначалу революции симпатизировали все, не только революционеры, но и народ в целом, - когда принимаются эти первые революционные законы, силы революции немного сокращаются, то есть если ее поддерживало девяносто пять или девяносто шесть процентов населения, эта поддержка стала снижаться до девяноста двух процентов, до девяноста процентов, зато она выигрывает в глубине. Эти девяносто процентов становятся все более решительными революционерами, все больше связывают себя с революцией.
И этому способствовал ряд мер, о которых я упоминал: конец расой дискриминации, восстановление на работе тех, кто был выгнан в эпоху Батисты, снижение квартирной платы, защита трудящихся, аграрная реформа. Рабочие, которых до того притесняли, с победой революции также начинают выдвигать свои требования, и многие промышленники, даже ради того, чтобы угодить правительству, идут на разные уступки; тут не столько мы, правительство, сколько сами владельцы стали удовлетворять различные требования рабочих, и синдикаты сами по себе добились в первое время многих уступок в трудовой сфере.
Я кстати, даже должен был встретиться со всеми рабочими-сахарниками, потому что они очень упорно требовали введения на сахарных заводах четвертой смены. Там работали только в три смены, и поскольку в стране очень много было безработных, это требование набирало силу. Мне пришлось встретиться с делегатами со всей страны,
в театре, где до этого момента с бешеной настойчивостью поддерживали идею четвертой смены; даже людей из нашей организации с пеной у рта поддерживали эту идею. Мне пришлось приехать туда поздно вечером и долго говорить с рабочими, объясняя им, почему, по нашему мнению, это не путь решения проблемы безработицы. Это было непросто: предприятия были еще частными, и могло показаться, что речь шла
о противоречии между интересами предприятия и интересами рабочих. Мы объяснили, что средства, которые будут сэкономлены, прибыль, которая будет получена, будут обязательно вложены в развитие; что мы не позволим вывезти эти средства из страны,
а наоборот, заставим вложить их в ее развитие. Хотя у меня в тот момент было социалистическое мировоззрение, однако, на мой взгляд, было еще не время начать осуществление социалистической программы.
Гораздо легче объяснять все это трудящемуся, рабочему с социалистических позиций, просить его понять, пойти на жертвы, чем объяснять это в ситуации, когда он видит, что его интересы противоречат интересам предприятия, интересам частных владельцев, и считает, что каждое песо, которое он не заработает, идет в карман владельцу. В таких условиях было непросто объяснять рабочим проблемы ясно и объективно, потому что мы всегда старались максимально избегать демагогии, никогда не прибегать к демагогии.
С другой стороны, некоторые меры – такие, как снижение квартирной платы, с экономической точки зрения были тем, что сегодня мы назвали бы мерами инфляционного типа, поскольку высвобождалось много денег; но то было давнее требование, потому что население действительно было жертвой страшного вымогательства путем взимания квартирной платы; это требование повторялось с большой настойчивостью.
Фрей Бетто. В тот момент уже существовали трения с церковью?
Фидель Кастро. Трения с церковью начинаются, когда революция приходит в конфликт со всеми этими привилегированными слоями. Такова историческая правда.
Прежде всего архиепископ Гаваны, который позже стал кардиналом – кажется, его сделали кардиналом до революции, - имел превосходные официальные отношения с диктатурой Батисты.
Фрей Бетто. Как его звали?
Фидель Кастро. Мануэль Артеага. Он имел превосходные отношения с Батистой; его критиковали среди прочего именно за это.
Помню, в первые дни революции мы встречались со всеми властями. В эти первые дни множество людей начинают просить у меня аудиенции, и я из любезности, из вежливости стараюсь принимать всех, кто хочет меня видеть; прежде всего появляются так называемые активные классы; президент промышленников, президент коммерсантов, еще какая-то ассоциация, высшая церковная иерархия, все эти общества и институты просят у меня аудиенции, и я принимаю всех, кто хочет меня видеть.
Вспоминаю, как в первые дни в Гаване, недели через три-четыре, когда мы установили некоторый порядок, я пробую организовать свою работу и обнаруживаю огромную программу встреч. Так я провожу дней пятнадцать-двадцать, две-три недели и наконец вижу, что моя жизнь абсолютно бесплодна и что если я и дальше буду идти таким путем, мне придется посвятить себя исключительно тому, чтобы принимать разных деятелей. То были лица, наносившие визиты правительству, хотя я не занимал никакого поста в исполнительном органе; существовало правительство, у меня была должность главнокомандующего Повстанческой армией, и я очень заботился о том, чтобы не вмешиваться в дела правительства.
Фрей Бетто. Президентом был Уррутиа?
Фидель Кастро. Да, тогда был временный президент, судья, который хорошо проявил себя в Сантьяго-де-Куба и завоевал престиж тем, что оправдал некоторых революционеров; таковы были его заслуги. Хотя он не принимал никакого участия в революционном процессе, мы выдвинули его на этот пост среди прочего и потому, что хотели доказать со всей очевидностью: мы не боремся за общественные должности; и действительно, побеждает революция, и мы вручаем ему правительство. Но оказалось, что этот человек словно с луны свалился, он был абсолютно далек от реальности; с первого дня он начал создавать проблемы, даже занял антирабочие позиции и ставил нас в трудное положение. Мне пришлось встречаться с рабочими, объяснять, просить, чтобы они поняли, чтобы имели терпение, и также нам пришлось собрать Совет министров и сказать им: создаются политические проблемы.
С первыми революционными законами не было никаких проблем, но этого судью можно было и в самом деле назвать президентом, стоявшим на правых позициях, и в определенный момент это привело к серьезному конфликту; он начинает делать антикоммунистические заявления, подыгрывая Соединенным Штатам, самым реакционным газетам, самым реакционным слоям и сеять раздор среди революционных сил – это было чуть погодя, - таким образом создается конфликт. Я говорю: ну хорошо, что мы будем делать? Народ с нами, весь народ; в тот момент революцию поддерживало примерно девяносто процентов населения или больше; они поддерживали революцию, поддерживали Повстанческую армию, поддерживали революционное руководство и не поддерживали Уррутиа. Если Уррутиа вообразил хоть на минуту, что такая поддержка имела отношение к нему или оказывалось ему лично, это было бы полным абсурдом, но похоже, в какой-то миг он в это поверил и начал действовать соответственно, что привело к конфликту. Я говорю: ну и как это разрешить? Это нельзя решать силой, никак нельзя.
В каком положении мы окажемся, если возникнет конфликт между революционными силами и президентом и придется его сместить? Мы создадим полное впечатление государственного переворота в нашей стране. Я много думал, много размышлял над этим.
