Та авария отбросила строительство корабля на многие месяцы назад.
Койпер и двое дознавателей теснятся в ячейке, смежной с ячейкой Макса. Свет в ней приглушен, воздух сгустился и нагрелся, будто система вентиляции вышла из строя. Койпер то и дело оттягивает ворот костюма и дует на вспотевшую грудь. Строгий дознаватель с окулярами разглядывает Макса, словно тот за своим бронированным стеклом вот-вот выкинет что-то интересное. Его напарник читает рапорт и то и дело потирает лысину. Лысина блестит – видимо, от регулярных потираний.
– То есть вы хотите сказать, что Садчих ведет себя неадекватно с тех пор? – лысый с возмущением отрывается от полупрозрачной пластины блокнота. – Почему не сообщили нам раньше?
– Садчих был нормален, – врет Койпер. Дознаватели тоже знают, что он врет. Но доказательств пока нет, потому его не перебивают. – Исполнял свои обязанности в точности по инструкциям.
– Ваша невнимательность едва не стоила жизни четверым, – заключает лысый и сердито поджимает бескровные губы. – Челнок разбит. Груз утерян. Пилот сутки не выходил на связь. Что-нибудь выяснили насчет той геологической активности? Что это было?
Койпер пожимает плечами, но лысый уже вернулся к чтению. Попутно набирает текст на повисшей в воздухе проекции клавиатуры.
– Жаль, Садчих неадекватен, – бормочет он. – Пострадавшие ничего не помнят. Придется основываться на записях камер.
– Он опасен, – добавляет строгий дознаватель с окулярами. Стучит по стеклу указательным пальцем. – Следует изолировать.
Койпер не думает, что Садчих может причинить кому-то вред. По крайней мере, тот Садчих, которого он знает. Но теперь что-то неуловимо изменилось. То ли осанка – слишком прямая, неестественная. То ли взгляд, тихий и внезапно безразличный.
И запись. Конечно же, запись с дополнительной камеры разбитого челнока, на которой видны лишь трое спасателей и Макс. Никаких голубых существ. Никаких голосов. Макс оборачивается, смотрит куда-то за спину, на пустые скалы. Начинаются подземные толчки, спасатель летит в пропасть, и запись прерывается.
С ним что-то не так. И Койпер убеждается в этом, когда Макс сбегает.
* * *
«Очнись».
Шепот Лу похож на голос ветра в пещерах.
Дверь открывается, и в ячейку гуськом заходят люди в защитных костюмах. Обступают Макса и тоже облачают его в костюм – словно посвящают в свой орден. Проверяют каждый стык на герметичность, много раз заверяют, что все в порядке и поводов для беспокойства нет. Очищают коридоры и выводят наружу. Макс вяло слушается, бредет по световым линиям. Мысли плавают в его голове стайками серебристых мальков. Что-то скребется на изнанке мыслей, что-то очень важное, что он должен сделать, но никак не может вспомнить.
Грядет конец времен, вылавливает он скупые отрывки из памяти. Так писали в какой-то древней книге. Грядет конец времен, и скорбящие вновь обретут своих любимых.
Может, любимые уже ждут? И – Макс жмурится, скрипит зубами, – он что-то непременно должен сделать, вот только что?..
Услышав звук льющейся воды, он вспоминает.
Вскидывает голову. Поворачивается к идущему рядом конвоиру и проламывает его шлем локтем.
* * *
– Да что там творится? – басит Койпер, когда динамики оглушают его сиреной.
Робот-лаборант не отвечает. Не отрывается от окуляра микроскопа, поправляет образец белой глянцевой рукой. Он не беспокоится – попросту не умеет этого делать. А Койперу тревожно. Вдруг опять авария? Вдруг уровень затопит, а Койпер в своем неповоротливом кресле не успеет добраться до шлюзов?
Только не снова. Он ненавидит базу на поверхности. Скорее бы из нее выбраться.
Он подъезжает к двери, с минуту бьется над замком – в аварийном режиме обычные коды не действуют. Створки разъезжаются; коридор за ними полыхает алыми огнями, пустой в оба конца. На полу у бокового шлюза темнеет распластанное тело. Костюм, понимает Койпер, приблизившись. Пустой спецкостюм для перевозки, в разорванном брюхе которого искрит встроенный парализатор.
Койпер не сразу замечает, что рядом кто-то стоит.
Макс смотрит на него сверху вниз из-за спутанных черных прядей волос. Жилка в вороте майки часто бьется, на животе темнеет обожженное пятно, с кулаков капает кровь. Он вытягивает руку, и лба Койпера касаются отчего-то мокрые пальцы.
По переносице стекает капля, оставляя холодный след.
Сердце так колотится, что у Койпера закладывает уши. Да, он много раз жаловался на свою инвалидность, но теперь умирать совсем не хочется. Ему вдруг становится дорого и громоздкое кресло, и станционные коридоры-близнецы, и мерзкая, переработанная моча в качестве воды. Он на все согласен, на все, что угодно, только бы жить.
Топочет охрана, выстрел щелкает по стене, и Макс в три прыжка уносится прочь, к ангарам и зоне вылета.
Койпер глядит на шприц в своей руке, отбрасывает его и накрывает лицо ладонью. Пустой пластиковый цилиндр катится по световым панелям пола, подталкиваемый ботинками солдат.
Макс выходит из лифта, поправляет шлем с чужим номером регистрации. На нижнем уровне базы голоса бормочут громче, и теперь ему хочется, чтобы они наконец заткнулись и дали сосредоточиться на деле.
Тускло светят линии освещения. Макс ведет по ним пальцами, шуршит тяжелым ящиком, который он волочит за собой. У него есть пара десятков минут до того, как его обнаружит охранная система, и шлюзы между уровнями будут заблокированы.
Пока же все тихо. Его ищут в других местах.
Макс прикладывает карту, вместе со шлемом позаимствованную в закутке знакомого ремонтника, и ступает в сумрак энергоблока под гелиоэлектростанцией. Ряды накопителей гудят, и Макс чувствует, как статическое электричество потрескивает на коже. Он затаскивает ящик через порог, отрывает крышку. Под ней рядами гнездятся шашки взрывчатки, каждая в своей ячейке. Макс крепит их вдоль стен, одну за другой. Давит на кругляш, ждет, когда тот мигнет индикатором, и шагает к следующему шкафу накопителя.
Ревет сигнал тревоги. Макс торопится на выход, но проклятые ноги вдруг заплетаются, перестают слушаться. Он со злым криком спотыкается и еле успевает поймать себя, привалившись к стене. Центральное освещение сменяется припадочным аварийным, подъемник не отвечает. Остается лестница, проход на которую неторопливо затягивает прозрачный щит.
Макс ковыляет к ней. Успевает тронуть полосатый экран блокировки и протискивается в последний момент, обдирая грудь об острый край. В какой-то миг линии освещения перед его глазами расплываются, и он трясет головой. Тело слабеет, веки тяжелеют, наливаются, как сливы, но останавливаться рано. Еще десять пролетов наверх, к шлюзу следующего уровня.
Сосем немного.
На полпути его выворачивает, слюна и желчь текут по подбородку. Макс утирается, смотрит на припухшее от укола предплечье. Лезет выше.
Еще рано останавливаться.
Но остановиться приходится – на верхней площадке, под дулами нейтрализаторов. За спинами военных толпятся работники базы в защитных костюмах. Конечно, – Макс обессиленно приваливается к стене и поднимает руки, – стоило догадаться, что его давно засекли и ждут.
Взрыв сотрясает уровни, и он падает на дрожащий пол. Ступени позади обваливаются. Слышен далекий шум, словно из прорванной плотины.
Створки шлюзового щита начинают смыкаться. Кто-то запоздало и приглушенно кричит, стволы нейтрализаторов опускаются. У подъемника на другом конце коридора начинается давка. Шахту заполняет вода, мутная, как голубое молоко. Макс слышит ее плеск. Чувствует движение за своей спиной. Теперь он не один.
Шатаясь, он бросается к экрану аварийной блокировки и вжимает в него ладонь. Бронированные стекла замирают на полпути. Вода толчками втекает через щель на уровень. Она колышется – из глубин прибывает новая волна. Столпившиеся люди смотрят куда-то за спину Макса. Молчат, лишь отблески аварийного света суматошно пляшут по шлемам их костюмов.
Сейчас они поймут, ждет Макс.
Нейтрализаторы отрывисто стрекочут, выбивают из него дух. Пальцы соскальзывают с экрана блокировки, и щит смыкается. Волна разбивается о бронированное стекло; возвращается, подхватывает, крутит Макса. Знакомые руки обнимают его, тянут на дно, мимо оседающих плит и смазанных огней. Боль от ран утихает.
Становится легко. Повсюду искрится вода.
Макс улыбается и делает глубокий вдох.
100%
Последний «Ной» летит плавно. Спешить ему некуда – сменится три поколения, прежде чем он достигнет пункта назначения. Свет далекого солнца холодно серебрится на кайме иллюминатора; мимо в мертвой пустоте плывет полосатый бок Марса. Сама Земля уже не больше золотой горошины. Теряется во тьме, как детское воспоминание.
Койпер отрывается от вида за стеклом и трет уставшие глаза. На столе ровным светом горит экран панели, рядом посверкивает разбитая пластина подсоединенного к ней блокнота. Блокнот нашелся случайно, – когда Койпер отправлял скудные пожитки Садчих на переработку, – и оказался с весьма интересной начинкой. С письмом от Лу.
