недолго и с ума сойти.
— Согласен, — улыбнулся Алексей Дмитриевич. — А вы порекомендуйте ему медитации. Да-да, те самые, которые я вам показывал. Они отлично помогают.
— Правда? — удивился я. — А почему же...
К счастью, я вовремя прикусил язык, а Воронцов не заметил моей оговорки.
— Видите ли, гипноз — это очень древняя техника, — воодушевлённо говорил он. — И давно известно, что одни люди легко поддаются гипнозу, а другие — с большим трудом. Если коротко — это зависит от того, насколько уравновешена нервная система человека. Уличный гипнотизёр прежде, чем войти в контакт, сначала выбивает жертву из равновесия. А медитации отлично помогают его удерживать. И ещё...
— Внимательно слушаю, — кивнул я.
— Если жертва заранее знает о гипнозе и не хочет ему поддаваться — даже у самого сильного гипнотизёра ничего не выйдет. Ведь гипноз строится на доверии жертвы. Если его нет — то и гипнотический контакт невозможен.
Воронцов задумчиво почесал бровь.
— Разве что страх... но это к делу не относится.
— Значит, моему знакомому достаточно проявить немножко недоверия к незнакомцам, и бояться нечего?
— В общем и целом — именно так, — подтвердил Алексей Дмитриевич.
Я испытал небывалое облегчение и с трудом скрыл его от Воронцова.
— Спасибо, Алексей Дмитриевич! А знаете что? Может быть, я выступлю перед ребятами прямо сейчас? Вон их сколько здесь? И не станем откладывать на завтра.
— Почему бы и нет? Только дайте мне минут сорок, чтобы собрать всех остальных желающих. А мы с вами пока можем попить чаю у меня в кабинете.
* * *
В воскресенье мы с Катей поехали на озеро. Весь остаток недели я пропадал на базе. Кормил и выгуливал собак, которые потихоньку привыкали ко мне. Проверял лодки и вёсла, выкосил вымахавшую за месяц траву. На следующей неделе Тимофеев обещал привезти комплекты свежего белья и краску, чтобы к сезону выкрасить домик базы.
Солдаты приезжали ежедневно, и уже подвели оба домика под крыши и поставили стропила из пахучих сосновых жердей. Доски для кровли перевезли через озеро на лодках. Плавать пришлось трижды.
— Проложить бы дорогу по берегу, — деловито сказал Володя. — Ты поговори с генералом, Андрюха! Здесь работы — на пару дней, не больше.
— Подумаю, — усмехнулся я.
Но самое главное, что я успел сделать — очистил бывший дом Жмыхина от всех следов пребывания прежних хозяев. Утвари набралось чуть ли не на машину. Всё это добро аккуратно погрузили в кузов «ЗИЛа» и увезли в военный городок, где теперь жила Жмыхина.
А я с тряпкой в руках целый день намывал голые полы и стены. Теперь дом стоял пустой и чистый.
— Здесь ты и будешь жить? — спросила Катя, осторожно заглядывая внутрь.
— Да, — улыбнулся я.
— Но здесь же ничего нет! Только печка.
— Ничего, обживусь помаленьку. Матрас раздобуду, а стол и кровать самому сколотить можно.
— Ни телевизора, ни приёмника. Не боишься заскучать?
— Скучать некогда, — улыбнулся я. — Больше времени останется на занятия.
— Это верно, — серьёзно кивнула Катя. — Не передумал ещё переводиться?
Я покачал головой.
— Нет, не передумал. Мне здесь нравится.
— Мне тоже. Только людей нет.
— Ничего, это только на сезон. К зиме вернусь в Черёмуховку, поближе к людям. Ну, пойдём — покажу тебе озеро!
Я отвязал лодку, запрыгнул в неё и подал руку Кате. Усадил её на корме, а сам сел на вёсла.
— Только не торопись, ладно? — попросила Катя. — Я хочу всё-всё посмотреть.
Лодка медленно раздвигала носом тёмную воду. Я грёб почти бесшумно, изредка показывая Кате то нависшее над водой дерево, то подводную корягу, похожую на затаившегося крокодила. Один раз перегнулся через борт и сорвал отцветающую кувшинку на длинном толстом стебле.
— Это тебе!
— Спасибо!
Катя прижала мокрую кувшинку к груди и вдруг воскликнула.
— Смотри! Какие большие птицы! Кто это?
Из-за упавшей в воду старой берёзы один за другим выплывали серые гуси. Потревоженные Катиным криком, они загоготали, побежали по воде, оставляя за собой короткие бурлящие дорожки, и вдруг сорвались ввысь, полетели!
На лету гуси выстраивались в привычный клин. Я пересчитал их: один, два, три... семь! Все.
— Смотри, летят! Летят!
— Батя, да это же совсем недолго! Ну, что ты, как маленький, в самом деле? Ведь не один же пойдёшь — все вместе. Я специально для этого из Черёмуховки приехал, день подгадал, чтобы ты выходной был!
— Отстань, Андрюха! Не хватало ещё в такую даль переться! Я в этой поликлинике полдня потеряю. А мне патроны заряжать надо — вот-вот сезон откроется.
— Так весь вечер твой! Зарядишь, сколько надо. Я тебе помогу.
— Спасибо, помощничек! Как-нибудь сам справлюсь. Вам блажь в голову стукнула — вы и идите. А я дома останусь.
Отец, как большинство мужчин, терпеть не мог больниц. И уговорить его сходить в поликлинику, чтобы сделать анализ крови, стало почти невыполнимой задачей. Чтобы заманить его туда, пришлось разработать целую операцию.
Мне повезло — у нас в Волхове не было отдельного онкологического центра. Врач вёл приём прямо в поликлинике. Я пришёл за два часа и терпеливо сидел в конце длинного коридора, не обращая внимания на суету возле других кабинетов. По странной случайности, возле кабинета онколога никого не было.
Врач оказалась полной женщиной за пятьдесят. Безразмерный белый халат туго обтягивал её огромные бёдра, на ногах были надеты домашние шлёпанцы. Подойдя к кабинету, она достала из кармана ключ и посмотрела на меня.
— Ну, чего сидишь? Заходи, — тяжело дыша, сказала она. После подъёма по лестнице врача мучила одышка.
Я проскользнул за ней в кабинет. Женщина опустилась на стул с металлическими ножками. Стул жалобно заскрипел.
— Давай направление.
— У меня нет.
Она достала платок и, не глядя на меня, вытерла мощную шею. Несколько раз взмахнула платком перед лицом и тоскливо посмотрела в окно, за которым шумели пыльные тополя.
— А чего пришёл?
В нескольких словах я объяснил ей суть дела.
— Сперва к терапевту идите, — лениво сказала женщина. — Если направление даст — тогда ко мне.
— Да не пойдёт мой отец к терапевту, — сказал я, ощущая полнейшее бессилие. — Я его кровь-то сдать еле уговорил. Мне бы только
