— Что вы полагаете главной ударной силой в современной армии?
— Если подходить строго, то маловажных компонентов не существует вообще. Но есть более важные, есть и менее. Коль скоро речь идет об обороне, то тут приоритетную роль играют артиллерия, в том числе зенитная, а также авиация, которая противостоит как бомбардировщикам, так и штурмовикам, а также воздушным разведчикам. Если речь идет о наступательных операциях, то наиболее важными подразделения снабжения, хотя это не ударная сила. Ею являются танковые войска. Мощные танковые клинья, взламывающие оборону на всю глубину и дающие возможность окружить опорные пункты противника — вот сильнейшее средство.
— Об артиллерии мы уже слышали. Что вы запланировали в части танковых подразделений, товарищ Александров?
— В основном то же самое: основные изменения в организации и тактике. Требуют значительного усиления ремонтные подразделения. В них нужно ввести службу эвакуации подбитой техники с поля боя с целью не только повторного введения ее в строй, но и анализа ее слабых мест. Столь же важна проблема взаимодействия танков, артиллерии и пехоты. Из боевого опыта следует, что танки без поддержки пехоты теряют огромную долю своей ударной силы ввиду их неизбежной уязвимости от противодействия обученных и, главное, храбрых пехотинцев — а такие у японцев имеются. Иначе говоря, нам понадобится грамотный младший командный состав. Что же до переделок в танках — тут наиболее существенны рации, это обязательно. Для танков БТ-5 и БТ-7 имеет полный смысл отказаться от возможности их применения в качестве автострадных танков. Гораздо важнее усиленная броня, выдерживающая попадание снарядов тридцатисемимиллиметровых пушек. Для достижения этих целей вполне достаточно снять "гитару" — это устройство, позволяющее переключаться на автострадный режим — и за счет облегчения конструкции наварить на лобовую броню дополнительные экраны. Разумеется, понадобятся расчеты и испытания. И, что существенно: все мною изложено, расписано в подробностях вот в этих предложениях.
Из ничего возникли две переплетенные стопки бумаги с отпечатанной на ней текстом.
— Это вам… это вам… если нужно большее количество экземпляров, то мне на раз-два.
Свою бумажную стопку Берия спрятал в портфель с явным намерением изучить позже. Видимо, такое же побуждение двигало Сталиным, который отодвинул рукопись на край стола.
После этого последовал вопрос хозяина кабинета, который показался матрикатору наиболее важным:
— Это все, что вы имели доложить?
Поскольку вопрос ожидался, то и ответ был подготвлен заренее.
— Нет, не все. Я подал список предложений, товарищи. Ваше дело его рассмотреть. Эти предложения могут быть приняты полностью, частично или отвергнуты в целом. В первых двух случаях, полагаю, меня не только поставят в известность, но также вызовут для обсуждения того, как именно эти предложения надлежит выполнить. Само собой понятно, что вы и только вы решаете, кого именно из руководства привлечь к обсуждению. В кадровые вопросы я буду лезть только по вашему приказу. Однако имею личные просьбы.
Неудовольствие Сталина можно было лишь почувствовать, не увидеть. Рославлев его и не увидел.
— Изложите.
— Первая: никому из тех, кто будет обсуждать мои предложения, не следует знать о моем происхождении. Слишком велика вероятность утечки информации. Думаю, товарищ Берия не откажет в создании какой-то легенды для моей особы.
При этих словах пришелец глянул в сторону наркома. Тот остался бесстрастным — видимо, не был уверен в реакции Хозяина.
— Вторая моя просьба состоит вот в чем. По возможности не назначайте меня ни на какие государственные посты.
Судя по голосу Сталина, тот был недоволен ответом.
— Вы хотите уменьшить свою долю ответственности, товарищ Александров?
— Нет, я хочу по возможности уменьшить ограничения в своей работе.
На этот раз вождь открыто выразил удивление:
— Как может высокая государственная или партийная должность ограничить ваши возможности? Скорее наоборот.
Рославлев мысленно улыбнулся. Этот вариант им также рассматривался.
— Могу привести пример. Скажем, назначите вы меня замнаркома авиационной промышленности. И как только я вздумаю что-то предоставить морякам, тут же последует окрик: "С какой стати ты, легкокрылый, вмешиваешься не в свое дело? Лети-ка отсюда, да побыстрее." А если это будет партийная должность, то будет активное неприятие предложений партийца военными и и флотскими товарищами. Но и тут решать вам.
В разговор вмешался Берия. Рославлев успел подумать, что, видимо, он уловил настроение вождя.
— Надо полагать, товарищ Странник, — при этих словах Сталин чуть заметно усмехнулся, — у вас есть какие-то наметки и на эту тему. Изложите их. У нас появится основа для решения.
— Вы полностью правы, товарищ нарком, такие наметки есть, и они продиктованы объективными обстоятельствами. Мне понадобится команда вот для каких целей. Когда речь идет о матрикации, и то требуются склады, транспортные средства и все такое. Но если дело дойдет до производства, то здесь уж без активных помощников просто не обойтись. Приведу пример. Взять тот пистолет-пулемет, который я вам показывал, товарищ Берия. Надо будет связываться с оружейником, передать ему комплект документации и образцы, объяснить задание в тонкостях. Если рации — это кто-то должен ехать на Фрязинский завод, захватив с собой опять же документацию, образцы элементной базы. Ездить по предприятиям — это мне время терять. То есть нужны полномочные исполнители. А для меня — некая гражданская должность, но с мощной бумагой, дающей широкие полномочия, или же это должно быть высокое воинское звание — на уровне коринженера, не меньше. Как вариант возможно звание в системе НКВД. Думаю, последнее лучше; ваш наркомат уважают, товарищ Берия. В случае вопросов смогу сослаться на данные или образцы, что добыты вашей разведкой. Но я недостаточно хорошо разбираюсь в должностях и званиях, чтобы давать прямые рекомендации. Вы, товарищи, сделаете это лучше меня. Подробный план — вот он. Два экземпляра, как видите.
Сталин и Берия обменялись быстрыми взглядами.
— И последнее дело. К сожалению, оно не терпит отлагательства. Прошу прощения, что влезаю не в свою епархию, но Валерий Павлович Чкалов не должен погибнуть: слишком он значимая фигура. А это произойдет, если не вмешаться, пятнадцатого декабря. Причина: отказ сырого двигателя М-87 при испытаниях истребителя И-180. Поликарпов не виноват: он-то был против полета и не дал на него визу. Думаю, тут могу помочь. У меня на складе есть этот двигатель, доведенный до ума; посадочные места такие же, переставить его — работа на полдня, и того-то много. Вторая значимая катастрофа, которую хочу предотвратить: гибель спарки, которую будут пилотировать комбриг Серов и майор Осипенко. Причина: грубейшие ошибки Серова в пилотировании. Осипенко, по-видимому, просто не успела перехватить управление…
Именно в этот момент в глазах Сталина что-то такое мелькнуло. Инженер решил, что угадал причину, но, конечно, же, не остановился в докладе:
— …и, по моему мнению, предотвратить эту ошибку вполне возможно. Разумеется, для этого понадобятся те самые полномочия, о которых я уже говорил, иначе комбриг просто не станет меня слушать. И придется сильно изменить систему подготовки летчиков. Для этого понадобятся технические средства, которые я могу предоставить…
Последовало перечисление.
Сталин чуть помедлил с ответом.
— Можно согласиться с вашим мнением, товарищ Александров, что положение с аварийностью в авиации совершенно неудовлетворительное, — вождь говорил с совершенно непроницаемым лицом. — В частности, поддерживаем вашу высокую оценку личности товарища Чкалова и те меры, которые вы предложили по предотвращению изложенных вами событий. Однако…
Последнее слово в устах начальства никогда не было любимым у подчиненных. Рославлев был полностью солидарен с коллегами по этому вопросу.
