попытки, но результат того стоит. Качество полученных фотографий изумительное.
— Это ведь не бесплатно? — отрывает взгляд Авдеева.
— Бесплатно вот, — пододвигаю ей стопку фотографий.
По-прежнему отличных, но уже совсем не таких привлекательных, как раньше.
— Денег нет, — поджимает губы Авдеева.
— Ну мам⁈ — её дочь готова расплакаться.
— Правда, нет, — злится мать, — только за свадьбу вашу расплатилась. Один стол, знаешь, вошёл во сколько⁈ То, купи, это купи! О таком, вообще, заранее предупреждать надо! — это она мне.
— Я не спешу, — говорю, — потом заберёте, когда деньги будут.
— Мам! Хочешь, мы с Анатолием тебе телевизор вернём⁈
Мнение Анатолия при этом не спрашивается. Хотя подозреваю, он решительно против.
— Можно и без денег, — останавливаю едва не вспыхнувший скандал.
— Это как? — уточняет Авдеева.
— Мне кровельное железо нужно, — говорю, — крышу дома покрыть. Ремонт начали, а крыть нечем… а скоро дожди…
— Шустрый, — качает она головой. — Ты знаешь, сколько железо стоит?
— Так, я оплачу, — предлагаю, — мне только выписать надо.
— А что Молчанов твой не выпишет? — спрашивает она.
— Я Молчанову свадьбу дочки не снимал, — отвечаю.
— И вряд ли придётся, — фыркает Авдеева.
Кажется, репутация нашего первого секретаря бежит впереди него. Оставшаяся в областном центре супруга ему популярности точно не прибавляет. В СССР ценятся крепкие семьи.
— Матери уже десять лет починить крышу обещают, — показываю, что я не пижон и не стяжатель, — и только завтраками кормят. Приходится самому вертеться.
— Там не меньше трёхсот рублей выйдет, — предупреждает Авдеева, — оплатить придётся.
Триста рублей, это не восемьсот. Сумма большая, но посильная. Радостно киваю. Авдеева явно удивлена наличием таких средств у фотографа-нищеброда.
— Тут немного, — поясняю, — тут чуть-чуть. Курочка по зёрнышку.
— Переходил бы ты к нам в район работать, — говорит вдруг она.
— В газету? — удивляюсь.
— Нет, в Дом Быта, — поясняет.
— У вас там что, никто не работает?
— Работает один, — морщится она, — но толку от него, как от козла молока. С больничных не вылезает.
Шабашит коллега. Ситуация мне знакомая. Официальную работу терять нельзя, а неофициальная выгоднее. Вот и вертится фотограф, как белка в колесе, подсовывая работодателям больничные.
Интересно, где он шабашки в Телепене нашёл? Интересно было бы узнать, особенно если Авдеева знакомству поспособствует.
— Уйти не могу, — качаю головой, — слово дал начальству, что пять лет отработаю. А вот разово помочь — всегда рад. На взаимовыгодной основе.
— Завтра на работу ко мне зайди, — говорит Авдеева. — Там всё и решим. Книгу можешь оставить, я тоже человек слова.
* * *
Еду домой, вспоминая сегодняшний разговор с Леман. Я застал её уже уходящей из «Универмага» и показывал книгу прямо на улице. Стоя возле лавочки на длинной аллее, укрытой от солнца старыми липами. Заскочил к ней перед встречей с Авдеевой. Обещал ведь.
— Ты где такое подсмотрел? — спросила Леман.
— Сам придумал, — говорю, — нравится?
— Любая невеста за такое душу отдаст, — качает она головой.
— А в день свадьбы денег ни на что не жалко, — продолжаю её мысль.
— Кто ты такой, Альберт Ветров? — она поднимает на меня глаза.
— Гений, Людмила Прокофьевна, — отвечаю, — обыкновенный гений, опередивший время.
— Да, ну тебя, — смеётся Леман. — Ты ещё на Ленинскую премию с этим выдвинься.
Она отдаёт мне книгу, стискивая её так, словно не хочет расставаться. Женщины любят красивые вещи. А красивые женщины — вдвойне.
Вид разобранной крыши больше не пугает. Скоро это дурацкое приключение закончится.
Из прибитого к калитке почтового ящика торчит бумажный уголок. На газету не похож, телеграмму должны вручать лично в руки. Вытаскиваю буроватый лист скверной бумаги, из которой делают официальные бланки.
Повестка. Гражданину Альберту Ветрову надлежит явиться в райотдел УВД. В милицию.
Взглянув на повестку, я поначалу туплю. Если бы я понадобился капитану Грибову, он или Колю Степанова за мной прислал бы, или нашёл другой способ пригласить. Менее официальный. Чего бумагу переводить?
Только вчитавшись внимательнее, я понимаю, что она пришла не от местных правоохранителей, а из Белоколодецка.
Меня вызывают для дачи свидетельских показаний в тот самый райотдел, где как-то подержали в обезьяннике. Очевидно, с места сдвинулось дело алкоголика и дебошира Виталика Терентьева, фотографа из областной газеты. Надеюсь, что бывшего фотографа.
Дата стоит послезавтрашняя, так что я, получается, даже заранее предупреждён. Я даже рад этому обстоятельству, поскольку в глубине души начал предполагать, что дело замнут. Получается, нет.
Заодно с Кэт повидаюсь, и с её родителем тоже. А если Игнатов снова взбеленится, повестку ему в нос ткну. Мол не воду мутить прибыл в областной центр, а исключительно по велению властей.
От мысли, что дела движутся, хотя и медленно, но во всех направлениях, я просыпаюсь с чувством невероятного душевного подъёма. В такие дни кажется, что всё у тебя получается, и нет никакой силы, что способна твоё движение остановить.
Выйдя из калитки, встречаю «старшаков», не спеша бредущих ломать мне крышу.
— Серёга, а тебе восемнадцать есть? — спрашиваю первого, осенённый внезапной идеей.
— Издеваешься? — обижается «слон», — мне двадцатник стукнул. Осенью стукнет, точнее.
— А паспорт у тебя есть?
Серёга неуверенно хлопает себя по карманам. Времена на дворе стоят не те, когда приходилось всё время таскать с собой заветный документ, чтобы не загреметь «до выяснения личности».
— Из всей компании паспорт оказывается только у Толика, парня с бородкой, того самого, кто раньше работал в стройотряде. Я прихватываю его с собой, и мы вместе доходим до сельпо.
Поход на базу — тот ещё квест. Будет очень обидно, если у меня с собой не окажется нужных предметов для общения с ключевыми персонажами. А некоторые из этих предметов продают исключительно совершеннолетним.
Затарившись, мы с Женькой седлаем верный мопед и едем в Телепень.
Райком в Телепене меня удивляет. Планировкой это здание похоже на сотни других, разбросанных по всей России. Те же белые колонны, лепнина и приземисто-скучный вид.
Но выкрашено оно не традиционной жёлто-коричневой охрой, а в несерьёзный, можно даже сказать легкомысленный розовый цвет. Из за этого райком напоминает маленький, пафосный оперный театр.
По лестнице, покрытой истёртой ковровой дорожкой, поднимаемся на второй этаж. Все серьёзные начальники сидят на верхнем этаже. Это даже дети знают. По табличкам ищем кабинет Авдеевой.
Неладное я подозреваю ещё на подходе. Из двери вылетает мужик в очках и рубашке с коротким рукавом, с растёкшимися подмышками пятнами пота. Одной трясущейся рукой он прижимает к груди папку с бумагами, второй извлекает из кармана носовой платок и промакивает им лоб.
— Ведьма, — говорит мужик, — кикимора.
Облегчив душу, мужик опасливо оглядывается и быстрой походкой удаляется в сторону лестницы.
— Нам туда! — безошибочно определяю я.
Секретарша Авдеевой напоминает дурно сделанную копию со своей начальницы. Такой же волевой подбородок, плотно сжатые губы и высокая причёска, залитая лаком.
Только над внешностью руководительницы потрудился скульптор, в юности
