Что предлагаете, с учетом моего видения проблемы бунта на Юге Урала, как существенной. Или нужно время для размышлений?
— Я уже думал, Ваше Величество. Могу говорить в присутствии Савелия Даниловича? — сказал Шешковский.
— А что, господин Грановский еще не всех шпионов выловил? Думаете, что российский министр внутренних дел работает на Фридриха, или Австрию? — попытался я пошутить, но понял, что такой юмор не нравится никому, впрочем, и мне тоже.
— Как Вам, Ваше Величество, известно, у Вас есть двойник, — после небольшой паузы, понизив голос, начал говорить глава Тайной канцелярии. — Он обучен присущим Вам манерам, поведению, схож внешне.
— Вы еще и глаз ему выкололи! Знаю! Излагайте саму идею, хотя я уже догадываюсь, к чему именно Вы клоните, — перебил я Шешковского.
— Да, государь, народ хочет видеть императора, так вот он и будет. В Самаре, или в Оренбурге ждать будет своего братца Иоанна Антоновича. Тому нужно либо приехать, либо усомниться в том, что сам государь пожаловал. Тогда, уверен, обязательно, прибудет посольство и выявит, что император настоящий. Я, простите, Ваше Величество, сам порой хочу поклоны отбивать, при виде того человека, столь схожего с Вами, — Шешковский улыбнулся.
— Значит так, Савелий Данилович, — шутливо, но при том с нотками беспокойства обратился я к министру внутренних дел. — Нам нужно с Вами придумать кодовые слова, чтобы кто-то не попробовал заменить меня на этого двойника.
— Ваше Величество, и в мыслях не было! — бухнулся на колени Шешковский.
— Были бы мысли, Степан Иванович, было бы уже нечем думать. Я верю Вам, понимаю, что двойник создан для того, чтобы запутать следы моего пребывания, что Вы беспокоитесь за мою безопасность в поездке в Кенигсберг. Но вместе с тем, использование похожего на меня человека претит мне, — сказал я.
Шешковский, как только было принято решение устроить встречу с Фридрихом тет-а-тет, предложил запутать следы и максимально усложнить задачу кому бы то ни было в понимании ситуации. Никто не должен знать о нашей договоренности с Фридрихом. Поэтому, за лучшее, что бы я был на каком-нибудь мероприятии, к примеру, в Москве.
— Разобраться с лихоимцами и самозванцами нужно, как важно взять покрепче те уши, что торчат из башкирских степей. Нам нужны свидетельства того, что французы или англичане те, кто стоит за волнениями на юге Урала. Сколь в этом задействованы яицкие казаки, или оренбургские, может и сибирские? — я жестко посмотрел своим единственным глазом на Шешковского. — Копай, Степан Иванович. Это не только удар по нам, но и оправдание всех наших поступков и зеленых и перевертышей. Они нам наших людей, что воду баламутили у них в подбрюшьях, а мы им их злодеев предоставим.
Я говорил о тайных операция почти открыто, так как Померанцев был одним из тех, кто знал о готовящихся событиях во Франции и уже начавшихся в Ирландии. Савелий Данилович три года как подбирал, не самолично, конечно, информацию о людях, которые могли бы отправится во Францию и там сыграть на пользу России. Это, казалось, епархия Шешковского, однако, уже развитая система участковых, по крайней мере, в крупных городах, позволяет больше знать о людях, которые прибывают в города, или живут в них. Нам же нужны были люди авантюрного склада характера, при этом образованные, со знанием французского. И таких было немного, еще меньше было тех, кто готов заработать на опасном деле, но нашли более сотни исполнителей.
И теперь, для того, чтобы начать «качать» Францию, нужно было только одно, чтобы французы стали без всяких сомнений стали врагами. То, что французская эскадра была замечена на Мальте, еще ни о чем не говорило. После, когда мы оставили Иерусалим, французы, вместе с англичанами, да и генуэзцами, вошли в город. Но, опять же, из французского карабина не прозвучало ни одного выстрела в сторону русского человека. Теперь же, когда французский генерал де Апшон стал руководить теми штурмовыми волнами, что пока разбиваются о скалы нашей обороны, когда французские войска уже окропили свои клинки кровью русского солдата, сомнения отпали. Без каких-либо угрызений совести, я уже отдал приказ начинать операцию «перевертыш».
И пусть революции и не получится, скорее всего, французское общество пока не готово к таким радикальным переменам, но Людовик точно на время потеряет свою потенцию и меньше будет бегать в свой «Олений парк» и портить там красоток.
И что мне дался этот развратный парк? Зависть? Нужно сегодня пораньше отправиться в спальню, да Катьку с собой прихватить.
— Господа, действуйте! Вы, Савелий Данилович, передайте одну дивизию из корпуса внутренних войск в подчинение армейским. Да, чтобы там было в достатке штуцерных ружей. Вчера приходили сведения, что первая линия нашей обороны чуть было не прорвана французами. Так что необходимо заменить на передовой потрепанные полки. Резервы мы пока не используем. Подсобите! И организуйте усиленные вахты в столице. На излечение и восстановление придут озлобленные офицеры и солдаты, которые могут не сразу понять, что город — это не передовая, что здесь шалости караются, — давал я последние распоряжения, так как была запланирована еще одна аудиенция, точнее две совмещенных.
— Ваше Императорское Величество, по Вашей воле прибыл командующий русскими войсками, генерал-фельдмаршал Румянцев, — молодецки, в соответствии с новым Уставом 1758 года, представился Петр Александрович.
То же самое проделал и Спиридов. У меня даже немного уши заложило. Казалось, что эти два уже опытных, но все еще относительно молодых высших офицера, устроили соревнования, кто громче представится. Или крамола? Решили, чтобы император был не только одноглазым, но и оглох на одно ухо?
— Оглушили! — усмехнулся я и жестом пригласил садиться. — Итак, господа, завтра Вы оба отправляетесь на театры военных действий. Признаться, отпускать Вас не хотел, но понимаю, что нужно. Что имеете доложить?
Румянцев со Спиридовым устроили игру в гляделки.
— Генерал-фельдмаршал! — помог я определиться с очередностью.
— Ваше Величество, несмотря на то, что вчера был крайне тяжелый день и неприятель уже прорвал в одном месте нашу оборону, удары конницы смогли купировать прорыв и отбросить противника, который понес существенные потери, — начал доклад Румянцев с победных реляций.
— Наши потери? — остудил я слегка генерала.
— До двух тысяч, из которых восемь сотен безвозвратные, — уже менее уверенным тоном, произнес командующий.
— Много! — воскликнул я. — Это что там за побоище было? Или это так наши войска неумело оборонялись? Насколько я знаю, потери у нападающих должны быть больше, не зря же столько месяцев тратили средства на строительство линий.
— Так точно, Ваше Величество. Один полк французских мушкетеров перестал существовать вовсе. Его остатки сдались в плен. Так же достоверно известно еще о двух с половиной тысячах убитых солдат неприятеля, эти уже шведы, — докладывал Румянцев. — Генеральный штаб считает, что противник еще имеет силы наступать и будет делать это не менее, чем три дня. Предполагается, что придется оставить первую линию обороны и закрепится на второй, если не придет подкрепление и не сменит потрепанные полки. Общие потери наших войск с начала войны составили восемь тысяч четыреста человек.
Я промолчал. Уже проявил эмоцию, когда услышал цифры потерь только за вчера, достаточно. Императору не престало слезы лить. А империя не знает вовсе, что такое жалость. Но потери немалые.
Вот не понимаю я, откуда у шведов столько желания воевать? Да будь похожая ситуация в войне 1741–1743 годов, Швеция уже бы запросила мира, по крайней мере, перестала штурмовать укрепления, теряя при этом просто катастрофическое количество людей. Это так влияет присутствие союзников? Хотя и сами французы показывают высшую степень храбрости, граничащей с безрассудством. Достойный противник, но, хвала недальновидности министров Людовика, франков на финской земле не сильно много.
Но в любом случае, нужно еще неделю обождать, не начиная вторую фазу войны, с перехватом нами инициативы. Шведско-англо-французское войско должно не только получить ощутимые потери в живой силе, но и банально устать. Должны начаться хоть какие-то, но перебои с поставками провианта и фуража. Для этого на территорию Финляндии были посланы диверсионные группы. И тогда… А вот что это такое «тогда», нам расскажет генерал-адмирал.
— Ваше Императорское Величество. Балтийский флот готов к выполнению любых задач. Десантная операция, призванная
