все эти провинциальные светила выглядели крайне неубедительно. Москва, Ленинград, Новосибирск – вот там да, там наука кипит. А здесь, на отшибе страны… Так, булькает еле-еле.
И это не снобизм вовсе – сам ведь местный. Хоть и не коренной, но закоренелый. Ладно, брянский. Велика разница…
Я осмотрелся. Понаехали…
Мои противники на математическом ристалище – из девятых классов, как на подбор. Не спорю, в нашем возрасте и полгода имеют значение, но не в данном случае.
Я единственный изо всех юных дарований не носил очков, да и вообще, выглядел крепким и в меру упитанным. А эти… жертвы интегралов будто отсортированы – одинаково длинные, тощие, сутулые… Зато щеки, как у хомяков – накачанные. Ходят, зубрят…
Во-он тот мальчик-с-пальчик… из Спасска, кажется, тискает томик Фихтенгольца, и что-то проговаривает про себя, будто молится. Обряди его в рясу, да сунь в руки библию, выйдет инок. Мальчиш-Решиш.
Городских я опознавал влет – над ними кудахтали суетливые мамочки и настырные бабушки. А мы не местные…
Дверь в аудиторию распахнулась, и оттуда выглянул на удивление молодой человек с рыжей шкиперской бородкой.
– Заходим! – бодро воззвал он. – Заходим!
Я зашел первым. Привычного амфитеатра не наблюдалось, вокруг пускало эхо что-то вроде обширного школьного класса. Ну, и доска, как две в 8-м «А». Уровень. Левел.
Задания были очень четко и крупно выведены мелом, но я все равно устроился за первым столом – привычки отсаживаться на «камчатку» у меня по жизни не выработалось. Шпаргалки я не уважал, а тогда зачем? Вот тебе ручка, вот стопочка желтовато-белых, нетронутых листков…
– Начали! – резко скомандовал юный бородач, и по аудитории рассеялся общий выдох.
«Поехали…»
Задачу с квадратным трехчленом P(x) я решил быстро.
«Пусть d – абсцисса вершина параболы y = P(x), так что прямая x = d – ось симметрии параболы…»
Исписав полстраницы, я залихватски клюнул ручкой, чтобы шарик выставил жирную точку. Готово.
Та-ак… Что у нас дальше?
«Петя написал на доске десять натуральных чисел, среди которых нет двух равных. Известно, что из этих десяти чисел можно выбрать три числа, делящихся на 5. Также известно, что из написанных десяти чисел можно выбрать четыре числа, делящихся на 4. Может ли сумма всех написанных на доске чисел быть меньше 75?»
Может, может… Ненадолго задумавшись, я вписал пример: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 8, 10, 12, 20. В этом наборе три числа делятся на 5, четыре делятся на 4, а общая сумма равна семидесяти одному. Хотя… Чтобы заработать полных семь баллов, достаточно привести верный пример, а уж какие числа, да на что делятся… Это лишнее.
О, что-то интересненькое…
«В компании некоторые пары людей дружат (если A дружит с B, то и B дружит с A). Оказалось, что при любом выборе 101 человека из этой компании количество пар дружащих людей среди них нечётно. Найдите наибольшее возможное количество человек в такой компании».
Ага… А ведь тут не одно решение… Хм… Ну, в любом случае будем рассматривать граф дружб, в котором вершины – это люди в компании, а два человека соединены ребром, если они дружат…
Я замер, уставившись в доску и не видя ее. Зато внутри моего «Я» разворачивалось воображаемое пространство, где иглисто посверкивали вершины, а полупрозрачные грани острили лезвийные переломы. В сложной ребристой форме угадывалась причудливая гармония, хотя ухватить ее простецким взглядом не получалось – эфемерный кристалл тут же таял, колыхаясь, и застывал в иной полноте.
Помурыжив мозг, я остановился на вариации второго решения.
«Рассмотрим произвольные 102 вершины и индуцированный подграф на этих вершинах… пусть в нем k ребер. Угу… Выбрасывая произвольную вершину (скажем, степени d), получаем 101 вершину с нечетным количеством ребер k – d. Значит, степень вершины в нашем подграфе…»
Наверное, в этот момент мои зрачки остановились, походя на рисованные кукольные глазки. Математический транс…
Тело замирает, только бы не отвлекать маленькие серые клеточки шевелением и даже дыханием. А слабые токи так и шуруют под тонкой лобовой костью. Позванивают внатяг аксоны, синапсы жадно впитывают нейромедиаторы…
Юные извилины, загруженные «пожилыми» файлами, усердно трудятся, восхитительно гибкие – у них десятки лет впереди, прежде чем мышление закостенеет…
«В общем, степени всех 102 вершин имеют одну и ту же четность. Короче говоря… Короче говоря, либо граф – полный двудольный, либо объединение двух полных графов. А отсюда…»
Исписав лист, я внимательно проверил решения. Вроде, всё верно… Должно быть.
Олимпиадники пыхтели, скрючиваясь на стульях, и даже поджимая ноги. Они то строчили, покрывая бумагу нервными строчками цифр и символов, то отвердевали, диковато поводя глазами. В эти моменты их тоже уводило в иные измерения, где дыбился парадокс Банаха – Тарского, блистало рассеянье Рэлея, а горизонты туманили модулярные функции…
А сколько времени? Ого…
«Досиживать? А смысл?..»
Встав, я тихонько прошел к столу, за которым развалился рыжий «барбудос». Застывшая улыбочка и остекленевший взгляд – явные признаки, что человек барахтается в волнах исчислений.
Вздрогнув, бородач выпал обратно в реал, и пухлые губы зацепило смущением.
– Всё? – обронил он тихонько, на выдохе.
Я молча кивнул. Безуспешно морща гладкий лоб, рыжий внимательно проверил мои писульки. Пожевал губу, вернулся к написанному ранее, и вздернул брови.
– Восьмой класс? – его шепот был едва отличим от шелеста страниц.
Я развел руками. Да вот, мол, угораздило. Бородач кивнул, и неожиданно выставил большой палец: люкс!
* * *
А в городе творилось погодное непотребство. Студеный дождь, пролившийся ночью, уделал асфальт скользкой корочкой. Улицы превратились в катки, а спуски – в ледяные горки. И это при том, что во Владике сложно найти ровную дорогу – сплошь горы да пригорки.
Пешеходы испуганно корячились, напрягались истово, приседали, шаря руками в воздухе в неодолимом желании опуститься на карачки. То и дело ловя равновесие, люди взмахивали портфелями и сумками. Падали часто – смешно елозя, суча ногами в отчаянных попытках устоять… Бесполезно. Земное притяжение сговорилось с климатом…
Но я-то помнил о сегодняшнем коллапсе, и хорошенько подготовился – уложил в портфель зацепы на кожаных ремешках. Часа два мастерил. Зато…
Свои девайсы я затянул на ботинках прямо в фойе ДВНЦ – гардеробщица завистливо глянула мне вслед, победно клацающему по кафелю.
А на улице… По-моему, я один уверенно упирался в тротуар, предательски блестевший ледяной глазурью. Да и проезжая часть не лучше. Движение в этом времени и без того редкое, а нынче…
Вон бедная «Волга» безуспешно гальмует в попытке одолеть подъем, но лишь скатывается, причем, боком. Полный автобус, гремя цепями, медленно, неуверенно
