— Калимэра, кириэ Кириакос, а теперь, если вы знаете дорогу в этом бедламе, тогда давайте пойдем и сделаем это.
Грек пробормотал себе под нос:
— Вот за что я люблю русских — если вы решили что-то сделать, то не тратите много времени на лишние разговоры… — и достал из-за пазухи кремневый пистоль устрашающих размеров.
— Э, нет, господин Кириакос, — остановил я его, — так дело не пойдет. Спрячьте свою гаубицу. — Грек нехотя убрал пистолет. — Сделаем так. Вы входите, вежливо со всеми здороваетесь, ведь они вас знают, не так ли? — Кириакос хмуро кивнул. — Вот, тем лучше… А сразу за вами пойдут мои ребята, которые и поубивают всех на нашем пути. Надеюсь, среди слуг во дворце нет ваших друзей?
Грек отрицательно замотал лохматой головой:
— Кириакос не дружит с шакалами!
— Тем лучше, дорогой друг, тем лучше! — я кивнул своим ребятам: — Прикрывайте его!
Грек подобрал с земли большую плетеную корзину.
— И куда же вас отвести, господин полковник?
Я осмотрел своих ребят и усмехнулся.
— Лично меня сейчас интересует дорога к спальне султана. Ну что, начали!
— Был я один раз неподалеку от нее! — Кириакос глубоко вздохнул, ссутулился и засеменил с корзиной к двери кухни.
На стук из-за двери по-турецки отозвался недовольный голос:
— Кого это носит в такую рань? Что тебе надо, сын шайтана?
— Абдулла-эфенди, это я, Кириакос, — так же по-турецки ответил грек, — я, как всегда, принес свежую, только что пойманную барабульку на завтрак доброму падишаху Абдул-Гамиду, да пребудет с ним милость Всевышнего. Ты же знаешь, что эту рыбу разрешено есть только султану. И чем быстрее ты ее сделаешь, тем она будет вкуснее.
— Ты, как всегда, вовремя, старый плут, — дверь кухни распахнулась, и в проеме появился толстый турок с большим кухонным ножом в руке. — Проходи скорее, масло уже греется на плите.
Едва только Абдулла успел это сказать, как выступившая из-за спины Кириакоса черная тень нанесла страшный удар спецназовским ножом «Айсберг» прямо в сердце повару. Сильные руки аккуратно опустили недвижное тело на землю. Аскер, стоявший за поваром в проходе, уже раскрыл было рот, чтобы поднять тревогу, но тут что-то негромко хлопнуло, и на его широко выбритом лбу появилось красное пятнышко, будто там раздавили вишню.
Грек плюнул на труп повара.
— Ты прав, Абдулла, в аду уже раскалили масло и заждались черти. Туда тебе и дорога, собака!
Между тем мои люди, рассыпавшись по саду, методично и без шума вырезали внешнюю охрану на той части сада, которая прилегала непосредственно к дворцу. Никто из этих аскеров не должен был дожить до утра. Нам совершенно не нужны были живые турки.
Тем временем за греком внутрь кухни втянулся весь наш взвод. Кириакос был чем-то вроде универсальной отмычки, открывающей перед нами все двери. А рядом с ним шла смерть, бесшумная, скорая и неумолимая.
Кухня в Долмабахче располагалась на отшибе, чтобы запахи приготовляемой пищи не беспокоили обитателей дворца. Пройдя ее насквозь, мы снова вышли в сад, а оттуда уже беспрепятственно вошли в само здание дворца. Повара, аскеры, слуги, евнухи из гарема не спали. В эти предутренние часы дворец повелителя правоверных жил своей странной жизнью. Узкие коридоры были слабо освещены, где старинными свечками или масляными светильниками, где новомодными газовыми рожками. А мы шли через него, оставляя после себя трупы.
Перед высокими резными дверями Кириакос остановился и вполголоса сказал:
— Дальше жилая часть дворца, расположение комнат я там знаю плохо. Но султанская спальня должна быть где-то рядом, с окнами в сторону сада.
Он помолчал.
— Теперь-то я верю, что у вас все получится. За свою жизнь я повидал множество людей, которые мнили себя ужасными головорезами. Так вот, эти люди по сравнению с вами — как малые дети. Впервые увидев вас, я подумал, что вы порождения Сатаны, но потом понял, что вы из совсем другого воинства. Удачи вам, друзья, — старый грек по очереди перекрестил всю штурмовую группу, — и да хранят вас Иисус Христос и Матерь Божья.
— Эфхаристо, отец! — капитан Каргопольцев пожал руку Кириакоса. — Пусть Господь хранит тебя, твоих детей, внуков и правнуков. Пошли, ребята.
В полутьме коридоров и залов мы преодолели последние полсотни метров, отделяющие нас от покоев султана. Хвала всем святым — у нас пока получалось работать бесшумно, в основном ножами, и лишь иногда ВСС. Трупов мы, конечно, наворотили немерено, но на войне как на войне. Значит, не повезло тем, кто попался нам навстречу. Слава богу, моим парням не пришлось лезть в гарем. Убивать женщин — это еще та работа.
Я глянул на часы… До запланированного часа икс — еще семь минут. И нам оставалось совсем немного, чтобы приступить к главному — пленению его султанского величества Абдул-Гамида II. Вот мы, кажется, и пришли.
Короткий коридор, а в нем перед высокой резной дверью, украшенной бронзовыми накладками, на часах, опершись на ружья, кемарили два аскера. Увидев моих ребят, они спросонья широко раскрыли от удивления рты, наверное, подумав, что мы образы, навеянные им дурманом конопли, которую они тайком покуривали. Но это была последняя мысль в их жизни… Глухо щелкнули сдвоенные выстрелы ВСС, бритые лбы аскеров под фесками украсились карминными отметинами, и два безжизненных тела сползли по стене. Брякнуло упавшее ружье — эх, не успели мы его подхватить, как у второго стражника.
Я подошел к дверям султанской спальни. Прислушался… В покоях было тихо. «Светоч веры» и «тень Аллаха на земле», наверное, видел уже седьмой сон. Осторожно подергал дверь — заперто изнутри. Рядом со мной наш сапер быстро и умело раскатывал в ладонях колбаски пластида. Потом он стал лепить их на дверные петли и замок. Ловкие пальцы привычно вдавливали в упругую массу блестящие цилиндрики взрывателей. Выдохнув: «Готово!» — он отскочил за угол коридора. Мы последовали за ним. Взгляд на часы — время! И тут за стеной рвануло так, что показалось, будто весь этот проклятый дворец подпрыгнул на месте.
— Все, пора, рви! — махнул я рукой саперу. Массивная дверь в облаке пыли и дыма слетела с петель и рухнула внутрь спальни. Еще секунда, и в султанские покои полетела ручная светозвуковая граната «Факел-С»…
Стамбул, предрассветный час, дворец Долмабахче, спальня султана Абдул-Гамида II.
…Но султан Абдул-Гамид не спал. Устав за день от государственных забот, тридцатичетырехлетний владыка Османской империи никак не мог смежить усталые веки. Его мучили мрачные мысли. И главная мысль султана была: «Никому нельзя доверять!»
