Прогнав еще троих браконьеров поленившихся прикрыться даже самой затрапезной бумажкой на право лова, он, наконец, смог найти того, кого столь тщательно искал. Старый рыбак, судя по его продубившейся коже, и матерый браконьер, о чем свидетельствовала неплохая двухмачтовая шхуна европейского образца, заработать на которую простому японцу можно было лишь десятилетиями незаконного промысла, с ненавистью смотрел на стоявших перед ним русских пограничников.
Уже дважды ему приходилось сталкиваться с представителями русских властей, но первый раз его лишь прогнали с разрабатываемого участка, и он просто-напросто переместился на другой, а второй раз уже они сами прогнали русских, объединившись с командой другой шхуны. Те русские были вежливыми и слабыми, они не решились пускать в ход силу. Эти же были совсем другими. Никакой вежливости, лишь официальный язык и демонстрация силы. Так в его стране общались со всеми остальными воины. И пусть реставрация Мейдзи сильно ограничила роль самураев в обществе, старые самурайские рода все еще представляли из себя весьма сильную оппозицию действующему политическому строю. Да и сам Кавагути Озу успел застать времена, когда при встрече с самураем любой крестьянин или рыбак обязан был склониться, если у него, конечно, не было желания узнать насколько остр и крепок клинок воина. И вот сейчас ему приходилось общаться не с мелким трусливым чиновником, а с воином. Да и сопровождавшие своего командира матросы выглядели бывалыми людьми, способными при необходимости воспользоваться находящимися в их руках винтовками.
Игра в непонимание, которую он сперва попытался играть, оказалась полностью разрушена появлением подле русского командира молоденького японца, оказавшегося переводчиком. Причем, было видно, что даже он косится на своего работодателя с заметным страхом и одновременно немалым уважением.
Выслушав перевод требований этих северных варваров, старый рыбак очень хотел послать их куда подальше, но просто не смог себя заставить выдавить из себя необходимые слова. Уж очень хотелось жить. И потому на некоторое время воцарилась тишина, прерываемая разве что шумом волн, да гудением всевозможного гнуса. Однако, игра в молчанку очень скоро наскучила русскому, и тот лишь пожал плечами, да кивнул своим матросам на экипаж шхуны. Тут же шестеро здоровяков кинулись вязать их по рукам и ногам, подавляя малейшее сопротивление прикладами винтовок. В лоб же схватившегося за разделочный нож старшего сына Озу уже через секунду смотрел черный зрачок револьверного ствола.
— Я служил на «Полярном лисе», уважаемые. — совершенно ровным голосом произнес Лушков, держа на мушке самого резвого из японцев, — Слышали о таком корабле?
— Слышали. — выслушав лепетание переводчика, понуро опустил голову старик. Хоть правительство и пыталось всячески скрывать от населения потери армии и флота в войне с Империей Цин, слухи о бесчинствующем рейдере весьма скоро просочились в народ. И в первую очередь, что было естественно, прознали о нем моряки и рыбаки.
— Вот и отлично. Отойдемте в сторонку, уважаемый. Есть разговор. — указав рукой на борт «Лисенка», Лушков весьма ловко сам перебрался на его палубу и дождавшись, когда старый японец не менее ловко, не смотря на возраст, последовал его примеру, отошел на самый край кормы. — Знаете, что это за корабль? — он похлопал по леерному ограждению, дождавшись, когда к ним подтянется не столь расторопный переводчик.
— Не имею возможности знать. — обведя взглядом пограничный крейсер, пожал плечами японец, — Раньше не видел.
— Это бывший миноносец Японского Императорского Флота, чей командир оказался настолько глуп, что встал на нашем пути. — спокойно и даже несколько лениво произнес Лушков, — Теперь он принадлежит нам.
— Моя шхуна тоже теперь принадлежит вам? — сохраняя равнодушное выражение лица, в отличие от не сумевшего справиться со своими эмоциями переводчика, поинтересовался Кавагути.
— По закону, да. — коротко кивнул Лушков, — А по другому закону, вы и все ваши матросы следующие пять лет должны будете провести на каторге.
— Никогда раньше такого не было! — тут же встрепенулся старый браконьер.
— Не было. — согласился с ним отставной офицер, — Но не потому что не существовало таких законов, а потому что некому было притворять их в жизнь. Начиная с этого года, все изменилось. Понимаете, что это означает для вас и вашей семьи? — подождав минуту и не услышав в ответ ни единого звука, Лушков продолжил подготавливать клиента к деловой части разговора, — Понимаете. — сам же ответил он за своего собеседника, — Это хорошо. С понятливыми людьми завсегда легче найти общий язык.
— Что вы хотите? — наконец отмер японец.
— Сотрудничества. — натянув на лицо легкую улыбку, коротко пояснил Лушков. — Не желаете стать нашим торговым партнером?
— Я простой рыбак, а не купец. Что я могу знать в торге? — слегка опешил Озу.
— Какой улов вы обычно вывозите на своей шхуне домой? — проигнорировав вопрос своего собеседника, поинтересовался в ответ Лушков.
— Не менее трехсот пятидесяти коку за рейс. — не стал скрывать грузоподъемность своей шхуны Озу. К тому же, находившийся перед ним русский капитан и сам, скорее всего, уже смог оценить ее характеристики.
— Это, стало быть, поболее пятидесяти тонн. Хм. Неплохой улов, не так ли?
— Хороший улов. — согласился старый рыбак.
— У ваших берегов такого уже не выловишь. — утвердительно произнес Лушков.
— Так и есть.
— Рыбу сами продаете или сдаете купцу?
— Семья продает. Веками рыбу ловили и продавали.
— Потомственное дело — вещь хорошая. — согласно кивнул капитан пограничного крейсера. — Желаете его продолжать?
— Желаю. — внимательно посмотрев на своего собеседника, произнес Озу, уже подсчитывая в уме, сколько откупных с него в будущем потребуют, попадись он снова этому русскому.
— А в десять раз большее количество рыбы сбыть сможете? — совершенно неожиданно для рыбака поинтересовался его собеседник.
— Нет. Сам не смогу. — слегка опешил старый браконьер.
— Плохо. — сокрушительно покачал головой Лушков.
— А откуда столько рыбы? — все же поинтересовался у задумавшегося русского капитана старик Озу. Все же большая часть его коллег по промыслу могли похвастаться куда более скромными судами и соответственно уловом, так что озвученная русским цифра равнялась общему улову двух десятков команд.
— Наши пароходы смогут доставлять со следующего года. Даже самый малый из них берет на борт в десять раз больше вашей шхуны. Но во Владивостоке столько рыбы не надо, а везти на другой конец света — в Европу, слишком долго. Куда легче продать улов у вас в Японии или в Китае. — бросив взгляд на реку, он продолжил, — Берега наши богаты и рыбой и морским зверем. А вот порядку не было. Именно поэтому ваши шхуны могли спокойно промышлять у наших берегов. Впрочем, не только ваши. Американцы, голландцы, канадцы тоже сильно безобразничали, без счета выбивая морских зверей. Теперь трижды подумают, прежде чем вновь показаться у наших берегов.
