Потом был следующий день, похожий на предыдущий, потом другой, третий.... Их удачный лов был, конечно, замечен другими рыбаками и на третий день возле островка плавало более 10 лодок, но с хорошей добычей оказались опять одни они. Гвидо просто распирало от самодовольства.... На берегу его обступили рыбаки с целью узнать его секрет, но он только задирал вверх подбородок, ухмылялся и охлопывал соседей по спинам: мол, уметь надо рыбачить-то....
В тот вечер Сашке не спалось, и он стал слоняться возле дома без цели. Проходя мимо окна комнаты Паолы он вдруг услышал приглушенные мужской и женский голоса, причем в женском присутствовала яростная интонация. Среди незнакомых слов его ухо выхватило знакомые: "бамбини" и "дева Мария".... Потом послышалось яростное мужское ругательство и финальное хлопанье дверью. "Гвидо приходил, видимо, за "любовью" и получил отлуп" - рассудил Сашка. То, что этот старый козел "теребит" свою вдовую сноху, он успел понять - не желая понимать Паолу, уступившую этим домогательствам. Узнав эту постыдную тайну, Сашка как-то подувял в своем эротическом стремлении к Паоле - что, в принципе, было и хорошо (для его жизни в этом доме), но и горьковато. Теперь же он разулыбался и пошел спать с легкой душой. А под утро ему был презент: эротический сон с участием Паолы.
Глава двадцать пятая. Розовая пасха в городке Боза.
Наутро Гвидо был в явном раздражении, что проявлялось в виде мрачных взглядов, бросаемых им как на Паолу, так и на приблудного лягушатника ("Вот истинный виновник вчерашнего бунта ранее покладистой снохи!"), а также швырков, рывков, сопения, молчания и т. д. Лишь находка Сашкой подводного рифа, густо заселенного иглокожими, вновь оживила одержимого наживой рыбака, который попытался сделать к рифу и второй рейс за день - но Алекс проявил строптивость и потыкал пальцами в свои красные глаза: нельзя, устали occhi.... (Конечно, было можно, но на фиг, на фиг!). Тогда Гвидо придумал другую работу (починку старых, давно не использующихся сетей) - лишь бы не дать этой сладкой парочке ворковать на пару под видом изучения языка.
Сашка же обурел и стал совмещать приятное с бесполезным, то есть в процессе починки сетей продолжать расспросы Паолы на темы "что есть что" и "как это что употреблять". Гвидо оборвал их раз, другой, Сашка же продолжал борзеть (полагая, что основной добытчик вправе вести себя самостоятельно); в итоге Гвидо бросил сеть и ушел в дом. Ну и слава богу - не так ли, Паола? У Паолы было, видимо, другое мнение, но Сашка лопотал итальяноподобную галиматью, улыбался, корчил рожи, жестикулировал, рисовал на песке фигурки в разных позах и говорил "sei tu" и "ancora tu" ("это ты" и "опять ты"). Молодая женщина смотрела на него вопросительно или недоуменно, потом скептически, саркастически, иронически, снисходительно и, наконец, заулыбалась и даже засмеялась однажды. После чего стала учить забавного раноччио уже с энтузиазмом. К вечеру сеть была починена наполовину, а общение Сашки с Паолой стало похоже на примитивную, но беседу. Ужинать их позвала дочка Паолы, Розина - самая старательная помощница бабушки Марии.
Прошло еще несколько дней (Паола совсем сдружилась с Алексом), как вдруг настал день Пасхи роз, в связи с которой почти все население поселка отправилось в соседний городок, Бозу, - естественно, на лодках с парусом. Паола взяла с собой Розину и настояла, чтобы поехал Алекс. "Там нахальные парни, - напомнила она Гвидо. - При виде Алекса они будут поскромнее". Старая Мария осталась дома вместе с шустриком Джованни.
Отправились ранним утром, чтобы успеть к обеденной мессе, и караван лодок из Анчио растянулся на целый километр. Через несколько часов вошли в устье реки Темо и, поднявшись по ней километров на 5, завидели город, вытянувшийся по обоим берегам реки. В центре города реку пересекал каменный мост, выходящий как раз к собору. У моста и приткнули лодки анчийцы. Городок состоял из разноцветных, но однотипных каменных домиков высотой в 3-4 этажа, накрытых уплощенными крышами из красной черепицы. "Немецкие городки повеселее будут - констатировал привередливый Сашка. - А собор вообще низенький и простенький - как туда такая прорва людей войдет?"
По улицам к собору, действительно, шли непрерывные вереницы принаряженных горожан, а также окрестных селян. Присоединились к ним и анчийцы, которых теперь показалось совсем немного. Однако собор города Боза имел секрет: невеликий снаружи, он оказался внутри довольно просторным, вместив всех своих прихожан. Сесть анчийцам на скамьи, конечно, не удалось, но места стоячие им достались не у самого выхода. Гвидо встал рядом с Паолой, которая была одета в праздничный сардинский наряд: темная юбка в сборку до пят, белая рубашка с длинными рукавами, красный вязаный жилетик символических размеров, белый платок на голове, а на ногах - деревянные башмачки. Наряд вполне стандартный, но выглядела она как пава, так что многие мужчины и парни на нее поглядывали. Сашка встал сзади хозяев, а Розину (наряд которой копировал одежду матери) поставили впереди Паолы. Она тотчас стала вертеться, пытаясь разглядеть, что делается у алтаря, и Сашка проявил инициативу: взял ее на руки. Девочка, получившая великолепный обзор да еще мягкое место, совершенно успокоилась и прикорнула к груди добросердечного великана. От Паолы Сашка тоже удостоился благодарного взгляда, а от Гвидо опять мрачного.
О мессе распространяться вряд ли стоит: попы лицедействуют везде одинаково. Единственной неожиданностью для Сашки оказалось осыпанье прихожан из-под купола лепестками роз. Наконец, отзвучали последние торжественные речи и завывания, и ревностные католики потянулись к выходу, кропя себя и своих близких святой водой из стоящей перед выходом чаши. Вдруг руки Сашки коснулись мокрые пальцы - то Паола явила ему свою приязнь. Он растерялся и, вместо ответного кропления, ей поклонился. Она улыбнулась и тоже чуть склонила голову.
После мессы анчийцы дружно поспешили в давно облюбованную тратторию: выпить вина и смачно пообедать. Гвидо вдруг оставил общество Паолы и подсел к компании, состоявшей из одних рыбаков. Паола же скорешилась с деревенскими товарками, но Алекса не забыла, потянув за собой. Сашка покосился на анчийских мужичков, с которыми ему уже доводилось перемолвливаться, но никто места за своим столом ему не предложил. "Горите вы синим пламенем! - обозлился Сашка. - Придется идти к бабам, по местным понятиям позориться".
В женской компании он, как мы знаем, никогда не терялся: в этот раз ему не хватало слов, но он успешно компенсировал их жестами, ужимками и смехом. Бабенки стали все чаще шутить именно с ним, а потом потрагивать, поглаживать, ухватывать - так что Паола начала всерьез сердиться на его излишнюю веселость. (Когда пришла пора расчета с хозяевами, Сашка осознал, что денег-то у него нет, но Паола за него заплатила).
