Ну не знали они, что лучше бы
Под татарами "полежать",
И Сусанин, поляками мученый,
Не хотел им Москву показать.
А французы — какая радость,
Научили б, как надо любить!
Но Кутузов устроил "гадость",
Приказал всю Москву запалить!
Приходили в Россию немцы.
"— Матка! Яйки, брот, молоко!".
Не понравились нам чужеземцы
Хоть и жили недалеко.
Столько клиник сегодня по городу,
" — Пять минут — ваше тело с концом!"
Только женщинам, видно отроду
Никогда не бывать отцом.
А отец завещает сыну
Свою Родину защищать.
Я с альбома карточку выну,
Вот он Дед, вот Отец, вот Мать…
Видно хватит мне с вами ругаться,
Есть проблема и надо решать!
Нам не гоже сегодня пугаться,
Своей слабостью мир потешать!
Не слепой я и четко вижу,
"Эта" армия нам не нужна!
А какая? Какую надо?
Вот, высказывайся страна…
ВИТЯ НОВИЦКИЙ
Витя Новицкий жил в городе Новороссийске, в доме на Октябрьской площади. Этот старинный дом-башня нравился Вите. Из окон его квартиры хорошо была видна не только площадь, но и школа, в которой он учился, отсюда открывался вид на окрестные улицы.
Мальчик рано осиротел. Своих родителей не помнил. Его приютила семья Михаила Ивановича Новицкого, в которой было ещё двое детей.
Витя очень любил свой город, Черное море, пионерский отряд.
…Шел июль 1941 года. Фронт был далеко. Но в Новороссийске уже многое напоминало о войне. Приемный отец Вити ушел на фронт. Вестей от него не было. Мать, Мария Петровна, стала строже и молчаливее. Витя старался во всем ей помогать.
Весной 1942 года, никого не предупредив, Витя неожиданно исчез из дому. Вернулся через три месяца, раненый осколком снаряда в ногу. Матери рассказал, что убегал на фронт, был под Керчью, в самом пекле сражений.
Враг наступал на Новороссийск. Линия фронта приближалась. Фашистские самолеты бомбили город, расстреливали с воздуха мирных жителей.
И вот на окраинах Новороссийска появились вражеские танки. Советские воины отстаивали каждую улицу, каждый дом.
Когда начались бои в городе, Мария Петровна вместе с детьми перебралась из своей квартиры в подвал одного из соседних домов. Но Витя не пошел с ними. Он остался в покинутой жителями башне и помогал нашим матросам устанавливать пулемет на втором этаже, подносил патроны и гранаты. В башне их было трое: два пулеметчика и Витя. Шестеро матросов с затонувшего под Новороссийском эсминца "Бдительный" находились недалеко от дома.
8 сентября 1942 года эта маленькая группа бойцов беспрерывно отбивала атаки фашистов. И когда оба пулеметчика и матросы были убиты, к пулемету перебрался Витя. Несколько раз Витя, оставив пулемет, выбегал на крыльцо башни и бросал гранаты.
Днем немецкие танки, развернувшись со стороны улицы Горького, стали расстреливать башню прямой наводкой. Но Витя продолжал борьбу.
Фашистам все же удалось проникнуть в башню. И они зверски расправились с Витей: облили его бензином, подожгли и сбросили ещё живого горящего мальчишку на мостовую…
Указом Президиума Верховного Совета СССР Витя Новицкий награжден орденом Отечественной войны посмертно.
Имя Вити Новицкого занесено в Книгу Почета Всесоюзной пионерской организации имени В. И. Ленина. Его именем назван теплоход. В Новороссийске и Волгореченске Костромской области именем Вити Новицкого названы улицы.
6. ОРЛИНЫЕ КРЫЛЬЯ
Нет. Ни дробинки не скользнуло мимо,
А сердце — и орлиное ранимо.
Орёл упал. Но… лишь у дальних скал.
Чтоб враг не видел.
Не торжествовал.
Ф. Искандер.
Тимка, по своей вечной привычке держа гитару на коленях, напевал нарочито хрипло:
— Как на сколе льда сидит черный гриф,
Сиплым голосом материт Весну.
Как мою ладонь жжет каленый гриф.
Пой до одури, дурак, приструнив струну,
Да хмельной отвар пей до донышка, -
Может, что-нибудь и пригрезится.
Покати шаром — красным солнышком,
Завернись клубком — белым месяцем,
Беспредельная Весна!
Сведены счета, взведены курки.
В полынье — полынь. Головам пустым
Отдавая честь, раздавай долги.
Вместо Вечного Огня — только Вечный Дым…
А на посту солдат спит кошмарным сном:
По нему опять пушки бьют "отбой".
Связки связаны в горле злым узлом,
Не до песен им теперь. А ты возьми да спой,
Беспредельная Весна! (1.)
— Сбацал бы что повеселей, — сказал тоскливо Сашка Радько. Тимка изобразил первые три такта "Мурки", потом поставил гитару на носок ботинка, крутнул и сказал:
— Йупс! Заценили?
Ангар вяло поаплодировал.
Начало августа прокатилось по нашим местам чудовищной жарой. Такой, что на любом металле, достаточно долго пробывшем на солнце, можно было жарить яичницу, чем многие и занимались.
Если честно, я опасался, что нас "записали в казаки" для проформы и будут мариновать в станице под предлогом: "Ждите приказа!" По-моему, после того, как отхлынула эйфория, остальные боялись того же.
Где там. Не знаю, к добру или к худу, но мариновать нас не было возможности. И было не до угрызений совести по поводу нашего возраста. Враг ломился вдоль рек на север с упорством, честное слово, достойным на мой взгляд лучшего применения. Северный фронт вёл контрнаступление и почти дошёл до Элисты. У нас дела, как видим, были похуже.
Впрочем, не у нас лично. Нам-то как раз прислали ещё три "грифа" (один даже новенький) вместо наших сгоревшей и разбитой вдрызг машин (+ одну как бонус), подтвердили все самоприсвоенные звания и, довооружив-перевооружив, подчинили 1-му полку фронтовой авиации, куда входило всякое-разное типа терских мотопланеров и парапланов (настоящих), Як-52 и "антошек", переделанных под лёгкие бомбардировщики и штурмовики. в общем, в этой каше и мы смотрелись вполне прилично. Да и наша
___________________________________________________________________________________________________________________
— Стихи А. Земскова.
Восстановленное оружие и прочие самопальные ракеты ушли в прошлое. В наземке теперь служили старшие ребята, которым, правда, было поперёк подчиняться Борьке — но куда денешься, не игрушки… А окончательно я понял, что мы — воюем, когда нас перестали привлекать на работы и возле нашего аэродрома установили и замаскировали три спаренные ЗУ-шки и один расчёт "иголки" — все алексеевские.
Наши раненые лежали в госпитале. Женька получил какие-то внутренние разрывы от пули, а у Андрюшки при малейшем резком движении голова начинала кружиться и из носа шла кровь. Ясно было, что они встанут не скоро (и будут ли летать вообще?), поэтому мы перетасовали номера. Димка Опришко в мат разругался с Колькой, который наотрез отказался перевести его в лётный состав, и вообще было много мелких кусалок, прежде чем всё утряслось.
