И передал небольшой пакет "подсмотренной" информации. На тот момент мемохарб был изрядно занят сразу двумя потоками своего сознания, так что не придал особого значения чёрному веселью писателя. Потому что сам подивился полученным картинкам: изрядно пьяный Хрущёв, хлопая в ладоши, заставлял плясать перед собой нескольких типов, одетых в костюмы с галстуками. Под пение гуцульского хора, звучащего с пластинки патефона, те наяривали нечто в виде лезгинки. Красные, потные, задыхающиеся танцоры в самом деле ничего кроме смеха не вызывали у нормального человека.
Разве что вопрос возникал: "С какой стати эти холуи так унижаются?"
Наверное, вопрос передался по связи соратнику, потому что он со смешком объяснил:
"А это так сам Никитка обычно пляшет на посиделках у вождя! Веселит тамошнюю компанию и самого товарища Сталина от всей души, а тому очень нравится подобный темперамент главного украинца. Хе-хе! У моральных уродов — и развлечения соответствующие. Любят пресмыкающихся и угождающих им гадов!"
Ничего нового в характере и отношениях большинства людишек Киллайду не открылось, поэтому он вернулся к своим делам.
Тогда как Лётчик, всё доводил и доводил умение создания иллюзий до относительного совершенства, придавая им колорит, глубину, пугающую естественность, и даже некое звуковое сопровождение. Также удачно происходила трансформация образов из одного в другой. То есть та же бабочка могла увеличиться до размеров коня с крыльями и оказаться на самом деле птеродактилем. В том числе у старого шутника великолепно стало получаться перемещение создаваемых ужастиков на громадные расстояние и наложение их на иные объекты. Талантище, чего уж там!
Но когда управление страшилками стало получаться дистанционно, чёрный юмор их создателя шагнул на совершенно иной уровень. И нельзя сказать, что первые шуточки смотрелись безобидными. Первой жертвой стал секретарь референт Хрущёва, этакий рыхлый престарелый толстяк, который танцевать не умел, в силу слишком коротких ног. Зато пил, жрал и провозглашал тосты в три горла — за троих. В какой-то момент толстяк покинул застолье по естественным нуждам и, оббивая все стенки плечами, подался в уборную. Вот в ней его и встретило жуткое чудовище, с пастью как у крокодила, и вознамерилось откусить несчастному пьянице голову. От охватившего его ужаса, секретарь взвыл умирающим волком, обделался сразу по большому и по маленькому, и потерял сознание.
Веселящаяся компания поначалу не заметила потери бойца. Зато на звериный рёв со стороны туалета, сбежались работники гостиницы и вооружённая охрана. Кривя носами от омерзительных запахов, они вначале долго присматривались к лежащему на пороге телу, пока не удостоверились, что объект всё-таки жив. Как и осознали, что толстяк скорей всего мертвецки пьян. А что с такими свиньями делать? И вроде как свинья-то непростая!
Ну доложили Никите Сергеевичу, ну вышел он с несколькими прихлебателями, ну глянул на референта. Ну поржал минут пять, когда понял в каком состоянии его подчинённый чинуша. Зато потом только и распорядился:
— Оттащите его в душевую! Пусть сам моется, когда в себя придёт! — да и отправился вновь к столу, приговаривая, под смешки собутыльников: — Совсем Терешка слабаком стал! И двух литров не выпил, а уже с ног свалился. Пора менять на более стойкого. Гы-гы-гы!
Зря он так рано списал своего секретаря со счётов. Толстяк быстро очухался в прохладной душевой, стал себя ощупывать, всё ещё содрогаясь от пережитого недавно ужаса. И на удивление крепкой психикой стал убеждать себя, что зубастое чудовище ему просто приснилось. Уже и пиджак снял с галстуком, взялся за ремень брюк, но тут… Всё то же чудовище вновь взрыкнуло со спины. А потом и пасть открыло, собираясь вкусно перекусить.
И хоть в первый раз чиновник сломался, на второй раз опыт канцелярской работы и очевидца всяких гадостей, ему помог устоять на ногах. Ещё и ноги ему не отказали, настолько придав такое ускорение телу, что то остановилось лишь в момент соприкосновения со столом, вокруг которого восседала вся компания главного украинца. Вот там Терешка и заорал с выпученными глазами, бледный как мел, и размахивая в стороны руками:
— Там!.. Чудовище!.. Пасть — во!.. Зубы — во! Скользкое! Вонючее!.. Агромаднейшее!..
Вот тут уже товарищ Хрущёв взбеленился не на шутку:
— Пошёл вон! Вонючее… чудовище!.. Тварь, гадкая!.. Весь аппетит испортил!..
Это он ещё не знал, что у него отныне испортится не только аппетит.
16 глава
Тогда как Лётчик продолжил свои издевательства, всё больше и больше входя в азарт.
Никита Сергеевич отправился спать в препаршивейшем настроении:
"Никак допился Терешка до белой горячки! — рассуждал он, уже укладываясь в кровать. — И что абсурдно: не черти ему примерещились, а некое Чудо-юдо, с пастью крокодила. А ведь какой всегда стойкий боец был… Да и с делами справлялся на отлично. И надо же так обгадиться по всем параметрам?.. Фу! Мерзость!"
Но не успел толком одеялом накрыться и выключит лампу на тумбочке, как буквально окаменел и затаил дыхание от чудесного зрелища. Откуда-то из угла комнаты появилась практически обнажённая девушка, обворожительной красоты. Потому что прозрачная вуаль вместо юбки, никак не входила в категорию одежды. Двигалась она настолько плавно, что это выглядело нереальным, словно плыла по воздуху. И вот эта девушка, с томным, призывным даже при таком освещении взглядом, приблизилась к кровати, наклонилась над Никитой, и прильнула с поцелуем к его раскрытому от удивления рту.
Честно говоря, товарищ Хрущёв никогда бабником не был. Пусть и не считался однолюбом. Но при виде такой прелестницы у него на короткое время перемкнуло что-то в мозгах, что и позволило инициировать даме поцелуй. Только вот и поцелуй оказался всего лишь жуткой прелюдией к ужасному, премерзкому ощущению. Ошарашенный мужчина не сразу-то и понял, что он не целуется на самом деле, а к нему в рот заползает нечто гадостное, вонючее и ядовитое.
Конечно, старый большевик, соратник и ученик Сталина, чего только не испытал и не насмотрелся в своей жизни (по его рассказам). И гнусную нищету шахтёрского бытия перенёс, и унижения лямки пастуха, и голод-холод становления фабричным работником. Туда же добавились расстрелы тридцатых годов, когда партийцы жестоко убивали друг друга в пыточных подвалах, возводя при этом напраслину друг на друга. И в войну такое кровавое месиво встречал и лично разгребал, что давно выработал в себе чувство равнодушия к самым омерзительным вещам и событиям. И брезгливым он не мог быть по умолчанию.
Но тут его накрыло основательно. Тело выгнулось дугой. Сознание частично померкло. Волна удушья заполнила внутренности. Возникло непроизвольное чувство рвоты и настойчивое желание организма очиститься от всего лишнего, выпитого, съеденного и вдыхаемого. И особенно очиститься от того, что проникло в горло вместо сладкого поцелуя.
Не успев вскочить с кровати, Никита выплеснул из себя тугой фонтан чудесной закуски и дорогой выпивки, употреблённых во время недавнего застолья. Загадил при этом сразу половину спального номера. А потом и все остальное испачкал, не в силах удержаться от обильной рвоты. Но если первые минуты никаких иных звуков, кроме хрипа и мычания не издавал, то когда его стало рвать жёлчью, сподобился на первые призывы о помощи.
Зов услышали. Друг за другом в спальню стали вваливаться телохранители первого секретаря Украины, его прихлебатели и собутыльники. И почти каждый, кто успевал рассмотреть обстановку и понять причину вони и непритязательного вида своего патрона, тут же выскакивал с исказившимся лицом наружу. Редкостное зрелище их изрядно напугало, хотя мысленно при этом каждый восклицал примерно одинаковое: "Наклюкалась, лысая свинья?!". Но вот выпученные излишне глаза Хрущёва, заставили кого-то подумать о другой версии и воскликнуть:
