дуэтом.
— Сообразим на троих! — строго подняла палец Браилова, и мило улыбнулась.
Вечер того же дня
Около границы Актюбинской и Оренбургской областей
Скорый поезд долго мчал по унылой, безрадостной степи, и вот, наконец, земная кора стала горбиться возвышенностями, дальними подступами к Уральскому хребту.
А Призрак Медведя увидал зиму — бесконечный, уходящий за горизонт снежный покров, сверкавший под ясным небом, отливавший синевой в тени или стерильно белевший, когда вышнюю лазурь затягивали облака.
Даже в темноте наносы смутно отсвечивали…
Мензис включил свет, и окно превратилось в плохое зеркало, отразившие плацкартные удобства. Мануэль с Франсуа, занимавшие боковые места напротив, подсели поближе, а Джерри с Жосленом разлеглись на верхних полках.
— Готовимся, — забубнил Клегг, поглядывая на узкий проход. — Держите документы, — он протянул Чаку бэушный конверт, набитый корочками. — Здесь трудовая книжка — без нее не примут на работу. У тебя тут удостоверение горнорабочего, Ашир, и права. Можно будет водителем устроиться…
Раздав всем по набору, Мензис хлопнул себя по коленям.
— Значит так. В Москве снимем квартиру, всё по-честному чтоб. Нам с милицией связываться ни к чему. Адрес есть. А потом надо будет разделиться. Двое останутся со мной, — Клегг кивнул на верхние полки, — а Ион с Тынисом и Аширом выедут… — он сбавил голос. — Ну, как бы на разведку. Я правильно поделил?
Мануэль с Франсуа молча кивнули — с Чарли они сработались, тот вообще никого не напрягал. Убить мог запросто, а выеживаться… Не его стиль.
— Ехать всей толпой — значит, вызвать подозрения, — продолжал бубнить Мензис. — А вы осмотритесь. Но крайне осторожно. Там есть поселочек один, Нижние Дубки называется. С одной стороны… э-э… коллективная ферма… М-м… Вспомнил! Колхоз называется. Можно на нем… м-м… в нем работу найти. Или на заводике — это еще ближе к объекту — канализация оттуда к заводским очистным подведена. Рядом всё. Ну, на месте разберетесь. И еще…
Клегг вынул из сумки плоские коробочки, чуть больше пачки сигарет «Столичные», с маленьким окошком индикатора и выпуклыми кнопками.
— Это — радиофоны. «Моторола» пробовала что-то подобное выпустить, но уж больно громоздко выходит. Берите, будете на связи. Сюда, — англичанин стукнул пальцем по плашке с блестящими буквами «VEF», — особую карточку засовывают. Я их уже вставил, они на вас зарегистрированы. Сейчас… Так… Вот это — твой…
Призрак Медведя взял в руку радиофон, прикидывая вес. Легкий совсем… Prigoditsya v hozyastve.
По коридорчику прошаркал древний, сгорбившийся под грузом лет аксакал в полосатом халате и засмальцованной тюбетейке. К груди он прижимал комплект постельного белья.
— Стелимся, — обронил Мензис, и снял с третьей полки свернутый матрас. — Поздно уже.
Чак кивнул, дожидаясь, когда же погаснет свет. Покряхтев, повозившись, Клегг улегся. Нашарил выключатель, и щелкнул, убавляя ясность.
За стеклом снова расстелились снежные просторы, вдали сливавшиеся с чернотой ночи. А ближе к путям вздымались и опадали сугробы. Желтые квадраты отсветов скользили по белесому насту, словно догоняя состав.
Призрак Медведя сонно моргнул. Вытянулся поверх одеяла, не раздеваясь, лишь стащив дырявые носки, и закрыл глаза.
Его отец погиб в Вундед-Ни, вместе с дядей матери, Красным Волком. Тот, наверное, за всю жизнь слов меньше сказал, чем уместится на одной странице, таким молчаливым был. Их обоих расстреляли с вертолета. Красного Волка выпотрошили очередью, перебив хребет, а отцу разворотили грудь.
Деда его, Бьющую Птицу, убили бандиты — отомстили за смерть своего главаря, чей рыжий скальп украсил поводья дедушкина боевого коня. И как его внуку прикажете относиться к бледнолицым?
И только на вьетнамской войне, случайно пересекшись с русскими летчиками, Призрак Медведя понял, что не все белые — мерзавцы, что суть человечья не в окрасе кожи. А в цвете знамени.
Над Белым домом вьется полосатый флаг, усыпанный звездами по числу земель, отнятых у предков Чака. А вот над колоссальным пространством, где затерялся их поезд, реет красный стяг.
В нем смешаны пролитая кровь героев, краски заката и утренней зари, гордое братство и радость побед.
«…И оттенок моей собственной шкуры!» — наметил индеец улыбку.
Суббота, 29 декабря. Позднее утро
Московская область, объект «В», п/я 1410
— Баланс энергии… — затянула Лена вибрировавшим голосом. — Нет-нет, всё нормально!
Я кивнул, немного играя с параметрами — малость «раскрою веер» пучка, чуток усилю напряженность поля…
Силовые линии на экране, нарисованные простенькой графикой, «дышали», изображая узкогорлую воронку — ритмично или хаотично вздрагивали, то стягивая главный канал фазовыми пережатиями, то наоборот, некрасиво вздуваясь, как питон, заглотивший добычу.
«Работает!» — я хлопнул в ладоши и крепко потер их. Красота!
В кругу подставки влажнел «кубик» китового мяса, темно-красный со светлыми прожилками. Баба Валя — стряпуха бывалая, она сноровисто перемалывала китятину, щедро добавляя луку и сала, и ничего так, котлетки выходили…
«Опять нутро заговорило…» — усмехнулся я. Ну да, обед скоро. Организм жра-атеньки желает…
«Если с «кубиками» всё пройдет штатно, — мелькнуло в голове, — можно отправлять в будущее первого хрононавта. Мышь белую. Нет, лучше сказать: "Мыш". Мужик, все-таки…»
Звонок радиофона сбил меня с мысли, и я раздраженно ответил, зажимая «ВЭФ» между ухом и плечом:
— Да! Слушаю!
— Э-э… Здрасте! — прянул скрипучий голосок.
— Вы, что ли, Игорь Иванович?
— Я, я! Со своего звоню, вы не думайте чего! — заспешил абонент. — Тут мой сосед ведет себя подозрительно…
— А конкретней? — жестом я показал Лене: «Без меня!», и отошел к окну.
— Так это еще с прошлого месяца тянется, — охотно поведал бдительный пенсионер. — Вечером как-то, выхожу во двор. Гляжу, а сосед лыжи в охапку — и к лесу! Я удивился, помню. Ну, чего там делать, спрашивается? Скоро совсем стемнеет! А он вернулся, в потемках уже, весь в снегу — и с рюкзачком. Да думаю, он и в лес со своим «сидором» поперся, я просто внимания не обратил… Ну, вот…
Я быстро взошел по пандусу, и
