Мы спокойно летели и перекрикивались с пилотом через специальное устройство. Удовольствие еще то. Поэтому через некоторое время, почти сорвав голосовые связки, заставил его надеть радиопередатчик, который я ему всучил перед полетом. Он сначала отнекивался и требовал соблюдения режима радиомолчания, но после лекции о системах кодирования с плавающей частотой немного успокоился. Да и прибор ночного видения произвел на него впечатление. Мы с ним даже познакомились: Матвей Иволгин, пилот специального авиаотряда НКВД. По его словам, сейчас мы летели на небольшой, спешно организованный недалеко от линии фронта аэродром, южнее Рославля, на котором нас должны будут заправить горючим. Дальше наш путь лежал до фронтового аэродрома под Вязьмой, где ожидал уже военно-транспортный самолет, который и доставит меня в Москву.
Но меня заинтересовало местоположение этого аэродрома. Как я помнил, под Рославлем, если еще не начались, то в скором времени начнутся тяжелые бои. Но Матвей успокоил — это поле, вполне пригодное для посадки и взлета самолета его класса, и охрана там выставлена из бойцов полка НКВД.
Вот за таким, почти нормальным времяпрепровождением мы подлетели к аэродрому подскока. После набора высоты издалека были видны огни, показывающие в темноте местоположение посадочной полосы.
Но, подлетев ближе, при заходе на посадку, нам открылась совершенно другая картина. Вместо костров, указывающих место и направление приземления, на поле горели несколько автомобилей и были видны вспышки выстрелов и взрывов. Делая пролет над полем, удалось разглядеть немецкие танки и бронетранспортеры в сопровождении пехоты, которые отжимали от леса редкую цепочку бойцов НКВД.
Я во всю силу закричал:
— Быстро уходи.
Но Иволгин сам все понял, резко накренил самолет влево и стал уходить в сторону леса с набором высоты. С земли в сторону самолета потянулись трассирующие очереди зенитных пулеметов и автоматических пушек. Самолет затрясся от многочисленных попаданий. По нам сразу стали работать не меньше пяти-шести точек. С края поля ударил луч прожектора. Он скользнул по самолету, но пилот вовремя успел свалить самолет вниз и нырнуть в спасительную темноту.
Двигатель резко сменил звук, и через некоторое время окончательно заглох.
За время непродолжительного планирования Иволгину, благодаря прибору ночного видения, удалось рассмотреть в лесу небольшую прогалину, на которую он смог посадить самолет с первого захода. Перед падением я успел крикнуть: «Береги прибор» и сорвал с головы «ночник», чтоб не повредить при посадке глаза. Когда коснулись земли, самолет подпрыгнул и, с хрустом подмяв молодую поросль, врезался в деревья. Сильный удар в грудь выбил весь воздух из легких. Не в силах вздохнуть, я целую минуту хрипел от дикой боли, пытаясь восстановить дыхание. Отойдя от удара, первой моей мыслью было покинуть самолет и убежать на порядочное расстояние, взрыв может произойти в любую минуту. Но больше на автомате, нежели по велению души, стал выкидывать из самолета свои вещи и оружие, после чего перелез вперед и попытался вытащить пилота. Это оказалось не таким простым занятием, он был пристегнут, и пришлось повозиться и помахать ножиком, освобождая его от удерживающих лямок. Особенно меня интересовали радиостанция и прибор ночного видения. Радиостанцию нашел рядом с Иволгиным, она сорвалась с пояса, утянув с собой гарнитуру, и упала под сиденье. А вот прибор ночного видения я с трудом вытащил из его руки. Видимо, перед ударом он успел сорвать устройство с головы. Меня спас бронежилет, принявший на себя удар, а вот Иволгину не повезло. Судя по его состоянию, он получил сильное сотрясение мозга и возможно повредил грудную клетку, но времени проводить диагностику не было.
До рассвета оставалось полтора часа, поэтому необходимо срочно покинуть место посадки, хотя я сомневался, что в условиях ожесточенных боев кто-то будет гоняться за экипажем деревянного самолета-разведчика. Но была гаденькая мысль, не дающая покоя, что весь этот цирк был устроен в нашу честь.
Вытащил из подвешенного сигарообразного контейнера остальные свои вещи, стал стаскивать все на расстояние метров шестидесяти от самолета. Самое трудное было дотащить туда Иволгина, ведь и меня тоже неслабо приложило. Очень спасал «ночник», иначе бы не раз упал или бы вообще потерялся.
Минут через двадцать, когда отошел от удара и смог достаточно вдумчиво оценить ситуацию, стал собираться в дорогу. Естественно, ничего высокотехнологичного оставлять в самолете нельзя было. Поэтому вернулся и еще раз все облазил, проверяя, не забыл ли чего. Оставалось решить, как тащить на себе пилота и свои вещи.
Срезав несколько ветвей, сделал что-то типа волокуш, на которые погрузил Иволгина и привязал к нему свои вещи и часть оружия. Автомат приготовил для стрельбы и повесил так, чтоб в любой момент им мог воспользоваться. Упаковку с принтерной бумагой пришлось распотрошить, одну пачку взять с собой, а все остальное прикопать в лесу.
Рассвет нас застал на расстоянии двух километров от места посадки. Со стороны, откуда мы прилетели, все еще была слышна канонада. К счастью, самолет так и не загорелся и тем самым не выдал места нашего падения.
По предварительным прикидкам, мы упали где-то в районе Рославля. В нашей истории немцы здесь окружат группу войск 28-й армии, и потом, после ее разгрома, мой старый знакомый Гудериан совершит свой знаменитый поворот 2-й танковой группой на юг, для разгрома группы войск Юго-Западного фронта. Мое вмешательство уже в некоторой степени изменило сроки и расстановку сил, поэтому расчет положения наших войск, в зависимости от даты, уже не подходит. Единственным плюсом в такой ситуации было то, что немцы совершали прорывы мобильными частями, поэтому на начальном этапе, сплошной линии фронта не было. Это давало возможность просочиться в расположение советских частей с меньшим риском.
Исходя из рассказа Иволгина, в районе Смоленска уже окружена крупная группировка советских войск в составе 16-й и 20-й армий, и позавчера началось контрнаступление по освобождению оказавшихся в кольце частей Красной Армии.
Прежде чем лететь, естественно, я работал в нашем вычислительном центре и собирал информацию по обстановке на фронтах. То, что мое вмешательство сместило сроки наступления немцев на неделю, не многое поменяло, и знание истории не сильно помогло советскому руководству.
Оперативная группа генерал-лейтенанта Качалова, наступающая со стороны Рославля, как и в нашей истории, столкнулась с частями 9-го армейского корпуса. Наступление было остановлено, и после обходных ударов 24-го механизированного корпуса пять дивизий так же оказались в котле в районе Рославля. Вот сейчас мы как раз и находимся возле линии фронта, где группа войск 28-й армии генерал-лейтенанта Качалова пытается пробиться из окружения. В реальной истории они вырваться так и не смогли. Сам Качалов погиб в танке при попытке прорыва из окружения.
