Красивая женщина, много моложе его матери, работала у стола. Поверх длинного платья из серой шерсти в полоску – белый хлопковый фартук. Темные волосы скручены в тугой узел и заправлены под черную косынку. Прищурив темно-карие глаза, женщина раскатала на гладкой мраморной доске длинную полосу пасты. Мурлыкая под нос какую-то мелодию, она взяла короткий нож и стала вырезать из теста маленькие звездочки, не замечая, что Чиро наблюдает за ней. Длинные пальцы уверенно двигались, ловко управляясь с ножом. Вскоре на доске выросла груда крошечных кусочков пасты. Чиро решил, что все женщины прекрасны, ну разве что кроме старух вроде сестры Доменики.
– Кораллини?[3] – спросил Чиро.
Молодая женщина подняла взгляд и улыбнулась маленькому мальчику в слишком просторной одежде.
– Стеллине[4], – поправила она, показав ему кусочек теста в форме звездочки. Затем сгребла все звездочки и высыпала их в большую чашу.
– Что ты делаешь?
– Готовлю запеченный заварной крем.
– А пахнет пирогом.
– Это масло и мускатный орех. Заварной крем лучше пирога. Он такой вкусный, что ангелы слетают со своих насестов, чтобы его попробовать. По крайней мере, я так говорю другим сестрам. Ты из-за запаха проголодался?
– Я и до него был голодный.
Женщина рассмеялась.
– Ты кто?
– А ты кто? – прищурился он.
– Сестра Тереза.
– Простите, сестра. Но вы… вы выглядите как девочка. Вы не похожи на монашку.
– Я не ношу облачение, когда готовлю. Как тебя зовут?
– Чиро Август Ладзари, – гордо произнес он.
– Громкое имя. Ты римский император?
– Нет. – Чиро вспомнил, что разговаривает с монахиней. – Сестра.
– Сколько тебе лет?
– Десять. Но я крупный для своего возраста. Я даже могу тянуть лямку на водяной мельнице.
– Впечатляет!
– Из всех мальчишек мне одному это под силу. Они дразнят меня быком.
Сестра Тереза достала из стоявшего позади стола железного бака краюху хлеба, намазала ее толстым слоем мягкого масла и протянула мальчику. Пока Чиро ел, она проворно вырезала звезды из остатков теста и высыпала их в большую чашу, наполненную смесью из молока, яиц, сахара, ванили и мускатного ореха. Затем тщательно помешала в чаше эмалированной ложкой. Чиро наблюдал, как струи заварного крема, в котором мелькают звездочки, густея, ложатся одна на другую. Сестра разлила крем по керамическим плошкам, не пролив ни капли.
– Ты к нам в гости?
– Нас прислали сюда работать, потому что мы бедные.
– В Вильминоре-ди-Скальве все бедны, даже монахини.
– Мы совсем бедные. У нас больше нет дома. Мы съели всех цыплят, и мама продала корову. Она продала все картины и книги. А выручила не так и много. Да и эти деньги почти все вышли.
– В каждой деревне в Альпах та же история.
– Мы надолго здесь не останемся. Мама собирается в город, но вернется летом и заберет нас.
Чиро поглядывал на глубокую печь, в которой пылал огонь, и подсчитывал, сколько раз он должен будет ее растопить и вычистить, прежде чем мать вернется. А еще он гадал, сколько всего в монастыре печей, и решил, что их здесь полно. Наверное, целыми днями придется рубить дрова да топить печи.
– Что привело вас в монастырь?
– Мама все время плачет.
– Почему?
– Скучает по папе.
Сестра подняла поднос с наполненными кремом мисками и поставила его в духовку. Затем проверила миски с уже запеченным кремом, остывавшие на специальной подставке. Что за чудесная работа – готовить еду в теплой кухне во время зимних холодов! Чиро подумал, что те, кто трудится на кухне, никогда не голодают.
– А куда подевался твой папа?
– Говорят, что он умер, но я не верю, – сказал Чиро.
– Почему не веришь? – Сестра вытерла руки кухонным полотенцем и облокотилась на стол так, чтобы ее глаза оказались вровень с глазами мальчика.
– Эдуардо читал письмо, которое прислали маме из Америки. Там написано, что папа погиб в шахте, но тело не нашли. Поэтому я не думаю, что он мертвый.
– Иногда… – начала сестра Тереза.
Чиро прервал ее:
– Я все об этом знаю – иногда человек погибает, а тела нет. В шахте может сработать динамит, и люди внутри взрываются, тело может сгореть в огне, провалиться в яму или утонуть в шлаковой реке внутри горы. А еще бывает так: ты ранен, не можешь идти, застреваешь под землей, умираешь от голода, потому что никто не идет тебя искать, тебя съедают звери и остаются одни кости. Я знаю все-все про то, как можно умереть в шахте, – но мой папа не умер. Он был сильнее всех. Он мог побить любого, мог поднять в воздух любого мужчину в Вильминоре-ди-Скальве. Он не умер.
– Что ж, я буду рада когда-нибудь с ним встретиться.
– И встретитесь. Он вернется. Вот увидите.
Чиро верил, что отец жив, но сердце его ныло при мысли, что они могут никогда больше не увидеться. Он вспоминал, как всегда легко находил отца в толпе, потому что тот такой высокий, выше всех в деревне. И такой сильный, что запросто таскал обоих сыновей – по одному на каждом бедре, как мешки с мукой, – вверх и вниз по крутым горным тропам. Он валил деревья одним топором, а доски пилил так легко, как эта сестра Тереза тесто режет. И он построил запруду у водопада Вертова. Ему, конечно, все помогали, но Карло Ладзари был главным.
Сестра Тереза разбила в чашку яйцо, добавила ложку сахара и взбивала до тех пор, пока на поверхности не появилась густая пена. Потом протянула чашку Чиро:
– Держи.
Тот сделал глоток, чмокнул и осушил чашку до дна.
– Как теперь поживает твой желудок?
– Полнехонек, – улыбнулся Чиро.
– Будешь иногда помогать мне готовить?
– Мальчики не готовят.
– Это неправда. Все великие повара в Париже – мужчины. Женщин даже не берут в «Кордон-Блю». Это знаменитая кулинарная школа во Франции.
Тут в кухню ворвался Эдуардо:
– Чиро, ты где?! Пошли!
Сестра Тереза улыбнулась ему:
– Ты, должно быть, Эдуардо.
– Да.
– Она монахиня, – сказал Чиро.
Эдуардо поклонился:
– Простите, сестра.
– Ты ведь тоже проголодался?
Эдуардо помотал головой.
– Что, мама велела тебе лишний раз никого не беспокоить? – спросила сестра Тереза.
Эдуардо кивнул.
Сестра Тереза снова открыла металлический бак, достала еще один большой ломоть хлеба, намазала его маслом и протянула Эдуардо. Тот жадно принялся жевать.
– Мой брат сам ни о чем не попросит, – объяснил Чиро. – Можно ему тоже яйцо с сахаром? – Он повернулся к брату: – Тебе понравится.
Сестра улыбнулась, взяла еще одно яйцо, сахар, плеснула сливок и взбила все венчиком. Эдуардо смаковал каждую каплю яичного крема, пока чашка не опустела.
– Спасибо, сестра, – произнес он.
