— Ну как ты себя чувствуешь? Голова не кружится, не болит?
— Немного болит и слегка кружится. (Интересно, а почему он ко мне обращается на ты?)
— Ничего, у тебя небольшое сотрясение мозга. Но была кровопотеря, потому что рана на голове, где много кровеносных сосудов. Я все обработал, зашил и засыпал стрептоцидом (почему стрептоцидом — такие раны полагается закрывать мазями, а не засыпать стрептоцидом, который, кстати, в больницах практически вышел из употребления?). Так что через пару недель все придет в норму. Но теперь надо тебя записать. Я пришлю медсестру — скажи ей свои данные.
Пришла медсестра с бумагой и карандашом. Что-то в моей голове щелкнуло, как будто предохранительный звоночек, и я решила пока не признаваться.
— Меня зовут, — тут я сделала паузу и выдала — ой, не помню. А дальше по старому фильму1) — Но ведь как-то меня зовут? У меня точно есть имя и фамилия, только вот какие?
Медсестра не стала настаивать.
— Доктор сказал, что после сотрясения ты можешь не сразу все вспомнить. Ладно, лежи и отдыхай. Только вот к тебе посетитель.
Вместо медсестры вошел молодой паренек опять-таки в странной форме и фуражке. Я сразу решила, что это милиционер, и не ошиблась. Он сел, достал из сумки, кажется ее называют планшетом, бумагу, карандаш (опять карандаш — что у них все шариковые ручки кончились?) и приступил к допросу. Но и ему обломилось.
— Ехала в автобусе. Куда — не помню. Задремала, удар, вылетела из автобуса и отскочила в лес. Услышала стрельбу, залегла. Мимо бежал мужик, запнулся о мою ногу и упал. Потом подошли солдаты. Кто я — не помню. Где живу — тоже не помню. Где мои документы — самой интересно. Может в сумочке. Что, в сумочке только книжка и баночка с мазью? Тогда все. Придется ждать, пока память не вернется.
Вдруг на стенке что-то захрипело, и заговорил незнакомый голос.
— Новости шахмат. Вчера в третьем туре проходящего в Ленинграде матч-турнира на звание абсолютного чемпиона СССР Михаил Ботвинник в двадцать два хода черными выиграл у Пауля Кереса, сделав тем самым серьезную заявку на победу в этом первом крупном соревновании года.
Вот тут мне по настоящему поплохело. Я ведь прекрасно знала эту партию и хорошо помнила, когда проходил матч-турнир — весной 1941 года. Кажется, начался он в марте и первую половину проходил в Ленинграде, а вторую — в Москве. Теперь понятно, откуда в лесу снег и в какое время я попала. И я снова отключилась.
Вечером немного пришла в себя и попробовала встать. Получилось, но плохо — дошла только до конца кровати. Следующую попытку сделаю завтра. Утром голова уже не болела, и страшно захотелось есть. Пшенная каша показалась необыкновенной вкуснятиной, хотя дома я от нее нос воротила. А тут смолотила большую тарелку с ломтем серого хлеба. При этом в голове все время крутились мысли одна хуже другой.
— Весна 41-го. Через три месяца начнется война, а я в Белоруссии, на которую придется самый жестокий первый удар. Бегать и кричать о 22 июня бесполезно — в лучшем случае запихнут в психушку, а в худшем объявят английской шпионкой, которая хочет спровоцировать конфликт СССР с дружественной Германией. За это точно прислонят к стенке. Но просто лежать и лапу сосать не получится. Немцы, насколько я помню, Белоруссию проскочат примерно за месяц, а оказаться на оккупированной территории мне совсем не улыбается. Девушка я видная, особенно по сравнению с окружающими мелкими толстушками. Поэтому, либо меня немецкие солдаты оприходуют так, что мало не покажется, либо в Германию угонят, а то и в концлагерь засадят. Это, если при бомбежке или артобстреле не убьют.
А пока: современности я не знаю, денег нет, жилья и документов тоже нет. Скажу, что из будущего — опять главный проходной вариант — психушка. Так что здесь и сейчас я никто и звать меня никак. Вспомнила одну из присказок папульки — врагов будем бить, не считая, но по очереди. Решено — надо выстроить очередность, а для этого сначала определиться, что и как я хочу.
Конечно, больше всего я хочу вернуться назад в свое время, но это от меня не зависит. Значит будем исходить из текущей реальности, данной нам в ощущениях и существующей независимо от нашего сознания2). Да, не забыть бы про рюкзак! Там осталось много полезных вещей, особенно в текущей ситуации. Кстати, там и документы — их надо припрятать вместе с кредитками, деньгами и прочим барахлом, которое может навести людей на неприятные для меня мысли. В свое время я почитывала книги о попаданцах, но одно дело читать, лежа на диване и похрустывая печеньем, а другое — самой оказаться в роли такого вот попаданца, или, точнее, попаданки. Мама, роди меня обратно!
Ладно, сопли побоку. Займемся легализацией. Раз документов нет, значит надо косить под сотрясение с амнезией. Врач на первое время поддержит. Нет документов — пусть в милиции дадут хоть какую-то справку. Озадачим милиционера. Тем более паренек молодой и на хлопанье глазок должен среагировать. Имя и фамилию придумаю. Деньги! С этим хуже — тут их можно только заработать, а что я могу? Знаю математику — может податься в учителя? Хороший почерк — тогда в контору. Были спортивные разряды — значит, могу и тренером. Короче документы и работа. А третьим по очередности, но не по важности — подготовка к войне. Не получится удрать куда-нибудь подальше — придется воевать.
За всеми этими мыслями не заметила, как пришла медсестра и позвала на перевязку. Тут в голову пришла еще одна мысль.
— Девушка, а где моя сумочка?
— Вот, не видите, справа под подушкой.
Правда, ну я и тормоз. Прежде, чем задавать вопросы, нужно было как следует осмотреться. Залезла в сумочку и достала баночку с мазью, т. е. со Спасателем, переложенным для бабули из стандартного тюбика в небольшую баночку (как будто она сама эту мазь готовила). Взяла баночку и двинулась в перевязочную. Там начались сложные переговоры с врачом. Он в упор не хотел размачивать и удалять с раны стрептоцид, чтобы я смогла намазать рану моей мазью. Но, сочетая напор относительно мази с обещаниями тщательно выполнять все процедуры по лечению сотрясения мозга, удалось уговорить доктора поставить на мне эксперимент. Рану тщательно промыли, вытерли стерильной марлей, после чего я намазала шов мазью и заявила, что перевязывать пока не нужно — пусть рана дышит. На самом деле небольшая повязка бы не помешала, но она заметно портила мой внешний вид, а так — боевое ранение, но лицо в порядке.
Вернулась в палату, а меня уже ждет новый посетитель. Форма немного другая, да и парень постарше — выглядит лет на двадцать пять, симпатичный, глаза серые, взгляд строгий. Наверное, и звание другое.
