К обеду все вместе они вернулись в дом - усталые, заснеженные и довольные. Даже няньки бухтеть перестали, хотя Арина и Пребрана, спрятавшись на обратном пути за воротами тына, ловко забросали их снежками. Полина встретила детей в дверях, всплеснула руками:
– Бегом, бегом к себе, охальницы! Шубки Прасковье скиньте, и бегом сарафаны менять! Вон, подолы все мокрые! А ты куда смотрела, бесстыжая?!
Дородная нянька, принимая одежду воспитанниц, скосила глаза в направлении Зверева. Но мужа Полина ругать не стала, а погрозила женщине пальцем:
– Я вам дам, детей мокрыми приводить. Снежана где?
Молодая нянька, будучи посмышленее, осталась снаружи, вычищая перед крыльцом санки. Знала, что гнев княгини утихнет быстро. Чай, не поранились дети, не померзли. А что юбки вымокли - так печи в доме горячие, не простынут.
– Как же мы соскучились по тебе, Полюшка! - обнял супругу и поцеловал ее в теплую мягкую щеку Андрей. - А то айда, мы и тебя с ветерком прокатим?
– Да что же ты, батюшка! Холодный же весь! - легко отпихнула его княгиня. - Хоть бы зипун снял.
– Нечто в зипуне ты меня уже не любишь?
– Тебя вестник ждет, - понизила голос она. - С час как примчался. Я его велела с дороги на кухне накормить, медом хмельным отпоить, дабы согрелся.
– Из Москвы? - насторожился Зверев.
– Из поместья, Лисьино.
– Вот черт… Неужто случилось что? Уж лучше бы из Москвы.
– Что ж ты говоришь, батюшка?! - Полина испуганно оглянулась по сторонам и торопливо троекратно осенила себя знамением, один раз перекрестила Андрея: - Хорошо хоть девочки уже убежали…
Зверев, не слушая, устремился на кухню, влетел в полную горячего пара и мясного аромата комнату в дальнем крыле дворца, кивнул облепленной влажным сарафаном Глафире. Ее молодые помощницы в простых рубахах прыснули в кладовую.
– Никак подавать надобно? - забеспокоилась стряпуха.
Андрей отмахнулся, быстро прошел к столу, за которым незнакомый безусый паренек смачно уплетал серебряной ложкой - размером с небольшой половник - огненно-красный, с тонкими коричневыми прожилочками убоины и капусты, поблескивающий глазками янтарного жира, борщ. Увидев князя, гонец вскочил, быстро вытер губы рукавом тулупа и задвигал челюстями, спеша проглотить содержимое набитого рта.
– Не суетись, подавишься, - разрешил хозяин. - Письмо от матери?
Паренек закивал, сунул руку за пазуху, достал берестяной чехол, протянул князю.
– Как она? Здорова? Бед в поместье не случалось? Лихоманки не случалось? С урожаем как? Набегов литовских не было?
Гонец то кивал, то мотал головой, то снова кивал, потом сделал судорожный глоток, выдохнул и склонил голову:
– В полном здравии Ольга Юрьевна пребывает, хотя и в печалях. Напастей иных на землях наших не случалось, а об чем грамота, об том не ведаю, княже.
– Ладно, ешь спокойно. В людской потом отдохнуть можешь с дороги, велю не тревожить.
Распечатывая на ходу чехол, Андрей вышел из кухни, у окна развернул грамоту, пробежал глазами по строкам:
– Скучаю… Хлопоты пустые… Устала… Попрощаться желаю… Что за черт?! - В пустом коридоре поминания нечистого никто не услышал, не попрекнул. Но легче от этого не стало: - С чего это матушка попрощаться со мной желает?
Он вернулся обратно, снова спугнув в клеть распаренных девок и оторвав посланца от борща:
– Так ты сказывал, Ольга Юрьевна в полном здравии?
– Истинно так, княже! - подтвердил паренек.
– На хвори не жаловалась? Сам ничего не замечал?
– Вот те крест, княже, - размашисто перекрестился гонец, - здорова твоя матушка. Ни на что не жалуется, в постели не лежит. Рази печалится много, да в храме всенощные стоит. Так за то Господь кары не насылает. Скорее, наоборот.
– Ладно, ешь… - Андрей опять развернул грамоту, перечитал.
Матушка и правда ни на что не жаловалась, про недоимки не писала, людей не ругала. Вроде и в порядке все в поместье, судя по письму. Вот только отчего-то попрощаться с сыном Ольга Юрьевна желала. Не увидеться, а именно попрощаться. Что поселило в душе князя Сакульского немалую тревогу. Князь завернул в людскую, громко позвал:
– Пахом, ты здесь? Нет? - Он ткнул пальцем в грудь ближнего холопа. - Найти немедля и ко мне прислать. И вообще всех собирайте, неча штаны просиживать. Бегом, бегом! Шевелитесь!
Смерды, не дожидаясь княжеского гнева, зашевелились. Двое, валявшиеся на лавке, вскочили, кинулись надевать длинные стеганые тегиляи. Вторуша, коего он ткнул первым, уже нахлобучивал ушанку, одновременно путаясь в рукавах тулупа. В дальнем углу, воровато оглянувшись, рыжебородый Шамша выбросил на стол кости. Четверо холопов мельком глянули на число выпавших точек, белобрысый, со шрамом на лбу Никита сгреб монетки и деловито объявил:
– Вторуша, ты Пахома кликни, он у старостовой кумы. Шамше в Волчино скакать, за Изольдом Фридриховичем, а Глебу - за Ильей Карасевичем, на хутор у Сосновой Горы…
Холопы не спорили - видать, успел у них Никита авторитет завоевать. Даже если его Пахом или сотники за старшего оставили - первого попавшегося не назначили бы. Только такого, которого слушаться станут.
– Отчего шумишь, батюшка? - опустилась Андрею на плечо мягкая рука. Князь наклонил голову, мимолетно коснулся щекой ее пальцев, потом молча протянул письмо. Жена растянула свиток, прочитала, шевеля губами, пока холопы проскакивали мимо собирать княжеские рати. На глазах женщины неожиданно навернулись слезы.
– Милая… - Князь торопливо обнял жену, крепко прижал к себе. - Милая, что случилось? Ты чего, хорошая моя.
– Значит… опять…
– Что «опять»? Ты о чем?
– Опять без тебя остаюсь, - резко отступила Полина, прикрыв лицо руками.
– Я же ненадолго, родная!
– Знаю я, каковы пути наши, - покачала головой княгиня. - До лета можно и не ждать. - Она вздохнула. - Да что поделаешь, коли матушка зовет? Скачи.
***
С собой Андрей взял всего десять холопов из полутора сотен, что успели продаться ему на службу за последние годы. Все же не в ратный поход собирался, а родное поместье навестить. Но выбрал самых опытных бойцов - мало ли чего случится? А потому его небольшой отряд имел при себе и брони, и рогатины, и луки и по две пищали на каждого. Татей лесных, коли рискнут сунуться, такой кулак прихлопнет хоть впятеро больше, и не задержится. Однако же банд столь больших в русских лесах отродясь не собиралось.
Торопясь к матушке, князь пошел налегке. Никаких саней и телег. Весь груз - на заводных, съестных припасов - только-только с голоду не умереть. Хотя недоедать, конечно, никто не собирался - постоялых дворов на пути хватало. Просто не любил Зверев полностью на милость судьбы полагаться. Харчевни харчевнями, но нужно и свой кусок хлеба в загашнике на черный день иметь.
