Думал долго, но письмо никак не рождалось. Он пыхтел, сопел, грыз карандаш, но итогом стала лишь головная боль. Подумав, Виктор убрал лист в планшетку и достал оттуда простую ученическую тетрадь. Немного подумал и вывел на втором листе: «1945». Критически осмотрел написанное число, помусолил карандаш, и стал торопливо писать:
– Февраль. Ялтинская конференция. Встреча лидеров, переустройство мира;
– март или апрель – бомбежка Токио (город сгорел);
– 9 мая – День Победы;
– август. Война с Японией (вроде во второй половине). Атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки (сбросят американцы);
– 2 сентября. Конец второй мировой.
Больше по этому году в голову ничего не шло. Тогда на соседней странице Саблин написал: «1946», но как ни тужился, ничего памятного по сорок шестому на ум не приходило. Вернулся к году предыдущему и добавил: «Умер Рузвельт». Затем приписал: «Следующий президент Трумэн». Задумался. Насчет Трумэна у него были какие-то сомнения, поэтому Виктор приписал: «Или Эйзенхауэр».
Источник памяти иссяк. Он гипнотизировал взглядом разлинеенные листы, но ничего на ум не приходило. Тогда он стал расписывать тетрадь по годам, присваивая каждой странице свой год. И сразу стало легче. Вспоминались какие-то события, подробности. Карандаш скрипел по бумаге, рука уже устала, а он все писал и писал, вписывая новые строки.
Послышались шаги, и он вновь увидел Майю, торопливо спрятал тетрадь в планшет. Глаза у девушки были с хитринкой, и он решил, что она собирается поквитаться за утреннее.
Майя уселась рядом, но не в тени крыла, а в стороне, подставив лицо солнцу. Потом приподнялась, быстро посмотрев по сторонам, хитро посмотрела на Саблина.
– Эх, позагорать бы сейчас…
– Давай, – Виктор немного оживился, – раздевайся. Подставь тело ультрафиолету…
– Размечтался! – Она пренебрежительно фыркнула. – Об этом только и думаешь, да?
– А чего мне? – засмеялся Саблин. – А вообще, зачем загорать? Знаешь что? Видела за стоянкой сена стожок? Пойдем туда, устрою тебе лекцию о диалектическом материализме и борьбе противоположностей…
– Ты же женат! – захихикала Майя.
– А она далеко, не узнает. Ну как? Пойдешь?
– Размечтался, – заливалась девушка. – По лекциям тебе до нашего замполита далеко. А больше… ну какой с тебя толк? Был бы ты нормальным мужиком, а так, – ее змеиные глаза победно блеснули. – Я девка горячая, не тебе со мной справиться, старый.
– Как-нибудь справлюсь! – обиделся Виктор.
– Как-нибудь и у нас ебут, – развеселилась Майя и быстро ушла, не дав ему ответить.
Этот раунд остался за ней. Он поглядел ей вслед, на во всех отношениях выдающийся, туго обтянутый юбкой зад и, улыбаясь своим мыслям, стал раскладывать чехол. Обмен подколками с Майей давно стал любимым саблинским развлечением. У нее был злой, острый язык, взрывной характер, но между тем с ней можно было говорить буквально обо всем…
– А он спит! – Иванов пихнул в ногу, заставив подскочить от неожиданности.
– Чего тебе? – Виктор протяжно зевнул. Ему так замечательно спалось, и ни за что не хотелось прерывать это занятие.
– Давай, собирай наших. – Иванов безжалостно ухмыльнулся. – Бензин подвезли. Сейчас заправимся, и домой…
Дома, на родном аэродроме, все было, как обычно, тихо и спокойно. По стоянкам слонялись очумевшие от тепла механики, бригада бойцов из БАО, занятая постройкой нового капонира, едва ковыряла лопатами и больше перекуривала, чем работала. Лишь у КП суетливо сновал народ, там же, в новенькой, с иголочки, форме толпилось с полдюжины младших лейтенантов. Судя по их пришибленно-восторженному виду, это были новички, впервые оказавшиеся на фронте. На остальных они таращились со смесью уважения и некоторой опаски.
Из штабной землянки выскочил Лешка Соломин. Увидев Виктора, он, заранее улыбаясь, направился навстречу.
– Здорова, турист! Как откатались?
– Привет! Да никак. Ни одного немца в небе не увидели, – отмахнулся Саблин. – Зря бензин пожгли. Особенно штурмовики отличились. Олени! Куда бомбы кидали – хрен его знает. Зачем летали?
– Все живы, и ладно. – Лешка улыбнулся и понизил голос: – Болтали, что по аэродромам не только вы работали. Вчера пешки ходили на Сталино, их прикрывали «Яки» из семьдесят третьего гвардейского. Так их «мессера» прихватили.
– Ну так и что гвардейцы?
– Хреново гвардейцы… Комполка потеряли, Героя Советского Союза.
– Офигеть! – удивился Виктор. – А у нас чисто было, ни одного гада не встретили. Кстати, а что это за клоуны у КП окопались?
– А это, Витя, краса и гордость ВВС, – Соломин грустно засмеялся, – наше пополнение.
– Лешка, – Саблин вновь посмотрел на группу худых и тонкошеих младлеев, – это не сон, не? Вот же счастье… они как будто из голодного края сбежали.
– Лейтенанта Саблина к командиру! – посыльный прервал их беседу.
Шубин был не на КП, а в своей землянке. Землянка у него была на зависть хороша: просторная, светлая, обшитая фанерой, разделенная крепкой перегородкой на две части. Вторая часть – она же спальня, была за постоянно закрытой дверью, это было царство Галки.
Шубин кого-то нещадно громил. Еще издалека Саблин услышал гневный командирский рев, который с каждым метром все усиливался. Комполка орал, как резаный кабан. Он сыпал проклятиями, матерился и вообще вел себя очень необычно. И желания прерывать этот монолог у Саблина как-то не возникало.
– Смирна-а! – Шубин перешел на ультразвук. – Кру-ухом! Пшел вон!
Дверь распахнулась, и в проеме появился незнакомый горбоносый лейтенант с аккуратными усиками на загорелом лице и застывшей на губах издевательской улыбкой. Он весело подмигнул Саблину, четко козырнул и пошел четким строевым шагом, тяня носок и бухая каблуками о землю. Виктор подобрал отпавшую челюсть…
Шубин сидел за столом и имел вид самый недобрый. Перед ним лежали папки с личными делами, а в помещении витал заметный запах перегара.
– Еще один хер с горы, – заявил он и быстро поправился: – Это я не про тебя тута, а про этого… – Виктор увидел, что у командира задергалась щека. – Прислали на мою седую жопу… чую, мы с ним нахлебаемся. – И пояснил: – Племянник начальника отдела кадров нашей армии. Служил в ПВО, под Ярославлем. Натворил там дел, так его сюда перевели. Ну ничего, – он нехорошо прищурился, – и не таких обламывали. Землю жрать будет… Забудет, как по блядям бегать!
– Ночник? – спросил недоумевающий Виктор.
– Он не ночник, он мудак, – пригорюнился Шубин, – зато дури выше крыши и дядя этот… Эта падла должна была еще вчера прибыть, – невнятно пояснил он и принялся барабанить пальцами по столу. – Вот что, – добавил он, – завтра в девять утра проведешь учебный бой с этим уродом, – он показал глазами на дверь, – и чтобы его побил. Ясно?
– Неа, – сказал Виктор чистую правду.
– Туповата пошла молодежь тута, – вздохнул командир. – Сумеешь его побить, пойдет к тебе в звено! Так что постарайся! У тебя же мотор недавно меняли, так?
– Меняли. На той неделе. Только теперь после вылета весь фонарь в масле. Только… зачем мне такое счастье?
– Я тебе готового летчика даю тута, – возмутился комполка. – Кто мне еще в Саратове плешь проел? Вот! Бери! Да у него налет семьсот часов, бывший инструктор! С новым двигателем управишься. На вертикали с ним попробуй, вряд ли он умеет так на ней драться. И вообще, это приказ. Смотри мне, если проиграешь – парашют тута съешь. – Шубин слегка повеселел, пробарабанил по столешнице какую-то замысловатую дробь и прищурился, размышляя. – Так… прилетит в восемь, – забубнил он себе под нос, – пока то да се. Потом тута завтрак. В девять или в полдевятого? Лучше в девять. Чтоб над аэродромом. Двух зайцев стрельнуть? – Командир бормотал это, глядя в никуда, потом встрепенулся. – Все. Решено тута. Завтра у тебя тренировочный полет с твоим Рябченко тута. Полетаешь, разомнешься. А потом в девять учебный бой с Лариным.
Виктор слегка ошалел. Зачем командиру все это нужно, он так и не понял.
– Теперь второе! – Шубин важно поднял вверх указательный палец. – Дело нужное и в чем-то тута полезное. Новеньких, думаю, уже видел, да? Пополнение, мать его етить. Прямо из ЗАПа, – командир скривился, словно проглотил нечто невообразимо кислое, – сосунки, в общем. Ни хера не умеют, ни хера не могут, зато уже офицеры… Говно… Но раз Родина тута приказала, то будем лепить из говна летчиков.
– А при чем тут я? – осторожно спросил Саблин. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше.
– А при том, Витя, – Шубин хмыкнул, – при том. Даю тебе три… нет, отставить тута. Даю тебе две недели и этих сопляков. Делай с ними что хочешь, но чтобы подтянул за это время до уровня своего ведомого. Хотя бы в части теории. Я с ним на днях слетал – нормально у парня получается. Так что он будет теперь со мной летать, а ты себе нового подберешь.
– Это же грабеж, Дмитрий Михайлович, – возмутился Виктор, – я вам Кольку не отдам.
