Читал, что обычно он именовал всех строго по фамилии. Но я решил, что самого Иосифа Виссарионовича следует называть так, как принято.
— Мне кажется, товарищ Сталин, что правы и вы, и товарищ Буденный. Конечно же, немалую роль — подчеркиваю, отрицательную роль, сыграли снабженцы. По возвращению в Москву подниму вопрос на коллегии — является ли это злым умыслом или простое головотяпство? Думаю, подключить к расследованию наркомат юстиции.
— Даже если это головотяпство, то виновные все равно должны понести наказание, — сказал Калинин. — Я со своей стороны тоже займусь этим делом.
— Разумеется, Михаил Иванович, — кивнул я. — Но в тоже время, в дивизию могли проникнуть агенты батьки Махно.
— Какие агенты? Какой Махно? — снова взвился Склянский.
— Махно — это который в Гуляй-поле, — любезно пояснил я Склянскому.
— А наши кавалэристы, они всэ нэмножко махновцы, — улыбнулся Сталин.
Вот, вроде бы, неглупый человек Склянский, а дурак. Пытается сделать виноватыми руководство армии, не понимая, что в этом случае станет виноватым и он сам вместе со своим патроном.
Нет, пора заканчивать прения. Я обвел взглядом присутствующих и сказал:
— Мне кажется, товарищи, мы можем отпустить товарища Апанасенко. Ему нужна медицинская помощь.
Тут встрепенулся командующий армией.
— Ничо, отлежится, — бодро сказал Семен Михайлович и приказал конвоиру: — Ты это, Еремеев, Апанасенку ко мне отведи… У меня там и лекарства малость осталось. А, ладно, я щас сам провожу.
Буденный уже собрался выходить, поэтому мне пришлось призвать его к порядку.
— Семен Михайлович, вашего начдива доведут и без вас, а мы без вас не обойдемся, — строго сказал я и, поймав тоскливый взгляд командующего Первой конной, улыбнулся: — Пять минут всего, потерпите.
Будущий маршал вздохнул и уселся на свой табурет.
— Семен Михайлович, сколько времени Апанасенко пробыл в должности начдива? — поинтересовался я.
— Дык… — призадумался Буденный. — Месяца еще нет.
Я посмотрел на Склянского.
— Эфраим Маркович, стоит ли говорить о суровом наказании, если Апанасенко не имеет опыта работы? И комиссар дивизии, как мне известно, занимает должность не больше месяца. Как им удерживать в руках людей, если они их толком не знают?
— Если товарищ Троцкий доверил Апанасенке такой ответственный пост, он обязан справиться, — твердо сказал Склянский. — Если нет — его следует примерно наказать. Малый стаж — это не повод для избежания наказания. Поэтому от имени РВС республики я требую для начальника шестой дивизии самого сурового наказания — смертной казни.
— Хорошо, — кивнул я. — Ставим вопрос на голосование. Кто за то, чтобы расстрелять Апанасенко? Кто против?
Как уже догадались, «за» выступил лишь Склянский, а все остальные против.
— Теперь о наказании, — сказал я. — Апанасенко следует наказать. Я считаю, что его следует понизить в должности. Назначить командовать полком или бригадой.
— Лучше бригадой, — внес предложение Сталин.
— Бригадой, — кивнул я.
— Да что вы такое мелете? — нервно выкрикнул Склянский. — Поставить комбригом нерадивого начальника дивизии? Если уж решили сохранить Апанасенко жизнь, то его следует отправить в тюрьму. — Усмехнувшись, заместитель председателя Реввоенсовета республики решил сострить: — Верно, в семинариях учат быть очень добренькими, как иисусики?
Отчего-то меня это задело, и я сразу же «окрысился»:
— А что вы имеете против семинарий, товарищ Склянский? Да, я не учился ни в гимназии, ни в университете. Мои родители были крестьянами и не могли себе позволить учить меня в гимназии, не говоря уже об университете. Я вам так скажу, товарищ Склянский — когда я учился в семинарии, то реалисты никогда не выпендривались достатком родителей, потому что знали, что могут изрядно схлопотать.
Склянский отчего-то вытаращил глаза, а от стола раздался хохоток Сталина.
— Владимир Иванович, не бэспокойтэсь, это нэ про вас. Товарыш Склянский пытается уколоть не вас, а меня. Ему отчего-то нэ дает покоя моя духовная сэминария. Но это он дэлает нэ от большого ума. А развэ ви учились в сэминарии?
Ох ты, елки-палки, а ведь я и забыл, что Сталин учился в духовной семинарии. Кажется, он ее так и не закончил. Кстати, а сам Склянский-то что заканчивал? Либо медицинский, либо юридический. Склянский, вроде бы, дожил до двадцать шестого года и утонул загадочным образом где-то в Америке? Кто-то даже писал, что его «завлекли в воду». Вину, разумеется, возложили на Сталина. М-да, Иосиф Виссарионович человек терпеливый. На месте Сталина я бы утопил Склянского гораздо раньше и не в озере, а в какой-нибудь грязной луже.
— Я закончил учительскую семинарию, — улыбнулся я будущему генсеку. — Но в сущности, что учитель, что священник — профессии очень схожие. Знаю случаи, когда выпускники духовной семинарии шли работать земскими учителями, а выпускники учительской принимали сан.
— Товарищи, давайте не будем отвлекаться, вернемся к теме, — постучал по столу Калинин, прекращая наш разговор со Сталиным. — Мы еще не решили, как мы поступим с Апанасенко? Что скажете, товарищ Аксенов?
— Я думаю, Михаил Иванович, с Апанасенко мы решим просто — вопрос о его дальнейшей судьбе пусть решает командующий армией. Все «за», кроме товарища Склянского. Значит, приняли большинством голосов – товарищ Буденный сам накажет. А уж поставит он Апанасенко командиром бригады или полка, его дело. Так, Семен Михайлович?
Меня удивило, что Склянский промолчал. Может, обдумывает очередную пакость?
— Конечно, — повеселел Семен Михайлович. Обведя нас осторожным и каким-то хитроватым (и уже абсолютно трезвым!) взглядом, легендарный командарм спросил: — А что с расстрелами командиров? С децимацией?
— Я считаю, что в децимации нет необходимости. Конечно, — усмехнулся я. — Я университетов не заканчивал, но помню из программы семинарии, что даже римляне проводили децимацию крайне редко и только в тех случаях, если войско бежало от врага. У монголо-татар, как мы помним, тоже применялось нечто подобное. В данном случае шестая дивизия от врага не бежала. Напротив, проявила героизм. Дивизия первой вошла во Львов. Нам, товарищи, нужно думать о будущем. Как мы станем учить молодежь, если расскажем, что дивизия, отличившаяся в сражениях, расформирована? Нельзя мерить единым аршином и героев и преступников.
— Значит, станем учить молодежь на примере мародерства? — ядовито усмехнулся Склянский. — Хорошенькую же мы вырастим молодежь, гражданин выпускник учительской семинарии.
Мне отчего-то захотелось встать и двинуть
