имидж. Решил отказаться от пацанского стиля. Никаких больше спортивных костюмов и блатных кепок. Нормальные джинсы, рубаха, куртка, тем более снова похолодало. И тяжёлые ботинки с выступающим рантом. При моём везении лишнее оружие не помешает, а в савате удары ногами наносятся именно рантом, и эффект от них не хуже, чем от кастета. Им, кстати, тоже зачастую пользуются, как и ножом, и тростью. А что поделаешь, если это боевое искусство выросло из уличных драк, где правил не было, зато на кону стояла жизнь. И пусть мой тренер тяготел больше к спортивному савату, облагороженному и охолощённому, основы он не забывал. Тем более что я на ринг не рвался, а вот научиться по-настоящему работать против вооружённого противника или нескольких врагов было весьма интересно.
Не знаю, почему я сразу не попытался использовать этот вариант, может, просто инертность мышления нового тела. Я, кстати, заметил, что иногда веду себя именно как подросток, а не как взрослый мужчина, которому не должно быть дела до детской возни и прочего. Ан нет, вторая молодость даёт о себе знать. Плохо это? Я так не думаю. И даже пытаться исправить что-то не собираюсь. Особых косяков за мной нет, а зачем портить себе лучшее время жизни взрослыми проблемами? Я и так делаю для этого более чем достаточно. Пусть останется место для беззаботной глупости и ошибок.
— Семён, ты на дискотеку в школе сегодня идёшь? — толкнул меня в плечо Ромка, словно подслушав мои мысли. — Или будешь отбиваться от коллектива?
— Ты чего-то конкретно хочешь, или так, чисто интересуешься? — я даже не оглянулся, размахивая советским флагом. — Только учти, даже если приду, танцевать с тобой не буду. Как парень ты нормальный, а вот как баба, уж извини, полный ноль.
— Чего? — подзавис Ерёмин, пытаясь понять, о чём это я, а мне захотелось отвесить себе леща, да побольнее, чтобы уже выбить эту гомодурь, которую здесь тупо не воспринимали. — Ладно, пофиг. Я просто хотел тебя попросить, как комсомольца и энергета, помочь присмотреть за порядком.
— В дружинники, что ли, вербуешь? — я мысленно перевёл дух, благодаря бога за наивность местной молодёжи. — Не боишься волка в овчарню-то пускать?
— Дружинниками будут десятые одиннадцатые классы, — покачал головой комсорг. — Я неофициально тебя прошу чисто присмотреть, чтобы никаких эксцессов не случилось. А то в прошлом году к нам сто тридцать вторая школа вломилась, такая драка была.
— Ага, помню, добрый был махач, — я мечтательно зажмурился. — Надо будет повторить… Да ладно, не ссы, шучу я!
— Шутки у тебя дурацкие, — буркнул напрягшийся было Ерёмин. — Ты же теперь Юниор. Пришибёшь кого-нибудь, сам на зону уедешь, а нас загнобят проверками и прочим.
— Бюрократ ты, — упрекнул я парня. — Нет чтобы о товарище переживать, что на кривую дорожку шагнёт, он за себя беспокоится, как бы бумажки писать не заставили. Чернильная душа.
— Товарища никто туда за шкирку не тянет, — справедливо заметил Ромка. — А если сам решил, то кто виноват? Мы и так старались как могли, просто получится, что ты не только сам подставишься, но и нас под монастырь подведёшь. К тому же товарищ Сталин сказал, что общество должно бороться за каждого своего члена, но только если этот товарищ сам того хочет. А для исправления асоциальных элементов есть специальные заведения.
— Ну, раз Иосиф Виссарионович сказал, то всё, не буду драку устраивать, — я преувеличено серьёзно кивнул. — Да не кипешуй ты, помогу я. Чего сложного-то. Во сколько сегодня танцы?
— В семь, сразу после концерта. — Роман сделал пометку в своём наладоннике. — Я на тебя рассчитываю. И Лена Зосимова хотела с тобой что-то обсудить, подойди к ней после демонстрации.
— Да вы обнаглели! — я чуть флаг не выронил от возмущения. — Вам только палец дали, а вы уже руку по плечо заглотили. Не борщите на поворотах!
— Ладно тебе, — отмахнулся комсорг. — Девчонка волнуется. Всё-таки нечасто новое произведение удаётся представить сразу перед городским активом. Ты будто не переживаешь.
— Ни капли, — я действительно ничуть не нервничал. — Это будет стопроцентный хит. Так Лене и передай. А я за ней бегать не буду, потому что она и себя изведёт, и из меня все жилы вынет. Пацаны из группы всё чётко отрепетировали, у солистки и голос есть, и сиськи, так что успех нам гарантирован. Так ей и передай в стотысячный раз.
— Хамло ты, Чобот, — вздохнул Роман. — Как бы хулиганом, так и остался. Ладно, передам. Но вечером ты как штык в школе.
— Будто я пропущу такое мероприятие, — я прошёлся глазами по рядам девичьих коленок. — Нет уж, вы от меня хрен избавитесь.
— Здорово, орлы! — я распахнул дверь в каморку за актовым залом, где обычно репетировал школьный ансамбль, а сейчас её превратили в гримёрку. — Готовы вжарить рок в этой дыре?!
— Идьи на хрен, Чобот, пожалуйста-а, — весьма неласково встретил меня фронтмен, Иво Ванагс. — Бе-ес тебя тошно.
— Вау, остынь, горячий финский парень, — я понимал причину, но грубость спускать не собирался. — Охолони чутка.
— Я не фин, я латыш, — Иво осознал, что был неправ, и не стал лезть в бутылку.
— Да мне хоть мордвин, — я плюхнулся на ближайший свободный стул. — У нас дружба народов и все равны. Главное, не нервничай. Чего бледные сидите, деятели культурки?
— Ты реально не понимаешь?! — вскинулся ударник, Лёха Кузнецов, над которым за его увлечение не шутили только малолетки, предлагая дать вместо палочек молот. — Там люди из райкома партии будут!!!
— И… чего? — я пожал плечами, действительно не понимая причин для истерики. — Ну, будут. Выйдете, выступите. Играете вы прилично. Музыка отличная. Слова, без лишней скромности, тоже. За аморалку вас не притянут ни в каком виде. Так чего вы истерите, я не въезжаю?
— А если мы облажаемся?! — наконец выдали музыканты причину своего состояния. — Это же позор на весь город!
— Так вы не лажайте, — я даже удивился, что им в голову не пришёл такой простой выход. — Вы, блин, уже пару лет этим составом где только можно выступаете. Сыгрались уже так, что друг друга
