Шемяка - Александр Вячеславович Башибузук

Зал пересекли благополучно, народ расступался как масло перед раскаленным ножом, но уже коридоре, нам неожиданно заступили путь два молодца в кафтанах при саблях. Судя по мятому, простому облачению, просто дружинники.

— Княгиня велят остаться... — с кривой ухмылочкой сообщил один и положил руку на эфес сабли.

Второй просто мотнул головой, показывая, куда нам надо вернуться.

— Княгиня? — глумливо ощерился Васька. — Княгиня, гришь?

Он с дурацкой ухмылочкой шагнул к дружиннику и коротким замахом всадил ему кинжал в пах, а потом одним движением вздернув его к груди.

Резко запахло дерьмом, с противным хлюпаньем на пол выпал клубок сизых внутренностей.

Второй рванул саблю из ножен, но сразу же начал оседать, тоненько похрипывая и брызгая алыми струйками из распоротого горла.

А мгновением позже, я обнаружил, что кинжал вспоровший ему глотку, держит моя рука.

Стремительно налетела жуткая тошнота, но блевануть я не успел, потому что откуда не возьмись появился Вакула и сунул мне с Васькой в руки богато разукрашенные сабли.

Клинок с тихим, приятным шелестом вылетел из ножен. Никогда не держал в руке такую саблю, мало того, весь мой опыт фехтования заключался в мальчишечьей игре в мушкетеры с лозинами, но тяжесть в руке придала неожиданной уверенности.

Васька со свирепой рожей ловко пустил саблю в руке веером.

— Уходим, батюшки, уходим... — детина пинком закрыл дверь, через которую кто-то высунул свою рожу.

Пробежка по коридору закончилась встречей еще с одной парой, попытавшейся нас задержать.

Но уже через мгновение притрушенный соломой пол украсился еще двумя трупами — одного срубил Вакула, а второго...

Второго, опять я сам. А вернее, умения прежнего хозяина — тело работало само по себе, на оставшихся рефлексах. Как уже говорил, фехтованием никогда не занимался.

Мозги окончательно взбунтовались. Что особо и неудивительно, мало того, занесло в жуткие средневековые ебеня, так еще мясником с налета заделался.

Вы видели, как выглядят сабельные раны? Твою мать, плоть сползает с костей как холодец. Со мной всякое случалось, но рубить людей еще не доводилось.

Очнулся уже в плотном окружении закрывавших меня с братом мужиков со щитами, копьями, саблями и мечами.

Нас, в свою очередь окружали такие же, но гораздо более числом. И их становился с каждой секундой все больше и больше.

Стало ясно, что жить нам осталось совсем недолго.

Внутри рванулось неожиданное остервенение, я сам для себя решил сражаться до самого конца. Страха не было, его заменяла странная обида на то, что приключение так быстро закончилось.

Я по молодости никогда не отличался благоразумием, по возрасту слегка остепенился, но только слегка.

Но тут на крыльцо вышел молодожен, то бишь, великий князь Василий и властным жестом приказал нас отпустить...

— О конь! — загорланил Вакула. — Шибче, шибче, тюрюхайлы брюхатые!

тюрюхайло (др. русс.) — неряха.

Все так же прикрывая нас щитами свита организованно отступила к коновязям. Дальше на меня накинули подбитые боровым мехом шубу с малахаем, а еще через пару минут, по-прежнему мало соображая, я уже мчался по узеньким улочкам верхом на здоровенном караковом жеребце.

Жеребце! Верхом! По улочкам Москвы пятнадцатого века! За что? Мама роди меня обратно...

Нет, в седле я могу, но одно дело степенно прогуливаться верхом в парке, а другое дело лететь галопом. И вообще, честно говоря, я побаиваюсь лошадей. Впрочем, получалось отлично, видимо снова срабатывали рефлексы бывшего хозяина тела, который в седле проводил большую часть своей жизни.

— Гей, гей... — злобно верещал брат Васька, явно намеренно сшибая конем досужих зевак. — Прочь, косорылые!

Ворота на выездных воротах стали закрываться, видимо великий князь передумал на отпускать.

Дружинники по волчьи взвыли, лязгнули сабли, но стычки не случилось, стражники кинулись в стороны, и мы на полном ходу вынеслись из города.

Предместье Москвы проскочили без остановки, но на перекрестке дорог замедлились. Вакула завертел головой, приподнялся в седле и замахал рукой.

— Стой, стой! Брони надобно вздеть! Чую, перестрянут нас еще. Стой...

Васька налетел на него и заорал, бешено кривя рот:

— Молчать холоп! Чего себе возомнил? Как смеешь...

Вакула волком зыкнул на Василия, тот махнул плетью, но я тронул жеребца и въехал между ними.

— Не замай, сам ежели надобно накажу...

Все получилось само по себе, я даже подумать не успел.

Василий недовольно ощерился, но почти сразу отмяк рожей, кивнул мне и заорал своим:

— Брони вздеть, живо, живо...

Я спрыгнул с седла, слегка поколебался, раздумывая куда деть поводья, но их сразу принял какой-то молодой паренек.

— Княже, вздевай бронь, Гультя, Жмых, не спать... — Вакула с лязгом вздернул на руках длиннополый кафтан, обшитый металлическими пластинами внахлест.

Длинный, с полами почти до колен, с рукавами по локоть, с плечевыми элементами и очень похожий на монгольский куяк.

Два молодых отрока принялись помогать надевать стеганный поддоспешник, но тут налетел еще один вой, тоже молоденький, но в отличие от остальных безбородый, в золоченом шишаке с наушами и наносником, в похожем на мой доспехе, при сабле, саадаке со стрелами и с круглым щитом.

— Прочь! — зашипел он, словно змея.

Отроки прыснули в стороны, даже Вакула отшатнулся.

Я вытаращил на пацана глаза, но тут же вспомнил, что это моя аманатка, наложница, аланка Зарина. Которую мне, а точнее, Дмитрию Шемяке, подарил Усейн, племянник влиятельного ордынского князя Тягине-бея.

Красивая как дикий цветок, гибкая как лоза, злая как цепная собака и хитрая как змея девка, которую боятся не только ближники, но даже мой брат Васька.

Наличие собственной наложницы, да еще такой, несколько сгладило общее охренение от сложившегося. Нет, я по-прежнему ожидал, что подмен вот-вот вскроется, но слегка пришел в себя. Интересно же, черт побери! Да еще аманатка. Аланка? То есть, по-современному осетинка. А осетины потомки скифов. Интересно, уже христианка? Черт... вот же дурь в голову лезет. Конечно христианка.

— Хозяин! — наложница пылко прильнула ко мне, жарко клюнула в губы и принялось сноровисто зашнуровывать доспех.

Я не вмешивался, а сам попутно внимательно рассматривал девчонку.

Скуластая, с огромными миндалевидными газами, выщипанными в ниточку бровями и ярко очерченными губами. Красота дикая, как у хищного цветка, яркого, но смертельно опасного. Доспех ей очень шел, превращая в эдакую амазонку-воительницу. Но не ряженную, а настоящую, судя по ловкости, с которой она управлялась со снаряжением и оружием. Правда при этом выглядела Зарина очень молодо. Сколько ей? Вряд