Ритку они куда дели?
Тихонько разувшись и повесив куртку, я прокрался в комнату, выглядывая из-за высоких стеклянных дверей.
— Привет! — возопил Изя. — Где твой гиперболоид?
— Сдал в металлолом, — я оглядел гостей, отмечая весьма округлившийся животик Альбины Динавицер, и ухмыльнулся: — Рит, а сколько тут народу собралось, не считая меня? Четверо? Или пятеро?
— Шестеро! — вызвенела Светлана. — Я на втором месяце!
— И ты туда же…
Рита гибко поднялась, чтобы притиснуть меня и ворчливо пожаловаться:
— Вот, уже все — пузатики, даже Светка! Одна я — стройняшка…
— Через три годика! Ладно?
— Через два! — заулыбалась подруга жизни. — М-м?
— Ну, ладно… — сдался я.
— Честно-пречестно?
Долгий поцелуй скрепил договоренность.
— А кормить нас будут? — тревожно осведомился Изя.
— Ой, ну… — возмутилась Альбина. — Ну, просто слов нет!
— А чё я такого сказал? — Динавицер от изумления даже глаза вытаращил.
Рита засмеялась и, чмокнув меня еще разок, торжественно провозгласила:
— Будут! И кормить будут, и поить, и даже тортиком угощать!
Плюхнувшись на диван рядом со Светланой, я осторожно приобнял будущую мамочку.
— Эх, — вздохнул огорченно, — такая талия была! И не жалко?
— Ничего не могла поделать, — улыбнулась Сосницкая, легонько прижимаясь. — Дремучие материнские инстинкты!
— А куда это Тимоша пропала?
Света прыснула в ладошку.
— Дюха говорит, у Зиночки период гнездования! Мы с Машей ей комнатку выделили… Ну, там, на Малой Бронной. Смешно смотреть, как Зинка ковыляет — вся такая гордая, животяра впереди колышется… Родит скоро.
Я слушал одноклассницу, и благодушествовал. Самое досадное за весь вечер — наш лукавый торг с Ритой. Зря я ей целый год уступил. Девчонки, как с ума все посходили, наперегонки в роддом кинулись, и она взяла моду…
«Ой, да ладно, — разморено подумалось мне. — Чё я, не обеспечу своего пузатика?»
Среда, 7 ноября. Позднее утро
Москва, Красная площадь
Президент СССР и члены Политбюро степенно покинули трибуну Мавзолея, а колонны рассеялись в праздничную толпу. Официальная часть закончилась! Лишь торжественные марши продолжали греметь, эхом отдаваясь от кремлевских стен.
Держа Риту за руку, чтобы не потерялась, я брел вдоль ГУМа, лавируя среди нарядных людей — оживленных, радостных, предвкушавших застолье. За годовщину Октября, да не выпить?
Ноябрьское солнце светило, но не грело, однако на душе было тепло и покойно.
Какой-то год назад я вовсе не был уверен, стоило ли мне учиться на физика. Ладно, там, аспирантура — без нее сложно защитить кандидатскую. А дальше куда? Пристроиться в Физтех и трудолюбиво изображать первооткрывателя графена?
Вспоминать тошно. Зато сейча-ас…
Я лучезарно улыбнулся, подставляя лицо солнцу.
— И где теперь искать этих чучел? — заворчала Рита, вытягивая шею. — Сказала же: ждите у музея!
— Они ж пузатики…
Почти весь фасад Исторического музея, от шпиля к шпилю, затягивало гигантское панно — «62-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции», а у подножия здания шаталась, мешалась и перемешивалась гуляющая публика.
— Привет, шеф! — из людской кутерьмы вырвалась разрумянившаяся Темина. — Ой, здрасте!
— Здрасте, здрасте, — подозрительно сощурилась моя половинка, повторяясь, как Маша Зенкова.
— Привет, привет, — сделал я ручкой. — Гуляем?
— Ага! — радостно вылетело из Нади. — Ой, извините… — она суетливо порылась в сумочке, и выцепила радиофон «ВЭФ». Гаджет сердито звонил, разрывая воздух пронзительной трелью. — Алло? Да… Какие? А-а… Ой, а давайте завтра! Да? М-м… Ну-у… Ладно. Да еду, еду уже! — бросив радик в сумку, девушка кисло поморщилась: — Тоже мне, нашли время!
— С работы звонили? — оказал я внимание.
— Ну, да! Первый отдел лютует. Я, видите ли, какие-то бумаги не сдала после работы! Да куда они денутся из лаборатории? Ой, ну ладно, побегу я!
— Тебе, может, машину вызвать?
— Да не надо, я на своей!
Надя растворилась в толчее, а Рита неодобрительно фыркнула:
— Так и липнет, коза!
— И не говори, — поддакнул я, тая улыбку, — что за молодежь пошла…
— Ой, чуть не забыла! Из-за Надьки этой… Мама твоя звонила, в гости звала. Съездим, может?
— Может, — согласился я.
Тот же день, позже
Зеленоград, площадь Юности
Удивительно… Мама уже год, как переехала в «профессорскую башню», а запахи витают те же, что и на старой квартире — сдобные, уютные и какие-то домашние, что ли. Признаться, я поначалу чувствовал стеснение, бывая здесь в гостях — не привык видеть родительницу в обнимку с Филиппом Георгиевичем.
Но… как-то всё утряслось в душе. Даже Настя, сильно привязанная к папе, спокойно отнеслась к тому, что у нее появился отчим. Главное, что мамульке с ним хорошо, убеждал я сестричку, и Гарина-младшая приняла мою сторону. Вот, и ладушки.
Я облокотился на перила балкона, оглядывая городские просторы. Растет Зелик…
— Лида! — глухо донесся голос Фила. — Помочь?
— Мы сами! — мама вежливо выпроводила «помощника» из кухни.
«Лидия Старос… — подумалось мне. — Звучит куда органичней, чем Жаклин Онассис!»
Вздрогнула балконная дверь, пропуская Филиппа.
— Выгнали! — добродушно пожаловался он, и закряхтел, стыдливо посматривая на меня: — Лида… Она думает, будто ты у нас редко бываешь из-за Питера… из-за отца.
— Нет-нет, пусть выкинет это из головы! — отмел я мамины подозрения, мотая головой. — Додумалась… Я помню папу, но без конца переживать… Да ну! Просто работы много. Бывает, что и на выходных «отдыхаю». Так что… Слушайте, а где Настя?
— Решает задачу трех тел! — хихикнул Старос.
— Так она ж, вроде, рассталась со Славиком? — удивился я, а непокой за личную жизнь сестренки уже поднимал волну.
— Настя — умница, но ведь и красавица… — рассудил Филипп Георгиевич. — В общем, у Кости Валиева соперник нарисовался. Высокий, такой, блондин. Журналист, вроде…
— Жопокрутка, — буркнул я. — Извините, вырвалось.
— Руки мы-ыть! — разнеслась команда, и балкон мигом
