— Части нашей Пятнадцатой кавалерийской дивизии обошли Штрасбург с севера, перерезав железную дорогу на Грауденц. Сам Штрасбург частично захвачен. Казаки Второго Уральского полка ведут бои на улицах. Германский гарнизон местами рассеян, местами упорно обороняется. Захвачены артиллерийские парки в орденском замке и штаб Шестой бригады ландвера, — бегло зачитывал нам оперативную обстановку капитан Берг. — Наша задача: под прикрытием дымовой завесы приблизиться к предмостным позициям противника на южном берегу Дрвецы и атаковать их силами второго и третьего батальонов.
— Веселый разговор! — хмыкнул штабс-капитан Ильин. — Средь бела дня?
— Штаб дивизии, учитывая обстановку, не ожидает значительного противодействия со стороны немцев. Они лишились почти всей своей артиллерии. На этом берегу осталась только полевая семидесятисемимиллиметровая батарея. Но ее орудия отвлечены боем в городе — противник упорно обороняется в районе ратуши.
— Ну конечно! Из штаба-то дивизии видно гораздо лучше, — буркнул из-за спины Ильина Казимирский.
— Поручик, извольте держать свое мнение при себе! — одернул моего ротного Берг.
— Слушаюсь, господин капитан!
— Итак! Батальону поставлена задача атаковать правый фланг предмостных укреплений. Артподготовка силами нашей полковой артиллерии начнется через два часа. Последние три залпа будут дымовыми. Атакуем следующим порядком: в авангарде двенадцатая рота строем ударных групп, за ними — одиннадцатая рота, цепью. Десятая и девятая роты в арьергарде поддерживают атаку. Вопросы?
— Нет вопросов! — Видя, что комбат не в духе, никто не решился продолжать прения.
— Отлично! Господа офицеры, у вас полчаса на рекогносцировку и час на подготовку к атаке. Не смею вас более задерживать!
Мы гурьбой повалили из блиндажа штаба батальона.
— Закурим, господа? — предложил Ильин, оказавшись на свежем воздухе.
— Вы курите, а я в роту, — отмахнулся поручик Павлов. — Мне сегодня открывать бал! — И командир двенадцатой роты в сопровождении вестовых исчез в ходе сообщения.
— Да уж, чую, попляшем мы сегодня! — ухмыльнулся Казимирский, закуривая сам и давая прикурить Ильину.
— Вздор, Казимир Казимирович! — Ильин назидательно поднял палец. — Это пусть немцы пляшут, а мы им подыграем! — Обернувшись на нас с Литусом, стоявших в ожидании дальнейших приказаний, он с важным видом изрек: — Запомните, господа будущие генералы, простую истину! В танце главное — понимать, кто ведет, а кто — следует!
— Мы постараемся! — обнадежил я штабс-капитана.
— Молодцы! Ну все, как там говорят у флотских? По местам стоять?! С якоря сниматься?!
— Так точно! — подтвердил Генрих.
— Тогда — полный вперед!!!
Штрасбург — маленький, тихий, патриархальный восточнопрусский городишко с узкими и чистенькими улочками, застроенными аккуратно оштукатуренными, крытыми черепицей домами.
Был…
До того как тут не погуляли казаки…
В целом гуляние можно было бы разбить на четыре стадии — две боевых и две небоевых. Первый акт «марлезонского балета»: «Руби их в песи! Круши в хузары!» — начался прошлой ночью, когда 2-й Уральский казачий полк с ходу ворвался в город. Второй акт: «Гром победы, раздавайся!» — стал логическим завершением первого, после того как в дело вмешались славные московские гренадеры. Третий акт: «Горе побежденным!» — начался через некоторое время после капитуляции гарнизона Штрасбурга. Четвертый и, надеюсь, заключительный акт: «Йо-хо-хо! И бутылка рому!» — продолжался всю ночь и тихо окончился к утру в связи с отходом ко сну большинства действующих лиц.
Местное население предусмотрительно покинуло город пару дней назад, как только мы прорвали первую линию немецкой обороны. Несколько десятков человек позже обнаружились в кирхе, где они прятались во время боя и последовавшего погрома.
Найти для постоя более или менее подходящее жилище оказалось делом непростым. Большинство домов было либо уже занято, либо приведено в неприличное состояние. Приглянувшийся нам с Казимирским ухоженный дом с лепными колоннами у входа для постоя уже явно не годился.
В красивых комнатах с высокими потолками следы совершенно бесцельного разгрома. На полу, у вдребезги разбитого рояля, обломки фарфоровой посуды, изорванные ноты и книги, опрокинутые вазоны, столы и шкафы. Из комнаты в комнату одна и та же картина: настежь раскрытые буфеты и опустошенные ящики комодов. Нет ни белья, ни одежды. Уцелели только постельные матрацы, одиночные зеркала и большие вазы с фарфоровыми крышками. В углах комнат кое-где скверно пахнущие… Э-э-э… Следы азиатского цинизма.
Осмотрев еще несколько домов примерно в таком же состоянии, мы приняли решение разместиться в просторном здании торговой компании у старых городских ворот. Строение имело П-образную форму с удобным внутренним двором. Первый этаж, сложенный из серого необработанного камня, служивший складом, был пуст, а на втором этаже были конторы и небольшая гостиница. При известном старании тут можно было разместить всю роту в ее теперешнем составе — сто сорок человек.
Так и поступили.
Мы с Казимирским заняли квартиры в гостинице, а гренадеры разместились на первом этаже и в конторах.
Девятая рота заняла ряды малого рынка, двенадцатая и одиннадцатая роты оккупировали соседние улицы — Хеллерштрассе и Святого Якоба. Штаб батальона тоже нашел себе надежное местечко — банк.
Замок был полностью занят первым батальоном, второй батальон, понесший при атаке предмостных укреплений большие потери (так уж получилось, что на немецкие позиции они полезли раньше нас, за что и пострадали), остался в предместьях на южном берегу реки, вместе с артиллерией и полковыми обозами. Штаб полка занял гостиницу у Старой башни, охранявшей когда-то каменный мост через Дрвецу.
Опередившие нас казаки бессистемно расселились по городу, отпустив стреноженных лошадей пастись в садах и на клумбах, а их штаб расположился на центральной Ратушной площади, по соседству с нашим.
Проснулся я рано, умылся, оделся и пошел проверять караулы.
Грозные орлы-гренадеры бдели ворота, я решил, что неплохо было бы, если бы кто-то бдел и самих орлов. За неимением под рукой достойных этой чести соратников пришлось вызваться добровольцем…
Конечно, можно было бы найти Лиходеева или кого-нибудь из унтеров…
Однако я пришел к парадоксальному выводу: мне лень идти их искать — зато не лень прогуляться до городских ворот самому.
