– Да, я вижу, что ваш брат – а этот юноша, я полагаю, приходится вам таковым – полон разнообразных талантов, – сказал граф Сен-Жермен.
Голос у него был звучный, чарующий. Он словно обволакивал собеседника.
– Этот молодой человек, несомненно, создаст со временем полотна, не уступающие работам Каналетто или прославленного Веронезе. – Произнося эту тираду, великий алхимик так пристально смотрел на Ивана, словно хотел проникнуть ему прямо в душу.
– Вы мне сильно льстите, граф, – смело ответил Ваня. – Конечно, моей скромной особе далеко до мастеров, которых вы назвали. Но до сих пор в моем Отечестве вообще не было людей, способных к живописи. Меж тем у нас столько мотивов для изображения! Одна новая столица империи Санкт-Петербург дает их во множестве, не говоря об иных местах. Я уже сделал несколько видов нашей столицы. Если бы мне удалось выставить мои работы и произведения других русских мастеров здесь, в Вене, или в иной европейской столице, полагаю, для ее жителей они представляли бы большой интерес. Может, не столько как произведения искусства, сколько как виды мест, прежде неизвестных.
– Я же со своей стороны могу заверить вас, господа, что русские инженеры уже вполне овладели своим ремеслом, – вступил в разговор Дружинин. – Мы можем не только корабли проектировать, но и каналы строить, водоподъемные машины, другие изделия, вплоть до самых сложных.
– И что же, вы сможете и трубу зрительную изготовить наподобие той, которой пользовался Галилео Галилей? – спросил Сен-Жермен.
– Если вашему сиятельству такая труба надобна и вы дадите мне заказ, то недели за две сделаю, – смело ответил Дружинин.
Говоря это, Иван и его товарищ хотели не только защитить свою репутацию, но и отвлечь от себя внимание персон, присутствующих на бале, вернуть его к прежним, салонным темам беседы. Это им вполне удалось. Разговор перекинулся на зрительные трубы, изготовленные в Голландии, а затем вновь вернулся к работам знаменитых венецианских мастеров живописи.
Между тем на середину зала вышел главный шталмейстер, распорядитель бала, и провозгласил начало танцев. Заиграл оркестр, разговоры прекратились.
Дружинин, не теряя времени, высмотрел одну милую даму, которая находилась в кружке Сен-Жермена, и пригласил ее на гавот. Ваня, который никогда не умел танцевать, отошел к стенке, а Углов куда-то исчез.
Спустя примерно час – на смену гавоту успел прийти менуэт, потом позвучали гросфатер и полонез – Кирилл вдруг возник рядом с Полушкиным. Он выглядел усталым, но довольным, хотя несколько озадаченным. Углов высмотрел в толпе Дружинина и поманил его рукой. Вскоре оперативники собрались вместе.
– Ну что, натанцевался? – спросил Кирилл товарища.
– Ах, как жаль, что в эту эпоху такие консервативные нравы! – со вздохом проговорил Дружинин. – Я познакомился с очаровательной девушкой. Зовут Амалия.
– И что? Она уже занята? У нее жених? – спросил Ваня.
– Нет никакого жениха! Она весьма благосклонно встретила мое внимание, но тут же спросила, когда я нанесу им визит, смогу познакомиться с ее фатером и мутти. Увы и ах, совершенно ясно, что она рассматривала меня как перспективного жениха. Ну а я, как благородный человек, разумеется, не мог пойти на такой обман. Теперь скажи, что сам-то успел сделать? Ведь ты, как я понял, все это время вел какие-то переговоры?
– Да, я вел переговоры, причем довольно успешные, – сказал Углов. – Даже слишком! Вначале я в малой гостиной имел беседу с министром иностранных дел. Я изложил ему то поручение, с которым меня якобы отправила в Вену императрица Екатерина, и встретил весьма благосклонное отношение к этой идее. Министр дал мне понять, что его император может рассмотреть мое предложение о союзе против турок и принять его. Что теперь с этим делать, прямо ума не приложу!
– Боишься вмешательства в историю? – догадался Ваня.
– Ну да! Тут вмешательство, да еще какое! Ведь в реальности в это время никакого союза с Австрией Россия не заключала. Войну с турками, правда, вела, но не слишком успешно. А тут может получиться, что вся история пойдет иначе!
– Выход один – сворачивать эти твои переговоры, – решительно заявил Дружинин. – Можно, например, сказать министру, что ты ждешь каких-то дополнительных инструкций из Петербурга и заключить договор не можешь, пока они не придут. А мы получим время и закончим свое благородное дело. Как, кстати, с ним? Тут что-то прояснилось?
– Да, с этим тоже все на мази, – сказал Углов. – После министра я встретился с Сен-Жерменом. Сказал, что очень хочу с ним познакомиться, премного наслышан о его талантах. А особенно с ним хочет встретиться мой товарищ, дворянин Дружинин, который желает поговорить с графом о свойствах ртути, олова и других научных предметах.
– И что Сен-Жермен?
– Он меня выслушал, покивал и ответил, что готов принять нас, всех троих, уже завтра. У него в Вене есть особняк, который ему предоставил в пользование Иоганн-Фридрих, герцог Штирии. Правда, смотрел на меня при этом… – Углов передернул плечами, как от озноба, вспоминая взгляд графа. – Он словно видел меня насквозь. Должен признать, что дело с ним иметь трудно.
– Да, я тоже это понял, – согласился Ваня. – Я стоял рядом с ним и все время ощущал какое-то давление. Будто кто-то исподволь внимательно меня изучал. Мне кажется, граф обладает сильными гипнотическими способностями. В первый раз встречаю такого противника. Не сомневаюсь в том, что у него есть дар сродни моему. Не знаю, смогу ли раскрыть замыслы этого персонажа, отделить правду от лжи в речах Сен-Жермена, подчинить его волю своей.
– Ничего, не робей, Ваня, – ободряюще сказал Дружинин, обняв товарища. – Мы с тобой! Ты уже со многими противниками справлялся и с этим алхимиком тоже разделаешься!
Особняк, в котором проживал граф Сен-Жермен, находился неподалеку от крепостной стены. К нему можно было пройти по улице Грабен, на которой высилась знаменитая Чумная колонна. Она была возведена в память об эпидемии 1679 года, выкосившей треть населения австрийской столицы, тридцать с лишним тысяч человек.
Едва Углов постучал в дверь, она сразу же открылась, будто их с нетерпением ждали. Гости вошли в обширный вестибюль и с удивлением огляделись. Нигде не было видно слуги, который, собственно, и должен был распахнуть им двери.
Примерно минуту визитеры с недоумением оглядывались, и тут откуда-то из глубины дома вышел маленький человечек, настоящий лилипут. Очевидно, это и был тот самый слуга, пусть и одетый не в обычную ливрею, а в черный камзол и такие же чулки. Не говоря ни слова, он махнул рукой, показывая, что гости должны следовать за ним, и зашагал в глубь дома. Карлик привел их в гостиную, где горело всего несколько свечей, и удалился так же незаметно, как и появился.
