Третьей и последней группировкой были Николаевичи. Это была «сборная» из всех тех, кто не попал в другие группировки. Они как ни странно поддерживали престарелого Николая Николаевича младшего, еще одного дядю Николая Второго, человека грубого и злобного, к тому же и пьющего. Просто удивительно, как он не скончался от цирроза печени к означенному времени — но факт оставался фактом — он был еще жив и весьма активно интриговал, опираясь на преданных лично ему людей в армии и кое-какие купеческие круги. Николай Николаевич представлялся им временным и управляемым кандидатом — долго при его образе жизни он все равно бы не прожил. Ну а потом… можно будет найти и другого претендента, устроит второй раунд, так сказать.
Дочерей Николая — а их было четверо — не поддерживал почти никто. «Гессенская муха» императрица Александра Федоровна занесла в Россию, в романовскую кровь страшную болезнь, гемофилию — болезнь, передающуюся только по женской линии, но проявляющуюся только у мужчин. Повторения того, что произошло с Алексеем Вторым, чехарды на троне никто не хотел.
Развязка пришла неожиданно. Все дело было в том, что Наталья Шереметьевская и великая княгиня Мария Павловна были не только единомышленницами и подругами. Их сплотили интриги против еще двора Николая Второго, ненависть к его жене, императрице Александре Федоровне, насмешки по поводу здоровья Алексея, будущего Алексея Второго. И с той и с другой стороны понимали — что страна не в той ситуации, чтобы затевать драку за престол. Британия жаждала реванша, на Ближнем Востоке вовсю полыхала террористическая война, на усмирение посылались все новые и новые подразделения, в Мексике орудовал Троцкий, рассылая оттуда исполненные ядом книги и прокламации, в Североамериканских соединенных штатах обвально рухнул фондовый рынок… Да и престарелый, но не потерявший своей силы премьер предупредил, что решение должно быть принято исключительно мирным путем.
Его и приняли.
Вообще, если правильно называть титул Самодержца Всероссийского — то звучит он следующим образом: «Божьей поспешествующей милостью, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода низовския земли? Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северныя страны? Повелитель; и Государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли? и области Арменския; Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель, Государь Туркестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштейнский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая». То есть тот, кто занимал российский Престол, занимал не только его — он занимал множество других престолов, которые в те или иные годы покорились Российской Короне. Из этого всего множества титулов, какие то не значили уже почти ничего, какие-то — значили довольно много. Вот на этом основании и достигли соглашения две самые сильные противоборствующие группировки. Партия царя Михаила как самая сильная получала главный приз — Российский престол. Вторая же по значению партия получала для Бориса титул Царя Польского. Скорее всего — Мария Павловна полагала, что это всего лишь передышка в борьбе за главный приз — Михаил в войне был дважды ранен и особым здоровьем не отличался. Оно так и получилось — Михаил правил всего три года. Но сама Мария Павловна умерла еще раньше него и при весьма странных обстоятельствах. Умер и Михаил, проправив всего три года — но после его смерти Владимировичи уже не стали претендовать на Российский престол. На него взошел тогда еще несовершеннолетний Александр, который впоследствии станет Александром IV Великим, с регентом — его матерью Натальей.
Трон же Царя Польского так и оставался — по неофициальной и нигде не писанной традиции — за потомками Бориса — сейчас это был Константин Николаевич, уже четвертый по счету потомок Бориса. Царство Польское, хотя и входило в состав России, хотя Варшава и была признана одним из столичных городов — все равно Польша от России отличалась. Что было — то было…
Что же касается организации «Ожел Бялый» — то она была создана примерно двадцать лет назад, в противовес утрачивающим силу «Народным силам зброевым» и только зарождающейся в Лондоне «Делегатуре Варшавской». В русском министерстве внутренних дел работали умные люди, не менее умные, чем в Тэвистоке и они прекрасно понимали одну простую вещь. Если заткнуть на кипящем чайнике все щели — он рано или поздно взорвется. Просто потому, что таковы законы физики, не взорваться он не может. А если приделать к нему носик и стравливать пар — никакого взрыва не будет, пар уйдет в свисток.
Хоть Польша, царство Польское и входило в состав Российской империи не первую сотню лет — по настоящему территорией России оно так и не стало. В Польше никогда не переводился истинно польский, бунтарский дух, без этого самого духа поляки просто не были бы поляками. Право на рокош, [мятеж] для любого поляка было священно. Это самое право было у поляков во времена независимости, когда одного-единственного голоса хватало, чтобы распустить Сейм, это право жило при Наполеоне Бонапарте, который так и не придумал, что же ему делать с такими вот бунтарски настроенными подданными. Это право сохранилось и сейчас — ни полиция, ни кровавое подавление восстаний ничего не могли с ним поделать.
Вот для того, чтобы эти бунтарские настроения и выходили в виде свистка, а не взрыва и придумали «Ожел Бялый». Тайное общество, ставящее своей задачей добиться отделения царства Польского от Российской империи и восстановления независимости, неподлеглости Польши. Члены этого общества были разделены на роты и бригады, они собирались вместе, играли в военизированные игры, выезжали на природу и стреляли по банкам, произносили бунтарские и вольнодумные речи, хулиганили, порой даже сильно — и при этом данная организация находилась полностью под контролем полиции, потому что ее агентами и была создана. Рядовых членов кормили байками о том, что для восстания еще не время, направляли их энергию на борьбу с другими такими же обществами — той же «Делегатурой Варшавской». Тех, кто становился действительно опасным и готов был перейти от слов к делу… просто незаметно «изымали из обращения». Вот и все. Но чем больше Цакая занимался Польшей — тем больше он приходил к убеждению, что не все там так гладко и контролируемо, как это показывалось в официальных отчетах на Высочайшее имя…
