Прорыв к швейцарской границе
28 мая Гитлер приказал учредить под моим командованием танковую группу. Штаб моего корпуса переместился в Синьи-ле-Пти, к юго-западу от Шарлевиля, чтобы готовиться там к следующему этапу кампании. Штаб прибыл на место 1 июня.
Образование «танковой группы Гудериана» произошло в первые дни июня юго-восточнее Шарлевиля. Штаб ее был сформирован из офицеров моего бывшего штаба XIX корпуса. Верный полковник Неринг остался начальником штаба, оперативным офицером (/ а) стал майор Байерлейн, а адъютантом – подполковник Рибель. В танковую группу вошли:
XXXIX армейский корпус (генерал Шмидт), с 1-й и 2-й бронетанковыми дивизиями и 29-й мотопехотной дивизией:
XLI армейский корпус (генерал Рейнхардт), с 6-й и 8-й бронетанковыми дивизиями и 20-й мотопехотной:
ряд подразделений, непосредственно подчиненных танковой группе.
Сама танковая группа входила в состав 12-й армии генерал-полковника Листа.
Марш на наше новое место сосредоточения представлял собой внушительное зрелище, особенно процесс перехода 1-й и 2-й бронетанковых дивизий с берегов Ла-Манша. Расстояние составляло примерно 240 километров, но из-за взорванных мостов некоторым подразделениям приходилось делать крюк, иногда километров по девяносто. Очевидными становились признаки усталости солдат и износа техники. К счастью, у нас было несколько дней на отдых, поэтому перед тем, как приступить к выполнению новых задач, в какой-то степени удалось восстановиться.
Успешное завершение первого этапа западной кампании привело к устранению войск противника из Голландии, Бельгии и Северной Франции. Мы обезопасили свой тыл для проведения операций в южном направлении. Основные силы бронетанковой и моторизованной техники неприятеля были уже уничтожены, поэтому на втором этапе кампании оставалось только разбить остатки французской армии – около 70 дивизий, считая две британские, – и заключить выгодный для Германии мир. По крайней мере, нам тогда казалось именно так.
Наши войска быстрее развернулись боевым порядком на нашем правом фланге, вдоль Соммы, чем в центре – на Сер и Эне. Поэтому армейская группа фон Бока могла начать наступление уже 5 июня, а армейская группа фон Рундштедта – не раньше 9-го.
В секторе армейской группы фон Рундштедта перед 12-й армией стояла задача пересечь реку Эну и канал Эна между Шато-Порсьен и Аттиньи, после чего – продвигаться в южном направлении. Пехотный корпус должен был форсировать реку и канал в восьми местах. После установки предмостных укреплений и наведения мостов танковые дивизии моей группы должны были идти в атаку вместе с пехотой, прорваться на открытое пространство, а затем наступать, в зависимости от ситуации, либо на Париж, либо на Лангр, либо на Верден. Первой нашей целью должно было стать плато Де-Лангр; прибыв туда, мы должны были получить дальнейшие приказы.
Я попросил командующего 12-й армией утвердить моей дивизии конкретные места для форсирования реки и дать нам возможность переправиться через реку самостоятельно. Идея о совместном наступлении с пехотой мне не нравилась – огромные и многочисленные транспортные колонны пехотных подразделений, как правило, наглухо забивали дороги, и я боялся, что это приведет к затруднению командования. Однако командир армии хотел приберечь танковые дивизии для решительного прорыва и поэтому отклонил мою просьбу. Итак, танковая группа сосредоточилась позади пехотного корпуса, и все четыре танковые дивизии готовы были наступать по восьми различным мостам, как только те будут наведены. Обе мотопехотные дивизии должны были следовать за танковыми дивизиями соответствующих корпусов. Для успешного выполнения плана пехоте необходимо было форсировать реку и захватить предмостные укрепления.
Разграничительная линия между XXXIX и XLI армейскими корпусами пролегала по линии Васиньи – Ретель – Жюнивиль – Овине – Оберив – Сюйп – Сен-Реми – Тиллой (зона ответственности XXXIX) – Вано – Соньи – Парньи (зона ответственности XLI).
8 июня штаб танковой группы переехал в Беньи.
9 июня, в день начала наступления 12-й армии, я выехал на наблюдательный пункт, расположенный к северо-востоку от Ретеля, чтобы лично наблюдать за продвижением пехоты и не пропустить момента, когда нужно будет выдвигать войска. С 5.00 до 10.00 не было видно ничего. Тогда я послал своих офицеров на соседние места, где тоже были намечены наступательные удары, чтобы выяснить, вышла ли пехота к Эне там. С обеих точек прорыва вокруг Ретеля я получил донесения, что наступление было отбито и что пехота сумела установить предмостные укрепления только в одном месте, углубившись на полтора-два километра – в окрестностях Шато-Порсьен. Я связался с начальником штаба 12-й армии, моим другом генералом фон Макензеном, и предложил ему ночью перебросить танки на другой берег в этом единственном месте, чтобы на следующее утро они были готовы к броску. Затем я отправился в Шато-Порсьен, заехав по пути в штаб III армейского корпуса генерала Гаазе, где получил краткий обзор ситуации. На месте, осмотрев предмостные укрепления, я направился к командиру моего XXXIX корпуса генералу Шмидту, который находился, вместе с генералом Кирхнером, чуть севернее самого городка. Мы обсудили вопросы продвижения 1-й бронетанковой и ее размещения внутри предмостных укреплений Шато-Порсьен. Было решено начать переброску с наступлением сумерек.
Вскоре после этого я встретил командира армии генерал-полковника Листа. По дороге ему попадались части 1-й бронетанковой дивизии, и он недовольно заметил мне, что многие танкисты сняли кители, а некоторые даже позволили себе купаться в реке. Далее генерал-полковник сердито вопрошал меня, почему мы до сих пор не пошли в атаку через предмостные укрепления. На основе только что полученных мной лично данных я ответил, что невозможно наступать через предмостные укрепления, которые до сих пор не захвачены или не расширены до нужных размеров. Далее я указал на то, что захват предмостных укреплений не входил в задачу моих танковых подразделений. Верный своей рыцарской природе, Лист тотчас же протянул мне руку в знак примирения и спокойно перешел к обсуждению текущих вопросов.
В штабе своей группы я пробыл недолго и вернулся к предмостным укреплениям в Шато-Порсьен, чтобы лично проконтролировать размещение моих танков и пообщаться с командиром действовавшей там пехотной дивизии. Генерала Лоха из 17-й пехотной дивизии я встретил на дальнем берегу, и мы согласовали с ним свои действия. На передовой я оставался до часу ночи, а затем навестил раненых бойцов из моих танковых и разведывательных подразделений, ожидавших отправки обратно через предмостные укрепления, и поехал обратно в свой штаб в Беньи, чтобы отдать распоряжения.
За день было возведено два небольших предмостных укрепления к западу и востоку от Шато-Порсьен. По ним можно было перебросить за реку 2-ю бронетанковую дивизию вместе с частями 1-й.
Наступление моих танков должно было начаться 10 июня в 6.30. Я находился к тому времени на передовой, подгоняя 1-ю стрелковую бригаду, которая отстала от наступающих войск. К моему удивлению, пехотинцы на передовой узнавали меня, и, когда я спросил откуда, выяснилось, что и офицеры и рядовые помнили меня еще с тех пор, когда я командовал 2-й бронетанковой дивизией, находясь в Вюрцбурге, этом некогда прекрасном, а ныне полностью разрушенном городе. Мы были очень рады увидеться вновь. Танки и пехота пошли в атаку одновременно, и все могли полностью полагаться друг на друга. Мы быстро продвинулись через Авансон и Таньон до Нёфлиза, что на реке Ретурн. На открытой местности танки практически не встречали сопротивления, поскольку, согласно своей новой тактике, французы сконцентрировали оборону в лесах и деревнях, а с открытой местности войска убрали вообще, пасуя перед нашими танками. Поэтому нашей пехоте приходилось ожесточенно сражаться на забаррикадированных улицах и среди деревенских домов, а танки, которым лишь доставлял небольшое неудобство эпизодический обстрел французской артиллерии с позиций, все еще удерживаемых французами на Ретельском фронте – в нашем тылу, – прошли до Ретурн и под Нёфлизом форсировали эту заболоченную реку, перегороженную дамбой. 1-я бронетанковая уверенно наступала теперь по обоим берегам Ретурн; южнее реки двигалась 1-я бронетанковая бригада, а севернее – стрелки Балка. Днем мы достигли Жюнивиля, где противник встретил нас контратакой силами крупного танкового соединения. Южнее Жюнивиля завязалось сражение, закончившееся часа через два в нашу пользу. Ближе к вечеру был взят и сам Жюнивиль, причем Балк лично захватил знамя французского полка. Неприятель был отброшен до Ла-Нёвиль. В ходе танкового сражения я лично пытался подбить французский танк модели «В» из трофейного 47-миллиметрового противотанкового орудия, но тщетно; все снаряды просто отскакивали от его толстой брони. Наши 37– и 20-миллиметровые орудия были против этого противника тем более беспомощны. В результате мы завершили этот бой с тяжелыми потерями.
