Встреча с французскими ноблями была назначена во фруктовом саду неподалеку от суассонского аббатства Нотр-Дам. Стоял конец августа, деревья склонялись под тяжестью яблок. Сад предоставлял уютное тенистое укрытие для серьезных переговоров. Французские крестоносцы не пожалели усилий, чтобы убедить маркграфа принять на себя руководство походом. Они предложили Бонифацию полное управление армией, половину денег Тибо, отведенных на крестовый поход, и обязательство относительно людей графа. «Мы обратились к тебе как к самому достойному человеку из всех, кого знаем… Будь нашим господином и прими крест ради любви к Господу».[197] Они просили маркграфа согласиться, припав к его ногам и орошая их слезами. Учитывая его путешествие в Северную Францию и визит к королю, очевидно, что Бонифаций и сам был весьма склонен принять предложение. Выслушав французов, он стал перед ними на колено и торжественно согласился возглавить воинство Христово.
Руководители похода, вероятно, ощутили радость и облегчение. Теперь Бонифаций должен был принять крест. Маркиз в сопровождении епископа Нивело Суассонского, который уже вступил в ряды крестоносцев, аббата Петера Люцедского и Фулька Нейского (человека, в течение предыдущих двух лет организовавшего большую часть проповедей, призывающих к участию в крестовом походе) кратчайшим путем направились из сада в церковь Нотр-Дам.
Обряд принятия креста был простым и красивым, если верить первому сохранившемуся литургическому тексту, который описывает это событие. Давалось благословение, а затем с чтением: «Господи, благослови сей символ Священного Креста, да поможет он спасению слуги Твоего», представлялся сам крест. Будущий крестоносец прикреплял крест на плечо. Ему также вручали традиционные атрибуты пилигрима — посох и суму, чтобы подчеркнуть тесную связь между крестовым походом и паломничеством.[198]
Прежде чем покинуть церковь, крестоносцы вполне могли помедлить у одной из могил, чтобы обратиться с прошением о божественном заступничестве. В аббатстве располагался прекрасной работы саркофаг (сейчас он сохраняется в Лувре), в котором помещались останки святого Дросия, бывшего епископом Суассона в VII веке. Дросий прославился способностью приносить победу в сражениях тем, кто проводил ночь, бодрствуя около его могилы. Целые поколения крестоносцев из Суассона благоговели перед ним и твердо веровали в покровительство этого святого. Один из авторов 60-х годов XII века сообщал, что уверенность в могуществе Дросия была столь широко распространена, что к его могиле прибывали люди из Бургундии и Италии, чтобы просить о покровительстве. Возможно, сам Бонифаций, уроженец Северной Италии, был рад бдению у могилы, ища любой божественной помощи в тяжком бремени руководства.
На следующий день Бонифаций собирался покинуть Суассон. Если он собирался отправиться в Левант будущей весной (1202 года), то должен был привести свои дела в порядок. Предложив своим новым соратникам заняться тем же, он распрощался с ними, зная, что следующая встреча произойдет уже в Венеции. Направившись к югу, маркграф, должно быть, задумывался о судьбе своей семьи. Ему предоставлялся случай принять эстафету, превзойти, а, возможно, и отплатить за ущерб, причиненный в прошлом. Наверняка он был горд. Могущественная французская знать обратилась к нему, предоставив неоспоримое право руководства крестовым походом. Его друга, трубадура Рембо де Вакерраса, в Суассоне не было, однако он написал песню, чтобы прославить своего господина и напомнить о высоких задачах крестоносцев:
«Возможно, сегодня люди уже знают и получают доказательства того, что за добрые дела Господь дарует достойные награды. Он послал благородному маркграфу воздаяние и сверх него дар, позволив превзойти достойнейших. Крестоносцы Франции и Шампани испрашивали его у Господа как лучшего из лучших, чтобы вернуть гроб Господень и Крест, на котором был распят Иисус, за которым он и последовал. Господь ниспослал ему достойных вассалов, земли и богатства, и бесконечную отвагу, чтобы лучше справится с возложенной задачей.
…С такими почестями принял он крест, что, кажется, больших нельзя и пожелать. Достойно он будет владеть этим миром и другим. Господь наделил его могуществом, умом и мудростью, чтобы он мог вложить в служение Ему все свои силы.
…Да направит наш флот сам святой Николай из Бари, да поднимут воины из Шампани свои знамена, и пусть в ответ на каждый жестокий удар слышится боевой клич маркграфа „Монферрат и лев!" и фламандского графа „Фландрия!" Пусть каждый воин тогда нанесет удар мечом или копьем, и тогда мы с легкостью обратим в бегство и уничтожим всех турков, вернув на поле брани Крест Господень, который утратили…
Господь повелевает нам идти дальше и освободить Гроб Господень и Крест. Пусть те, кто хотят следовать за Христом, даже погибнут ради Него, но они останутся живы в небесных селениях. И да сделает маркграф все, что в его силах, чтобы пересечь море и избавится от расы нечестивых псов».[199]
Покинув Суассон, Бонифаций направился не прямо домой, а проехал около 175 миль к югу в аббатство Сито, бывшее сердцем монашеского ордена цистерцианцев. Здесь ежегодно тринадцатого сентября в празднование Крестовоздвижения собирались настоятели этого огромного международного ордена, чтобы обсудить дела своего братства.
Орден цистерцианцев был основан в конце XI века и основывался на идее нищеты, простоты и отделения от мирового зла. Монахи носили рясы из некрашеного полотна и любили противопоставить свой аскетичный образ жизни тому, что вели в других монашеских орденах, например, клюнийцы, чье богатство и склонность к роскоши были хорошо известны. Цистерцианские монастыри представляли простые лишенные декора здания, поразительно красивые в своей строгости. Неотразимым и харизматичным лидером ордена являлся Бернар Клервоский, и орден привлекал тысячи неофитов, получая огромные земельные пожертвования. К концу XII века по христианскому миру было разбросано пятьсот тридцать цистерцианских общин, распространившихся от Палестины до Испании и от Норвегии до Сицилии.[200]
Столь блестящий успех привел к весьма значительному благосостоянию ордена. Цистерцианцы были опытными земледельцами и прославились умением обращать с помощью благочестивых покровителей запущенные сельские угодья в весьма доходные земли. Благосостояние давало ордену возможность финансировать многих отдельных крестоносцев.
Несмотря на богатства ордена, личная чистота цистерцианцев высоко оценивалась папством, и монахи в белых одеяниях часто назначались для проповедей о крестовых походах. С течением времени Главный капитул цистерцианцев (так называлось их ежегодное собрание) превратился в нечто большее, нежели внутренняя деловая встреча, став важной точкой пересечения между церковью и мирским обществом. Весть о том, что на встрече будет присутствовать Бонифаций, придала ей особую притягательность, и представители бургундской знати, равно как и толпы других мирян, охотно присутствовали на собраниях.
Фульк Нейский воспользовался возможностью проповедовать о крестовом походе. Вооружившись письмом папы Иннокентия, он обратился к собранию и обратил настоятелей Сернансо, Персьежн и Во-Серне. Цистерцианец из Англии Ральф де Когсхол писал: «Воистину, острая необходимость требовала, чтобы множество верных членов церкви сопровождало Христову армию в столь трудном паломничестве. Эти люди могли укрепить сердца, наставить невежественных, приводя всех к битве во имя Христово, помогая справиться со всем, что подвергало души опасности».[201]
Увлекшись предоставленной возможностью, Фульк, по некоторым свидетельствам, разразился слезами, сообщая Главному капитулу, что за последние три года он лично завербовал двести тысяч человек, которые «отвергли на время родительский долг, родные края и радости жизни ради служения Христу».[202] Фульк действительно путешествовал по Нидерландам и Франции, однако приведенное число явно преувеличено — особенно если учесть последующую нехватку крестоносцев, добравшихся до Венеции. Существуют свидетельства, что Фульк собрал некоторую поддержку крестовому походу, но похоже, что в основном он проповедовал для бедняков. Один автор предполагает, что он убеждал лишь бедняков, считая «богатых недостойными такой милости». В реальности Фульк не достиг таких успехов, о которых заявлял, и его вклад в крестовых поход был весьма ограничен.[203]
Перед собранием в Сито принять участие в крестовом походе обязались в основном жители Шампани и Фландрии, однако присоединение к нему Бонифация создало новый импульс. Теперь крест приняли несколько представителей бургундской знати, включая Одо де Шамплитта и его брата Вильгельма; Ричарда Дампьера и его брата Одо; Гюи де Песмеса и его брата Амори. Эти три пары братьев-крестоносцев снова показывают нам, что некоторые семьи, зачастую уже имевшие традиции участия в крестовых походах, искренне принимали участие в судьбе Святой Земли.
