Зимой 1069 г. большое войско опять двинулось в Белоруссию, обложило и взяло Полоцк. Но комбинации, задуманные великим князем, поехали наперекосяк. Всеслав ускользал, это он хорошо умел. Не только прятался, а наносил контрудары. Взбунтовал новгородских подданных, финское племя водь, мутил карелов. Подступал с ними к Новгороду, князь Глеб и новгородцы с трудом отбили и рассеяли их. А сыновья Изяслава оказались князьями далеко не лучшими. Их отец порой совершал неблаговидные дела, но все же сохранял в душе какие-то понятия чести, порядочности, не считал возможным нарушать их. Дети отбросили эти рамки.
Мстислав уже показал свой нрав расправами в Киеве. Аналогично повел себя и в Полоцке. Он быстро умер при неясных обстоятельствах, но его заменил Святополк. Современники характеризовали его «бык яр и лют». Жестокий, жадный, похотливый. Для таких князей и их дружинников Полоцкое княжество было захваченной добычей. Вели себя как оккупанты, грабили, притесняли местных жителей, тащили на забаву женщин. Но партизанская война в Белоруссии была еще опаснее, чем в Киеве. В открытых боях Изяславичи каждый раз побеждали разношерстные отряды Всеслава Полоцкого, а он скрывался. В любой избушке в глубинах болот ему был готов стол и дом, взамен перебитых ратников к нему стекались другие. Из чащобы свистели стрелы, и гадай, кто их послал? Киевляне безнадежно завязли.
Вдобавок напомнил о себе польский Болеслав II. Ведь Изяслав пообещал ему Червенские города. Король хотел занять их, а горожане поляков не пустили. Болеслав обратился к великому князю, но и он увиливал от обещаний. Он попросту не мог их выполнить: что скажут подданные, что скажут братья, если он начнет разбазаривать русские города? Болеслав вспылил: Смелый он или не Смелый? Начал войну. Изяслав выступил против него лично — пышно, торжественно, с многочисленными полками. Обернулся поход полным провалом. Поляки потрепали великого князя, заняли прикарпатские города, сожгли Берестье (Брест).
Изяслав вернулся в Киев куда более скромно, чем уезжал. Без шума, потихонечку. Больше его на подвиги не тянуло, он послал на Волынь 19-летнего Владимира Мономаха. В схватках с Полочанами и степняками Владимир уже проявил себя умелым командиром. Но назначение определялось не только этим. Великий князь очередной раз хитрил. Льстил Мономаху и его отцу — вот какое доверие молодому князю, постоять за Русь, защитить ее рубежи. Однако Волынь находилась под угрозой, ее вот-вот могли захватить поляки. А в обмен за Волынь Изяслав забрал обратно Смоленск.
Но Мономах свой новый удел чужеземцам не отдал. Приехал во Владимир-Волынский, переформировал дружины и ополчение, наладил толковую оборону. Тайно связался с жителями оккупированных городов, оставаться под властью поляков им ничуть не нравилось. Выбрав удобный момент, князь внезапно ринулся на Прикарпатье. Брал крепости почти без боя, население переходило на его сторону. В короткий срок Мономах лишил поляков всех завоеваний, вернул их в состав Руси.
А Изяслав, стараясь укрепить свои позиции, обратился к делам Церкви. Русское духовенство по-прежнему напоминало, стране нужны свои святые. Это и впрямь было важно. Язычники в борьбе с христианством упирали именно на то, что вера «чужая», «греческая». Люди куда более охотно пошли бы в храмы, если бы знали, что у них имеются заступники-соотечественники: близкие, понятные, вроде как «родные». Отказ в канонизации русских святых принижал весь народ, ущемлял державу. Священники пытались как-то выйти из положения. За неимением русских, пропагандировали других славянских святых или близких к славянам — чешских, болгарских, очень популярным стало и почитание св. великомученика Никиты Готского.
Но в это время изменилась и ситуация в Византии. Там придворная клика совсем развалила государство и армию. Возмущенные военные несколько раз пытались совершить переворот. Один из заговорщиков, Роман Диоген, был арестован, но его полюбила императрица Евдокия, правившая от лица малолетнего сына Михаила VII Дуки. Роман обвенчался с ней, и таким необычным способом империя получила вдруг талантливого властителя. Новый император начал восстанавливать войско, успешно повел войну с печенегами и сельджуками. Он очень нуждался в помощи и заключил союз с Русью.
Братья Ярославичи и русское духовенство воспользовались этим, возобновили ходатайства о канонизации отечественных угодников. Несмотря ни на какие политические перемены, Константинопольская патриархия и Киевская митрополия брыкались, упирались, прославление св. Владимира и св. Ольги наотрез отвергали. Но и отвечать полным отказом было нельзя. Ярославичи могли оскорбиться, а дружба с ними требовалась империи, как воздух. Крайне неохотно Греческая церковь согласиться на канонизацию святых благоверных страстотерпцев Бориса и Глеба. Они с греками никогда не конфликтовали, никакого ущерба не нанесли. Да и спорить против их прославления было трудно, у гробницы святых происходили чудесные явления, а русские священники добросовестно документировали их.
Борис и Глеб становились первыми русскими святыми, кого патриархия и митрополия признали официально! Первыми! Это был праздник для всей Руси, для каждого русского верующего. Торжество решили сделать общенародным. В Вышгороде был построен новый храм, в 1072 г. все князья и их дети собрались для перенесения мощей страстотерпцев. Митрополит Георгий мялся, хмурился, но противиться было уже не время. Пришлось и ему пасть на землю перед святыми. Раки с мощами несли сами правители: Изяслав, Святослав, Всевлод. Звонили колокола, в столичных храмах шли праздничные службы, народ ликовал…
Увы, единение князей оставалось недолгим. Даже великое совершенное дело спасти власть Изяслава уже не смогло. Киевляне не забыли казней и приглашения поляков, а на войну, на строительство храмов, с них трясли дополнительные поборы. Княжеские и боярские тиуны, ничем не наученные, спешили на обогатиться. А все затраты и потери ратников оказывались в итоге ненужными. В боях с Болеславом великий князь опозорился. Его сыновья не удержались в Полоцком княжестве, под ударами лесных воинов вынуждены были бросить его и убираться подобру-поздорову. Пока великокняжеские дружины погибали в Белоруссии, на саму Киевщину вторгались половцы. Раньше разоряли села, а сейчас захватывали уже и городки — Ростовец, Неятин.
Атмосфера в Киеве опять накалялась. В народе заговорили о Святославе. Вот он — настоящий князь! Готов был защищать народ от поляков, одолел половцев. Степняки до сих пор боялись лезть на Черниговщину. Из столицы стали уходить в Чернигов недовольные дружинники, бежали от долговой кабалы горожане и крестьяне. Но и бояре почуяли, что попахивает новым восстанием. Недавно чернь уже громила их дворы, повторять не хотелось. Чтобы предотвратить взрыв, они предали Изяслава и тайком обратились к популярному Святославу. Сообщали, что столица с радостью примет его.
А ускорил развязку сам великий князь. До него дошли слухи, что подданные мечтают о Святославе, и государь переполошился. Заметался в поисках, на кого же еще можно опереться? Разборчивостью он никогда не отличался и совершил очередной необдуманный поворот. Раз уж Полоцкое княжество прибрать к рукам не удалось, он в 1073 г. вступил в переговоры со вчерашним врагом, Всеславом Полоцким. Предлагал союз против братьев, сулил за это Смоленск. Но собственные изяславовы бояре уже отмежевались от него. Они немедленно донесли о переговорах в Чернигов.
Святослава правление старшего брата глубоко возмущало, но до сих пор он вел себя лояльно, от каких-либо враждебных выпадов воздерживался. Однако известие о сговоре с Всеславом вывело черниговского князя из себя. Святослав связался со Всеволодом и проинформировал его: вот, мол, полюбуйся что творится. Сколько уже бед и глупостей натворил Изяслав, мы с тобой это терпели, как-то сглаживали. Ну и дождались благодарности, он на нас злоумышляет. На сборы братьям много времени не понадобилось, они подняли по команде свои полки и повели к Киеву.
Великий князь в панике велел запирать ворота, но Святослав и Всеволод отнюдь не собирались штурмовать город. Встали рядом, в Берестове, и объявили старшему: он лишается великого княжения и может убираться куда хочет. А столичные жители уже забурлили, вооружались, кричали за Святослава. Видя, что деваться-то некуда, Изяслав сдался. Его не торопили. Он несколько дней грузил обоз, казну, богатства, и и покатил по наезженной дорожке, к западной границе.
Киев с восторгом встретил великого князя Святослава II. И только Печерский монастырь не поступился строгой принципиальностью. Его игумен преподобный Феодосий открыто обличал, что Святослав занял трон незаконно, нарушил братскую любовь. На Литургиях по-прежнему поминал великим князем Изяслава, написал новому властителю резкое письмо:
