завела к ним охрана.
— А вот и наш герой! — иронично сказал товарищ Белый при виде меня.
— Вы это зря иронизируете, товарищ генерал, — я скромно поздоровался с внимательно разглядывающим меня Юрием Владимировичем, который выглядел сильно посвежевшим, и сел за стол, — тружусь как пчёлка, даже в отпуске. Я же не виноват, что приходится разгребать проблемы, до которых никому нет дела: ни милиции, ни общественности, ни ….
Тут я запнулся, поскольку хотел сказать: «КГБ», но резко передумал и потому скромно закончил.
— Никому в общем.
Оба поняли то, что я недоговорил и скривились так, словно лимон перед ними укусил, впившись в него зубами и разбрызгивая при этом кислый сок по столу.
— Ну вот видите, Юрий Владимирович, — он показал на меня, — с кем приходится работать.
— Да ладно вам Виталий Валентинович, — мягко сказал тот, — парень ведь вроде неплохой, спортсмен опять же хороший.
Я, с умильным выражением на лице, переводил взгляд с одного на другого.
— Что интересно такого случилось, что два генерала КГБ устраивают скромному капитану вооружённых сил советской армии сценку добрый следователь, злой следователь? — поинтересовался я у них.
Товарищ Белый запнулся и закашлялся следующей фразой, а Андропов улыбнулся.
— Посмотри Иван одну папку, только внимательно, — сказал он, — нас попросили дать заключение по предстоящим событиям в США, а мы боимся попасть впросак, поскольку теперь за каждым нашим действием наблюдают из ЦК, только разве что не в микроскоп.
Товарищ Белый потянулся к сейфу, открыл и вытащил серую картонную папку, и развязав завязки, протянул её мне.
— Только Иван, прошу, внимательно посмотри, ошибка недопустима. Лучше ничего говори, если не понимаешь, — предостерёг меня он, — иначе будут неприятные последствия.
Я кивнул, открыл её и с первых же слов понял о чём идёт там речь, но, чтобы их не смущать, прочитал всё до конца. Затем закрыл её и отдал ему обратно, задумавшись, что и главное, как сказать.
— Иван? — Андропов внимательно посмотрел на меня.
— Никсон хочет отказаться от привязки золота к доллару, — я пожал плечами, — и сделать американские деньги резервной мировой валютой, обеспечив себе тем самым финансовое господство над остальными странами, в том числе и над нами.
Лица у обоих неестественно вытянулись.
— Ты уверен?
— Стопроцентной уверенности конечно нет Юрий Владимирович, — пожал я плечами, — я ведь не предсказатель. Только делаю анализ на основе предоставленных вами фактов, вот всё что написано, похоже на подготовку именно к тому, что я сказал.
Они переглянулись.
— Виталий Валентинович, дайте ему ещё одну папку, которую мы вчера с вами обсуждали, — задумчиво сказал Андропов моему куратору.
Тот достал что требовалось, и снова я быстро понял, что затеяли американцы.
— Хотят начать вывод своего контингента из Вьетнама. Похоже конец войны близок, — даже не дочитав, вернул я её обратно.
— Верно, — Андропов задумался, — это уже достоверные данные, подтверждены нашей агентурой.
Забрав первую папку, он попрощался с нами и вышел. Я повернулся с вопросительным выражением лица к товарищу Белому.
— Задержан министр рыбного хозяйства СССР — Ишков и его заместитель Рытов по «икорному делу», что ты начал в Сочи, — нехотя сказал он, — первый — близкий друг Брежнева.
— Много денег у них нашли во время обыска? — полюбопытствовал я.
— Много Ваня, много, — вздохнул тот, — помимо этой икры, выяснилось, что они за взятки сильно неравномерно распределяли рыбу между субъектами страны. Например, в Грузинскую ССР уходило в десять раз больше, чем в РСФСР. Пока ответить на вопросы следствия по этому поводу они не могут, зато сильно стараются привлекать все свои связи.
— Меня кстати Игорь Щёлоков как раз и попросил узнать про этого Ишкова, — сказал я, — что ему сказать?
Товарищ Белый задумался.
— Знаешь, скажи, что держится, но колеблется сильно и может дать показания, — ответил он, — посмотрим, что они будут делать.
— Хорошо и ещё насчёт Яковлева попросили узнать.
— Это же директор московской базы, где ты шубы покупал, — удивился генерал, — тебе он зачем?
— Его дочь просила узнать, — честно ответил я.
— Опять эти твои бабы Ваня, — он покачал головой, но затем улыбнулся, — слушай, а ты скажи ей, что выбил для неё с матерью свидание, и если они уговорят его сдать всех, кого он знает, то его не расстреляют. Ведь это расстрельная статья, по которой они пойдут по «меховому делу», дадим ему скажем семь лет и полетит белым лебедем отбывать срок с чистой совестью.
— Скажу, — кивнул я головой, — есть новости по тем делам извращенцев, которые я вам прислал?
— Там работают совместные следственные бригады МУР-а, прокуратуры и КГБ, — сказал он, — первый как я слышал повесился, когда узнал о том, что ты раскопал про него, второго задержали и раскручивают. Мне звонил следователь наш, говорит такие плёнки и фотографии нашли у него в щитовой, просто жуть, бывалые люди плюются.
— Отлично, — на душе стало спокойно, — не зря значит съездил.
— Следователи просили ещё письма им отдать, которые тебе прислали с жалобами на них, — вспомнил он, — а то там какие-то у них нестыковки. Мама убитого мальчика не помнит, чтобы именно тебе она писала, хотя за пять лет, куда только отправляла жалобы.
— Да я сам не помню, куда их дел, в Сочи наверно оставил, — я сделал вид, что и сам не помню, — не придал тогда этому значения.
— Ваня, — недовольно цыкнул он, — это же улики!
— Ну простите, я не знал об этом, — развёл я руками.
— Ладно, тогда на этом всё, возвращайся к тренировкам, и умоляю тебя, никуда больше не ввязывайся. Остановись! Дай разгрести хотя бы то, что начато сейчас. И так в ЦК сезон истерик, инфарктов и неплановых отпусков начался из-за действий Андропова, поскольку все расследования по большей части друзей Брежнева касаются. Рассовал он за годы кучу своих людей по ключевым местам, а те вместо того, чтобы поднимать страну и вести её к светлому будущему, сам видишь, чем занимаются.
— Постараюсь товарищ генерал, — пожал я плечами.
— Ваня, — он пристально на меня посмотрел, — когда уже до тебя такое понятие, как субординация дойдёт?
—
