пряча от всех взгляд, быстро пошёл прочь с перрона.
– Кто это? – спросил меня батя, отводя нас немного в сторону.
– Попутчик. Познакомились только что.
– Ну, – отец оглядел нас с торжественным видом. – С началом новой жизни! Запомните этот миг, дети мои!
– Ура! – символически прокричал я, чтобы подчеркнуть эпичность момента.
Обе наши девчонки восторженно вдыхали московский воздух и счастливо улыбались.
Дальше были пятачки, турникеты, кольцевая линия метро, ожидаемые проблемы у Галии и Дианы с эскалатором. Ну, это вообще-то и в двадцать первом веке часть привычной культурной программы москвичей и питерцев – наблюдать, как люди из провинции впервые к эскалатору прицеливаются. Наконец, мы поднялись из метро на проспект Мира и батя повёл нас по перпендикулярной улице с трамвайной линией.
Тихая, утопающая в зелени улочка. Кирпичные дома чуть поодаль от дороги. Немногочисленные прохожие, собачники, детишки во дворах.
– Это Москва? – разочарованно протянула Диана.
– А какую Москву ты ожидала увидеть? – с усмешкой спросил её отец.
– Москва – это большая деревня. – вставил я.
27 июня 1971, г. Москва
Немного пройдя вдоль улицы, мы свернули во дворы и оказались около кирпичной башни жёлто-коричневого окраса.
Поразил простором пустой двор, потом уже в лифте сообразил, что это из-за отсутствия частных машин во дворе. С этой точки зрения Москва 1971 года мне нравилась значительно больше Москвы 2023 года. Прошли через просторный подъезд. На пятом этаже вышли из лифта и оказались на лестничной площадке.
Отец открыл ключом обитую дерматином дверь и впустил нас в квартиру. Мы прошли в просторный холл и, поставив на пол чемоданы, начали осматриваться, открыв от удивления рты и забыв снять у порога обувь. Даже я, избалованный квартирами будущего, удивился. Большая кухня метров пятнадцать площадью, зал метров двадцать пять и «маленькая» комната метров шестнадцать. На автомате открыл дверь в санузел. Это оказался туалет, но какой! До унитаза надо было идти мимо книжного шкафа. А вот ванная была небольшая, думал больше будет. Два балкона, на кухне и в зале.
Это в СССР в семидесятых такие квартиры были?! А с виду совершенно неприметный кирпичный дом. Мимо проходя, и внимания не обратил бы.
Опомнившись от первого удивления, прошёлся ещё раз по квартире, обнаружил два больших стенных шкафа и две полноценных тёмных кладовки. Причём одна из них площадью была больше, чем маленькая комната в квартире моих первых родителей, а вторая чуть меньше, но сопоставима. Чёрт! У меня сестра жила в комнате таких размеров! А тут кладовка…
Посмотрел на отца. Он с интересом наблюдал за нашей реакцией.
– Это что за дом? – спросил я.
– Совминовский, – ответил отец, довольный произведенным впечатлением.
– А как же социальная справедливость? – проворчал я.
Отец посмотрел на меня укоризненно, махнул рукой и показал девчонкам их спальню.
– Мы с тобой в зале на диване разместимся, – заявил отец, когда девчонки начали обживаться.
– Ты домой не будешь ночевать ездить? – постарался я не подать виду, что обескуражен этим.
– Я вроде как в командировке на неделю, – беззаботно ответил отец и подмигнул мне.
– А можно попробовать крем тут? – выглянула из ванной Диана.
– Пробуйте, что хотите… – отмахнулся от неё отец.
– Чья это квартира? – спросил я отца.
– Завкафедрой моего, точнее его дочки, моей аспирантки. Они сейчас всей семьёй в Крыму, он на два месяца каждый год семью на море вывозит, мне ключи оставляет, чтобы цветочки поливал и попугая кормил.
– А где попугай? – обалдел я. Ничего себе московские заведующие кафедрами живут…
– Домой эту бестию отнёс. Я же в командировке… – снова подмигнул мне отец.
– Почему бестия? – на автомате спросил я.
– Орёт всё время как ненормальный. Сложная птица. Но моим малышам все же неплохое развлечение.
Нормально мужик устроился. Это талант! И от семьи отдохнёт, и попугай мозг выносить своими криками не будет. И за квартиру платить не надо.
– Ты только девчонкам не говори, что я эту хату не снимаю, – попросил меня батя.
Вот же! Понты дороже денег…
– Конечно, какие проблемы! – кивнул я.
Осмотрелся. Заведующий кафедрой так живет!… Пусть даже и не обычный, а вписавшийся в совминовскую тусовку. Стало обидно за постсоветскую профессуру.
– А жена одна дома? – спросил я как бы невзначай.
– Как одна? С детьми.
– Я и имел в виду, что она одна с детьми?
– Одна. С кем же ещё?
– Ну, может у тебя тёща где-то рядом, – предположил я.
– Нет. Тёща в Астрахани. Пусть там и остаётся, – сообщил довольный отец.
– А сколько детям?
– Пять и три. Мальчишки, – ответил отец. – Я хотел рассказать раньше, но сам понимаешь, непросто все это. А сейчас ты уже повзрослел, рассуждаешь здраво, решил, что поймёшь, – покосился на меня отец. – Девчонкам только не говори, они вряд ли нормально это воспримут.
– Сейчас, скорее всего, да. Но позже все равно надо будет рассказать. – возразил ему я. – Бабка с матерью вместе с Полянской ничего нам не говорили. А я чуть в Диану не влюбился... Знаешь, не очень приятно узнать, что твоя любимая женщина тебе сестра. И вовремя еще узнал, скажу я тебе.
– Ну, в Москве вряд ли кто-то из вас с кем-то из моих встретится… – отмахнулся от меня отец. – Это тебе не деревня святославльская, где на улице плюнул и попал в родственника.
– Как знаешь, – сказал я. – Это сколько же ты алиментов платишь?
– А я не плачу, – хитро посмотрел на меня отец. – Никто из бывших не подавал на алименты, в надежде на мою сознательность. С другой стороны, я и сам денег подкидывал всегда, не жадничал.
– Прям ни одна не подала? – удивился я.
– А у меня брак был зарегистрирован только с твоей матерью и с последней женой. Я второй раз всего женат.
То ли такой ушлый, то ли бабы сами не хотели с ним жизнь связывать.
– Молодец, устроился