а пять-шесть уже норма.
Я усадил ее в автомобиль, поинтересовался:
– Где обитаешь?
– В Медведково, – ответила она.
– Я ближе, – сообщил я.
Она кивнула, на лице вроде ничего не отразилось, но я уловил глубокое удовлетворение. Мужчины предпочитают свои логова не раскрывать без острой необходимости, чревато, а я либо дурак, либо совсем бесхитростный, что хорошо и плохо.
Я обошел автомобиль спереди, сел, адрес даже называть не стал, автопилот уловил четкий сигнал и сразу же лег на выверенный маршрут.
Ее лицо остается безмятежным, молодец, мужчины предпочитают женщин, у которых нет проблем. Никто не хочет брать на себя ответственность еще и за ближнего, даже если это женщина, те времена прошли и не вернутся, если только не начнем снова с каменного века.
Когда автомобиль подкатил к подъезду моего дома, она взглянула с любопытством.
– Ого, хороший район!
– Здесь все ничего так, – пояснил я. – Риелторам негласно указано, чтобы держали планку, иначе отберут лицензию.
– Это как?
Я улыбнулся.
– Марго Робби пишет в своих воспоминаниях: «Когда я впервые приехала в Лос-Анджелес, везде на входах висели таблички: “Актерам и собакам вход воспрещен”».
Она рассмеялась.
– A-а, и здесь фэйсконтроль?
– Только строже, – согласился я. – Вон та дверь ведет в туалет, а следующая – ванная комната.
В гостиной она бросила беглый взгляд на скринсейвер с моим фото на заставке.
– Твой дед? Похожи.
– Отец, – сказал я. – Поздний брак, то да се. Пойдем на кухню, покажу, как кофемолка выполняет мысленные команды.
– Даже мысленные?
– Да, – подтвердил я. – Голосовые – прошлый век.
Я застал время, когда на кухне только готовили еду, но потом кухни стали соединять с гостиными, это чтобы носить на подносах не слишком далеко, потом кухни и гостиные стали общим пространством, а дальше кухни разрослись настолько, что поглотили и гостиные, ставши главными комнатами, словно для человека нет ничего важнее пожрать и выпить. И, кстати, туалетные комнаты без всякого стеснения стали помещать рядом, это в старину их относили подальше, чтобы даже не видно было, куда именно человек пошел.
Она огляделась, что ожидаемо, любая женщина, очутившись в мужской квартире, в первую очередь высматривает следы других женщин, должны быть, оставалось определить, насколько глубокие следы, но – чудо! – даже намеков нет, что ставит меня под подозрение, то ли маньяк, то ли гомосек, то ли еще какой первертомэн.
Кофейный аппарат мигнул желтыми огоньками, зажглась надпись «Двойной черный», послышался треск размалываемых зерен. Через пару секунд в подставленную чашку хлынула черная, как деготь, струя кипящего напитка.
– Маргарита? – спросил я.
Она вздрогнула, сказала торопливо:
– А латте может?
На табло зажглась надпись «Латте, большая порция». Маргарита большими глазами наблюдала, как во вторую чашку, чуть больше моей, пошел кофе, а по другой трубочке полилась струя молока.
– Здорово, – сказала она чуть ошарашено.
– Это еще не все, – ответил я загадочно. – Сам и жмых убирает! А выносит во двор и высыпает под кусты смородины пылесос, я его чуточку модернизировал.
– Да ты гений!
Я ответил скромно:
– Просто люблю с такими вещами копаться. Не в телевизор же смотреть на футболы и бои ММА.
Я переставил обе чашки на стол, вытащил из шкафчика две пачки сахарного печенья, на большее у меня фантазии не хватает, а еще несколько толстых плиток шоколада.
Маргарита взглянула смеющимися глазами.
– И без коньяка?
– Есть желание? – предложил я. – У меня полдюжины бутылок. Знакомые приносили, пока не узнали, что я сторонник ясного разума.
Она покачала головой.
– Ни к чему. Все хорошо. У тебя уютно. Думала, сразу сунешь мне пенис в руки, а ты кофе, печенье… Или Ходасевич вспомнился?
Я подумал, проговорил чуть неуверенно:
– Разве можно силком девчонку тащить на кровать… Ей надо сначала стихи почитать, потом угостить вином… Оно?
Она ахнула:
– Восхитительно!
Я с удовлетворением улыбнулся.
– Латинских фраз одна иль две в моей тупой застряли голове. Это из Чосера, если не перепутал.
Она держит чашку обеими руками, смотрит поверх края смеющимися глазами. Мне хорошо, Ходасевича вспомнил и Чосера вовремя ввернул, почти интеллектуал, удачно все, женщина красивая, зовущая и сочная, уже чувствую свои пальцы на ее сиськах и жопе, вечер удался.
В плохом кино герой и героиня, только войдя в квартиру, еще в прихожей начинают срывать друг с друга одежду, извиваться в звериной страсти, падают прямо на коврик для вытирания ног, редко кто в клинче рухнет в кровать, но мы не животные, весь ритуал знаем наперед и вполне его контролируем.
После кофе она зашла в ванную комнату, у меня там туалет и даже биде, полный набор, я неспешно сполоснул чашки под струей горячей воды и поставил на поддон кофейного агрегата.
Блин, что за время… Половина моей жизни прошла в эпоху, когда от самцов зависело все, как в политике и экономике, так и в интиме. Приличная женщина должна только застенчиво улыбаться и отказываться даже от нашего желания ее потискать, а уж в постели, куда все-таки с большим трудом затаскивали, обязана лежать, как бревно, даже ноги ей приходилось раздвигать нам самим, ей это делать крайне неприлично, назовут бесстыжей и развратной.
А сейчас вот как все встало с ног на голову, какой-то побочный продукт вообще-то нужной обществу женской свободы должен работать наравне с мужчинами.
Она вышла из ванной в костюме Евы, разве что без фигового листика, грациозная и с красивой грудью, плоский живот и длинные стройные ноги с в меру оттопыренной задницей, улыбнулась, окинула меня откровенно оценивающим взглядом.
– Уже в постели?
Конечно, будь у меня фигура дистрофика или старика, постаралась бы не глазеть, а так понимает, что мне нравится ее чисто женское внимание.
– Много занимаешься? – спросила медленным голосом.
Я покачал головой.
– С генетикой повезло. Ни разу не брался за штангу, не становился на беговую дорожку. Правда, правда. Качать мышцы – это превращать человека в гориллу, а я превращаю человека в постчеловека.
– Как?
– Пишу проги.
Она засмеялась, я подвинулся, она легла рядом, обняла мягко и чувственно.
Что было эротичного в мое время? Самое-самое, когда берешь женщину на руки и кладешь в кровать, а она снимает ленту или платок, и роскошная копна волос рассыпается по подушке. А мы, подростки, глядя на высокую прическу женщины на улице, в мечтах представляли их расстилающимися в постели в своей комнатушке.
Повязались синхронно и правильно, но оба не заморачивались, чувствуем друг друга, потому все по минимуму, секс для гормональной разгрузки и правильного цвета лица.
Потом минуту отдыхали, лежа рядом на спинах. Помню, в эпоху моей
