Алабаями в наших краях и не пахло. Маститые собаководы презрительно морщили свои задранные носы и бросались всякими неприятными словами вроде «сырая порода». Ну и флаг им в ж… ну, вы поняли.
Мы сидели и думали, где бы взять правильного щенка? Мне вдруг представилось, что в нынешнем положении Олегу Петровичу будет проще решить такой вопрос.
— Слушай, а Ставрополь — он же к Средней Азии куда ближе, чем мы?
— А ещё ближе к Кавказу.
— Нет, ты извини, но кавказца при всей похожести я не хочу. Всё-таки алабаи более человеко-ориентированные.
— Ну да, там же у них такой отбор…
Говорят, что алабаев выбраковывали очень жёстко — если бросается на человека, то вплоть до зачистки всей родственной ветви. Не знаю, правда или нет, но случай, когда забравшегося во двор вора алабай не покусал, но поймал и сверху лёг (и сутки караулил, пока хозяева не вернулись) — был.
Написал, в общем, Вовка отцу с просьбой поузнавать — можно ли как-то заказать из Туркмении щенка?
Прошло дня два после знаменательного нападения, и во время вечернего выпуска «Времени» из бабушкиного телевизора вдруг прорезался подозрительно знакомый пронзительно орущий голос — и сразу осёкся. Я пошла глянуть — чё это за эксперименты с новостями? А там, оказывается, сюжет, как на подпольном концерте арестовывали солистку группы «Браво» Жанну Хасановну Агузарову. И даже не за незаконную концертную деятельность, а за поддельный паспорт на имя Ивонны Андерс. Смешнее всего было наблюдать вытянувшиеся рожи её сотрудников по нелёгкому музыкальному бизнесу, когда они узнали, что эпатажная мадам вообще не Ивонна, а вовсе даже Жанна Хасановна. Фубля, вот не люблю я её голос, как визг дрели на высоких оборотах, бр-р… Если кто входит в число поклонников этой барышни — уж простите меня, вкусовщина…
Так вот, про концерт-то.
Гражданка Агузарова всё равно хотела быть Ивонной, выступала против жестокого произвола задержавших её властей и громко об этом кричала, как та баба Яга*.
Был такой мультик.
Там ещё олимпийский Мишка
бежал по лесам с олимпийский огнём.
А баба Яга
стремилась ему воспрепятствовать
и вообще была
за всё плохое
против всего хорошего,
с пожизненным лозунгом:
«Баба Яга против!»
Более полной информации
сообщить не могу
по причине отсутствия
в 1984 году интернета.
По итогу за всё высказанное в лицо всем присутствующим её (Агузарову, а не бабу Ягу) отправили в Институт психиатрии имени Сербского для проверки на вменяемость. Мдэ.
В общем, октябрь получился пёстрый на события и новости, и закончился тоже на бодрой ноте. Зато ноябрь порадовал нас прям с первого дня.
МОГУТ ЖЕ, КОГДА ЗАХОТЯТ
1 ноября 1984
Мне (в Юбилейный) и Вове (в Пивовариху) синхронно пришло предложение о публикации повести о Павлике Морозове в издательстве «Детская литература». Такого со мной ещё не было — чтоб сами взяли да предложили!
Сперва, конечно, примчались мама с Женей, а уж потом, вечером, Вовкин дед на мотоцикле прикатил — с доку́ментами. Мы, само собой, всё заполнили, приложили рукопись и…
— Только как мы твою зарплату получать станем? — спросил Вовку Пётр Васильевич. — Отец-то уехал.
Натурально — как? Учитывая ситуацию с Вовиной матерью… Она могла отказаться просто из вредности, типа: выбрал «их» — вот и живи, как хочешь. Или вариант второй: в полном соответствии с законом прибрать все денежки «на нужды семьи». Почему-то второй вариант представлялся мне даже более вероятным.
— А генеральные доверенности на детей делают? — спросила я.
На самом деле, надо было сразу этим озаботиться, как только начался конфликт, когда Алевтина Александровна с любовником первый раз сюда на москвиче прикатили. Олег Петрович ещё здесь был, насколько бы проще всё получилось! Просохатила я, а ведь могла бы догадаться, что всё равно к этому придём.
Взрослые на меня воззрились.
— Я могу неправильно называть. Кажется, есть такая форма документа, в которой родитель доверяет кому-то — допустим, Пётр Васильич, вам — исполнять свои родительские права и обязанности. Заверяет нотариус. Можно оформить две. На вас и, например, на мою маму, — мама, Женя и дедушка Петя переглянулись. — Тогда не возникнет вопросов: почему ребёнок живёт отдельно от семьи? И Вовку можно будет у нас прописать, тогда мы на почту сможем все вместе ходить.
— А почему — ходить? — спросил дед Петя. — Эта зарплата что — частями приходит?
— За книжное издание — нет, целиком. А вот за журнальные — за каждый номер. Мы, вообще-то, продолжение «Железного сердца» уже в «Костёр» заслали, и Вова там соавтор.
Над столом повисло задумчивое молчание.
— Ну, что — надо Олегу письмо отправлять, что ли? — озадачился дед.
— А не проще позвонить? Сейчас восемь, у них — четыре. Если вы до нас доедете и Марии Степановне в отдел позвоните, то он завтра уже до нотариуса дойдёт и всё уточнит. А так письмо сколько идти будет? Дней семь-десять? Если вдруг заминка с нотариусом будет, насколько я знаю, почта принимает и доверенности, подписанные начальниками по службе. Но такие они, по-моему, забирают как одноразовые. Только все паспортные данные чётко продиктуйте.
Пётр Васильич слушал мою тираду, удивлённо нахмурившись:
— Ты откуда всё это знаешь?
— Слышала однажды, когда в очереди на почту стояла.
Не будем уточнять, в каком году…
Мама напоследок получила наказ в следующий раз не оставлять Федьку у Даши, а привезти с собой — я соскучилась. А ещё прикупить мне жарено-копчёной мойвы. Мойва и Федька — всё, что мне для полного счастья не хватает. Родственники уехали, прихватив с собой по баночке молока. А мы с Вовой пошли продолжение «Железного сердца» набрасывать. Куй железо, как говорится, пока трамваи ходят.
Созвон состоялся вполне благополучно, и спустя неделю мы получили замечательное заказное письмо, в котором лежали две доверенности: на маму и на Петра Васильича. В доверенности внезапным образом оказалась вписана и Наташа тоже — предполагаю, чтобы к деду не было претензий за проживание внучки с ним. А раз уж обе копии были сделаны по одному образцу, мама внезапно получила право выступать как законный представитель обоих младших Вороновых. С другой стороны, так проще будет Наташу в гости брать, правильно?
Но прописать у нас нужно было только Вовку — для беспроблемного получения гонораров.
Мама приехала на дачу и воспользовалась моментом, пока Вова ушёл по хозяйству:
— Оля, что — прямо прописывать у нас будем?
— А что тебя смущает?
— Ну… Это же как бы… серьёзно, а?
— Ма-ам. Когда я выйду за него замуж, так и так придётся его у нас прописывать. Не думаешь же ты, что мы будем жить в Пивоварихе? Хотя, по настоящему, мы и в Юбилейном-то не особо будем жить, у нас же всё хозяйство здесь.
— Замуж? — мамины брови поползли наверх.
— Ну, девушки обычно выходят замуж. Тебе не кажется, что это совершенно типовая ситуация?
— Оля…
— М?
— Тебе же восемь лет?..
— А-а, дело наживное. Сегодня восемь, а там, не заметишь — уже и восемнадцать.
— Да ты сто раз передумаешь!
— Нет, мам. Ты внимательно присмотрись к этому мальчику. Это моя судьба.
Матушка посмотрела на меня как на инопланетянку и удалилась, бормоча:
— Это не ребёнок, это какой-то ужас вообще…
Тем не менее, в паспортный стол мы обратились. Паспортистки пришли в недоумение от предоставленных нами документов, листали какие-то тома инструкций, звонили в головную контору, в которую нас, в конце концов, и отправили. Мытарства заняли несколько полноценных часов — и вот, Вовка прописан у нас! Причём, прописан именно у мамы с Женей, потому как она «исполняющая обязанности родителя», и у них там Федька, а мы с Вовкой — разнополые, всё, крындец!
По большому счёту, эти тонкости нам были пофигу. Главное, что теперь мы могли нормально отправить договора в «Детскую литературу» и потом всё получать на одной почте. Ура, товарищи!
ЗВЕРЮШНОЕ
Третьего ноября с вечера начались наклёвки в инкубаторе. Слишком долго вылупившемуся цыплёнку там сидеть — смысла нет, да и мало ли, то застрянет кто-то где-то, то ещё какой фокус случится. Цыплята, они, знаете ли, как любые дети способны иногда удивить изобретательностью. Поэтому я взяла книжку и пошла в сарайку — караулить вывод. Настропалила брудер, притащила себе чайник — иначе я ж усну там, прямо в обнимку с инкубатором. А книжку зря взяла, потому что меня пришли Вовка с Робом поддерживать, какое уж тут чтение.
К трём часам ночи из ста двадцати яиц у нас осталось четыре целых. Для этой породы, считайте, практически норма. В принципе, можно уже и не ждать.
— Ну вот,
