Фриддлейв бесшумно встал и, выйдя из хижины, направился к уборной: хорошее местечко он придумал для того, чтобы спрятать секиру, — хоть многие и предлагали в башне, однако башня слишком заметна, а вот здесь… Вряд ли догадались бы «Рыси», даже если б и были сейчас здесь. Фриддлейв усмехнулся: ну да, будут они здесь, как же! Поди давно уже запыхались, гоняясь по дальнему лесу пес знает за кем. Молодец все-таки Заика, хорошо придумал и с тропой, и со следами. Утрем нос этому задаваке Хельги, сыну Сигурда!
А Хельги, сын Сигурда, еле успел сейчас слиться с задней стенкой уборной: уж слишком не вовремя вышел из хижины Фриддлейв. Осторожно повернув голову к ограде, Хельги принюхался: оттуда уже явственно тянуло смолистым дымком. Хорошо… Лишь бы его не учуяли раньше времени стражи на башне.
Выйдя из уборной, Фриддлейв подошел к башне, что-то весело крикнул часовым и скрылся в хижине. Стоящий у стенки уборной Хельги вдруг ощутил, что с Фриддлейвом что-то не так. Вот только что же? Думай, Хельги, думай! Что же такое сейчас сделал — или не сделал — Фриддлейв? Вышел из хижины в уборную — обычное дело, затем подошел к башне, проверить часовых — тоже вполне естественно. Но где же, где же было не то? Что «не то», Хельги бы не смог сейчас объяснить… но что-то… Еще раз о Фриддлейве: вышел — тут вроде бы ничего подозрительного, вошел в уборную… Стоп! Зачем люди ходят в уборную? Ясно зачем. За тем, чего Фриддлейв не сделал! Ни характерного журчания не слышал Хельги, ни… гм… каких других звуков, а ведь он стоял рядом.
Ха! У сына Сигурда ярла внезапно вспотели ладони… Неужели? Ну конечно же! Быстро проверить! Опасно? Но ведь охота пуще неволи…
Ужом — ни одна жердинка не скрипнула — Хельги проник в уборную и осмотрелся. Вернее, определился на ощупь — темно все-таки. Вот, судя по запаху, выгребная яма, вот стенки, крыша. Интересно, где? Вряд ли в выгребной яме — хотя и там стоит пошарить, Фриддлейв — а особенно Заика — мастера на подобные штучки. Хельги наклонился — в яме вроде бы нет. Ощупал стены — тоже пусто, осталась одна крыша из еловых веток и сена. Хельги сунул руку… и сразу почувствовал прозрачный холод стали. Есть! Осторожно, так, чтоб не зашуршала ни одна соломинка, предводитель «Рысей» вытащил наружу украшенную рунами секиру Эгиля Спокойного На Веслах.
И в этот момент часовые на башне зашлись вдруг истошным криком:
— Пожар! Пожар!
С добычей в руках, Хельги выскочил из уборной и, уже не прячась, помчался к дальней ограде. Да его никто и не видел в поднявшейся суматохе: все проснувшиеся «Медведи» бежали туда, где пожирало смолистые жерди мощное оранжевое пламя.
— Вот он, лови его! — внезапно закричал Хрольв, указывая копьем на бегущую фигуру Хельги.
Тот даже не обернулся, лишь прибавил скорость, швырнул на ходу секиру прямо в частокол — та воткнулась, хищно дрожа, — не останавливаясь, ухватился за длинную рукоять — и вот он уже на вершине ограды. Нагнулся, вытащил секиру, спрыгнул, не выдержав, оглянулся — пущенный кем-то камень тут же до крови расшиб бровь. Далеко, за серой громадой коровника Альвсенов, призывно заржали кони. Молодец, Снорри, кажется, не подвел!
Петляя, словно заяц, Хельги несся по склону холма, сжимая в руках секиру. Пошел снег, ударил в лицо ветер, завыла, закричала пурга. Преследователи приближались, что-то угрожающе крича. Вот и коровник — Хельги с разбегу упал на живот, пополз под коровами, чувствуя на руках замерзшие комья навоза. «Медведи» оказались брезгливее — бросились между коровами — и запутались, падая, — недаром же малыш Снорри вязал коровам хвосты. Тревожное мычание разорвало ночь, казалось, его было слышно и на другом берегу фьорда.
Выбравшись из коровника, Хельги рухнул в снег, прополз немного, поднялся на ноги у самых кустов. Вот и лошади, и Снорри, держащий поводья. Молодец, малыш! Быстро в седло! Ага, попробуйте-ка теперь догоните!
Сквозь разрывы туч на миг выскользнула луна — голубая, холодная, страшная, как око великанши. Выхватила из темноты корявые сосны и низкую каменную ограду усадьбы. «Рыси» перемахнули ограду с ходу, не останавливаясь. Лишь Хельги чуть-чуть задержался у входа в дом.
— Эй, братья! Какие-то нидинги угоняют ваших коров! — громко крикнул он, пятками ударив коня.
Быстро промелькнул серебристый лед озера, показались верхние пастбища Сигурда, лес — темный и страшный, — а вот впереди — дорога, за ней — священная роща, замерзший ручей, откуда до лагеря Эгиля рукой подать.
Погоня давно отстала, но молодые «Рыси» продолжали нестись вперед, радостно крича. Впереди, потрясая секирой Эгиля, скакал Хельги: мокрые волосы его были испачканы в грязи и навозе, кровоточила разбитая левая бровь, в глазах, синих, как морские глубины, сияли торжество и радость. Те же чувства переполняли и малыша Снорри.
— Мы победили! — весело кричал он. — Победили! Слава богам!
Огромный волк, устрашенный воплями, сошел с тропы и скрылся за деревьями, высунув морду. Молодые всадники пролетели мимо, окатив зверя грязью. Тот недовольно зарычал, и в черных глазах его вспыхнула злобная, совсем не звериная ненависть. Дождавшись, когда всадники скроются в ночной тьме, волк в два прыжка выскочил на небольшую поляну. Встав меж двух сугробов, он поднял к небу оскаленную морду и завыл, страшно, протяжно, тоскливо, словно жаловался богам на свою судьбу.
«Кровь! — внезапно вспыхнули в мозгу волка — друида Форгайла Коэла — огненные слова. Словно бы говорил с ним сам Кром Кройх — древний жестокий бог кельтов. — Людская сладкая кровь. Напейся же ею, друид, и пусть вся округа живет в страхе!»
— Я сделаю так, о Кром! Сделаю, — прошептал Форгайл и, бросив выть, скрылся в лесу.
А по зимней дороге, громко крича, неслись победители: сын Сигурда ярла Хельги и малыш Снорри, внучатый племянник Эгиля Спокойного На Веслах.
Далеко в горах, в кузнице, глядя в темную воду, набранную в большую бадью, довольно улыбался Велунд.
Глава 8
СНОРРИ
Март 856 г. Бильрест-фьорд
Дружина судила —
Витязем станет,
Доброе время
Настало для воинов.
«Старшая Эдда». Первая песнь о Хельги, убийце Хундинга
Хельги лежал на вершине скалы, словно притаившийся в засаде волк. Справа, и слева, и позади — везде были такие же скалы — некоторые чуть пониже, поросшие редкими кривыми соснами, иные высокие, словно северные горы, обиталище троллей. Внизу, прямо под скалой, журчал ручей, недавно освободившийся ото льда. Было видно, как в прозрачной воде, среди острых камней, серебром играла рыба. Вдоль ручья, по левому берегу, тянулись ивы, правый же был гол, как макушка плешивого. Именно там, между скал, жалась к ручью тропка — узенькая, обрывистая, опасная. Один неверный шаг — и в воду, прямо на камни. Вряд ли кто остался бы жив после такого падения. Проходя по берегу, тропка натыкалась на скалу и круто уходила вверх, серпантином огибая скользкие черные валуны, тоже по-настоящему опасные: камнепады здесь отнюдь не были редкостью, и, чтобы взобраться на вершину одной из скал, требовалась большая ловкость. Зато потом, с вершины, открывался изумительный вид почти на весь Бильрест-фьорд. На востоке, за усадьбой Сигурда ярла, невидной из-за покрытого лесом холма, ярко синело море, чуть ближе к югу — горы, и лес, и верхние пастбища. Обширную усадьбу братьев Альвсенов тоже закрывали холмы, лишь был виден причал да пришвартованные к нему лодки. Еще было видно дорогу, что вела через лес к хутору Свейна Копителя Коров, отца красавчика Фриддлейва.
