Ах да! Пишу тебя порадовать. Подал прошение на вакансию адъютанта ЕИВ Великого князя, цесаревича Николая. Имел пространную беседу с командиром полка, генерал-майором свиты Николаем Павловичем Граббе. Он лихой рубака и не слишком понимает моих устремлений. Но обещал походатайствовать. Так что, вполне возможно, скоро увидимся. Искренне твой друг, ротмистр Лейб-гвардии Конного полка, Вениамин Асташев».
Ну и в какую дыру мне теперь забиться? Порадовал, едрешкин корень! Вот зачем мне, спрашивается, эта никчемная известность? Эта спорная слава?! Непокорный? Революционер? Нигилист? Разве эти слова хотелось бы мне о себе слышать? Разве такие соратники требуются сейчас молодому наследнику? И пусть, как хочет уверить меня великая княгиня Елена Павловна, я как бы прощен и все еще могу надеяться на участие покровителей, но станут ли они проявлять энтузиазм, выручая этакого-то опального губернатора?
Конверт, подписанный графом Казимирским, открывал так, словно он был заминирован. Было даже немного любопытно – какой еще гадостью командир западносибирских жандармов решил меня «порадовать»?
Ни о чем конкретном матерый волчара не писал. Ничего, что могло бы хоть как-нибудь однозначно трактоваться. Ни единого слова в мою поддержку. И тем не менее, прочитав послание до самого конца, почувствовал себя обязанным старому генералу.
«…Честь и слава отважным первопроходцам, членам нашего Географического общества, в личинах корыстных торговцев или простых путешественников, пробирающихся в самые глубины неизведанных земель. Не мне вам, ваше превосходительство, рассказывать, о таких людях. Вы и сами этаких отлично ведаете, как и то, сколько пользы они приносят нашему Отечеству. Господа Принтц с Васильевым и Гилевым, открыв для русских купцов торговый маршрут к военной крепости Кобдо, навеки останутся в памяти потомков. Иные наши пионеры идут, едут и плывут в иные места, быть может, отлично известные другим европейским народам, но прежде не видавшие славных сынов Руси.
Так и дети других земель проявляют интерес к нашим краям. Особенно ежели им становится известно, будто там происходит что-то необычайное, поучительное или странное. Не далее как на прошлой неделе поступило прошение на посещение по деловым нуждам вверенного в мое попечительство округа от некоего господина Самуила Васильевича Гвейвера, столичного первогильдейского купца, подданного Великобритании. В бумагах особенно отмечается желание англичанина посетить Томскую губернию и испрашивается дозволение на встречу с вами, ваше превосходительство. Я взял на себя смелость поинтересоваться этим человеком, дерзнувшим оставить привычные удобства цивилизации ради новых впечатлений и встреч. Дабы иметь возможность наиболее полно характеризовать сферу интересов нашего заграничного гостя, мне пришлось снестись с некоторыми из все еще здравствующих моих столичных друзей.
Сим посланием примите мои господину Гвейверу рекомендации, как человеку серьезному, обремененному обширными связями как в торговом обществе столицы нашей Империи, так и на родине. Говорят будто бы даже, что наш Самуил Васильевич лично дружен с английским военным агентом в Санкт-Петербурге и через это расположение имеет возможность наиболее выгодно устраивать свои дела. Славен же господин Гвейвер тем, что скупает в Империи различные металлы и с большой выгодой сбывает их в Великобритании. Обратно же своими судами везет рельсы, качественные станки и инструменты.
Ходили слухи, что будто бы купец первой гильдии весьма заинтересован в приобретении действующих металлургических производств, в чем его, опять же по слухам, активно поддерживают на родине. Кроме того, Гвейвера хорошо знают в министерстве господина Мельникова как образцового поставщика потребных для строительства железных дорог материалов.
Зная ваше, ваше превосходительство, увлечение всем необычным, ваше доброжелательное отношение к разного рода исследователям и путешественникам, верю, что вы и нашего гостя, подданного королевы Виктории, примите должным образом»…
Полетело воронье! Вот что я понял из этого письма. Учуяли сладенькое. И намеки графа Казимирского для знающих о тесных отношениях Русского Императорского Географического общества и Генерального штаба – более чем прозрачны. Шпион ко мне едет. Очень уж им интересно стало, чего же такого этакого в Сибири затеялось. Что за путь новый – иначе к чему всплыли имена Гилева и Принтца – в Китай? Как посмели рельсы сами производить, и нельзя ли скупить мои заводы на корню, чтобы прекратить это безобразие? Вот вам и знакомства в МПС. Молодец старый жандарм, что тут скажешь. Предупредил, чтобы я мог правильно принять «путешественника».
И что-то грядущее количество гостей меня уже стало напрягать. Царь за каким-то лядом чуть ли не личного друга послал. Официальный английский шпионский резидент – военный атташе посольства – этого вот Гвейвера. Асташев-младший, уверенный, что вскорости станет адъютантом Никсы, – тоже сюда намылился. Омское чиновничество на чемоданах. Странно это все. Странно и необъяснимо. И от этого – страшно. Мне бы со своими старыми проблемами как-то разобраться, а тут все новые и новые валятся…
Нет мне покоя. Даже в отставке.
Пока ехал – вспоминал. Развлекал своего Германа, рассказывая, каким наивным идиотом был всего несколько лет назад, когда только-только осознал себя в новом теле. Как выдумывал себе жизненные устремления, и каким несложным делом казались грядущие преобразования. Ведь и правда! Всего-то два года в этом удивительном, так сильно отличающемся от всего, что я прежде знал и видел, мире. А сколько всего уже успело со мной произойти. И как сильно изменился я сам!
Оказалось, кстати, что Герочка ни на миг не усомнился в моих способностях сильно повлиять на окружающую действительность. Почему-то он сразу поверил, что засланец из будущего обязательно должен быть гораздо умнее, хитрее и… мудрее. Что я, с высоты опыта многих поколений, в единый миг определю, в чем же состоит наиглавнейшая болезнь знакомого ему общества, сразу выпишу рецепт и приступлю к лечению. Наивный!
А я поделился с бывшим хозяином нашего теперь общего тела своими первыми впечатлениями о туземцах. Какими смешными, косноязычными и инфантильными показались мне каинские чиновники. Особенно учитывая мои великие планы и их кажущиеся несерьезными местечковые интриги. Вспомнил, как удивляли и даже смущали совершенно искренние разговоры о благе Отчизны, с немедленным доведением до собеседника своего совершенно исключительного метода построения Царства Небесного на земле в одной, отдельно взятой империи.
