Марина передернула плечами. Видимо представила себе эту сцену.
— Так. Полчаса отдых. После опять учиться будем. Твоих бы учителей — мордой бы и об забор. Кого только в поле выпускают!
— Так я же радист.
— Да хоть санитарка! В разведку пришла — должна ВСЕ уметь. Ладно, дай срок, натаскаю я тебя, чтоб хоть самому не краснеть!
После вечерних занятий ноги (да, заодно и руки) гудели уже весьма основательно. Маринка оказалась сообразительной девочкой, на лету, конечно, не хватала, но все же… Эх, мне бы ее на месяцок — погонять всерьез, глядишь — и вышло бы что-то приличное. Но и так, уже лучше, чем раньше.
Ужин показался необычно вкусным — Маринка постаралась. Даже нарвала какой-то травы и, мелко порезав, добавила её в тушенку. Кстати — предпоследняя банка осталась, пора уже на промысел.
— Молодец, Котенок! Так готовить будешь — заздоровеем немеряно!
— Шутите вы…
— Нет, правду говорю. У меня вон, одна из дочек тоже из простых, вроде, вещей так очень даже вкусно приготовить может. Времени только вот не всегда хватает на готовку.
— Дядя Саша…
— Да, Котенок?
— Расскажите, как это все у вас там происходит? Как люди живут? Что вокруг твориться?
— По-разному. Кто-то очень даже и неплохо себя чувствует, кому-то кисло пришлось. Эх! Не охота мне сейчас обо всем этом вспоминать! Расслабну, разомлею как кот на солнышке, тут и до беды недалеко.
— Ну, все-таки?
— Вот линию фронта перейдем, дадут нам пару дней на поправку, тогда и поговорим. Ты лучше, про себя расскажи.
— А что ж я такого рассказать могу?
— Да что есть — то и говори. Ты ж вот не сразу на свет с рацией и в маскхалате появилась-то?
Маринка прыснула, видимо представив себе эту картину.
— Ну, вы и скажете! Я из Пулково, это под Ленинградом, знаете?
— Слыхал. Бывать не приходилось, но название знакомое. В самом-то городе я часто бывал, а вот в Пулково — не приходилось как-то.
— Нас в семье двое было. Я и брат мой младший, Вовка. Я только перед войной семилетку закончила и в радиотехническое училище поступила.
— Понятно, почему тебя радистом взяли.
— Так и не сразу! У нас много кто заявления писал, а взяли только десять человек! Я и не попала в первую партию… Потом уже, еще один командир приехал и с каждым говорил. Вот тогда мне и повезло.
Странные у нее понятия о везении! Хотя, в то время… Это у нас, ныне, каждый от армии откосить пробует, а тогда — дело другое было.
— Ну, и дальше что было?
— Учились мы. Рацию учили, с парашютом прыгали.
— Много?
— Пять раз!
— Охренеть, как дофига…
— Стрелять нас учили…
— Ну, если так, как я это сейчас вижу — то лучше бы время и не тратили.
Маринка обиженно надулась.
— Я в десятку три раза из десяти попадаю!
— На стрельбище. Из положения лежа.
— Да… Нас так учили…
— И толку от такой стрельбы? Позиционную войну вести собирались?
— Да, так как вы умеете, так у нас даже и инструктора не могут.
— Могут. Только это другие инструктора должны быть. И учить вас надо было не наспех, а всерьез. Чтобы такие, как ты легко троих-четверых противников, вооруженных причем, могли бы слепить в пять секунд.
— Мы сумеем ещё!
— Сумеете, не спорю. Только времени это займет прилично и сколько еще таких ребят молодых погибнет раньше срока?
— Так война же!
— Войну тоже по-разному вести можно.
— Это как же?
— Можно в лобовую атаку на пулемет за версту переть. Можно его из пушки за пять минут закопать. Можно взвод в оборону в чистом поле положить, а можно его спрятать и во фланг противнику и долбануть. Да, много чего можно еще. Только голову на плечах иметь надо.
Маринка снова насупилась. Совсем еще ребенок — вон как щеки надула!
— Дядя Саша?
— Да, Котенок.
— Про дочек своих расскажите.
— Что ж тебе о них рассказать?
— Сколько их у вас?
— Трое. И два сына.
— И не тяжело?
— По-всякому бывало. Сейчас и не тяжело уже, подросли.
— А что они у вас носят? Платья у них, какие — красивые наверно?
Да, во все времена, все женщины мыслят, похоже… Я представил себе Маринку, наряженную в готическое платье, и аж поперхнулся.
— Невеликий я спец по рисованию, но попробую тебе изобразить.
От некоторых моих художественных изысков у Котенка покраснели даже уши…
— И такое у вас на улице носят?!
— И не только такое… Давай, лучше лежку готовить, а то я уже заговариваться скоро начну.
Визит к тайнику ничего не дал. Никто не приходил туда, кроме нас, это было очевидно. Маринка заметно погрустнела, так что пришлось выбивать из нее эту грусть усиленными занятиями. Незаметно пролетел день, потом еще один. Следующие визиты к тайникам тоже оказался безрезультатными.
— Ну, что? Дальше ждать будем?
— Не знаю… — Маринка явно была растеряна. — Должны же были ребята придти. Не могли же нас тут забыть?
— Эх, котенок, знала бы ты кого и как часто так вот забывали… У нас ведь и с едой — не очень, ждать особо и не можем уже.
— Так может у немцев попросить?
— Может — сразу у Черчилля? Ладно, делать все равно нечего, посмотрим.
Плюх!
Котенок смачно впечаталась попой в снег.
— Опять? Сколько раз я тебе говорил — надо уходить вбок!
— Да, легко вам говорить, сами вон как крутитесь, а я и не успеваю даже…
— У меня с тобой разница больше чем в тридцать лет! Это я за тобой успевать не должен, а не наоборот! Вставай, хватит отдыхать.
Я протянул ей руку.
— Показываю ещё раз! Отбив ствола в сторону, шаг сюда, захват, проворот на месте. Это — ясно?
— Да.
— Повтори.
Маринка крутнулись на пятках, перехватывая ствол.
— Ну, вот можешь же! Ещё раз.
Ещё проворот, еще один…
— Так, правильно! Теперь смотри, следующее движение. За мушку его, вот так, теперь — вот так. И — все! Поняла?
— Ведь немец выстрелить сумеет!
— Ты думаешь? Смотри.
Я взвел затвор у автомата.
— Держи. Попробуй выстрелить. Не бойся, все равно не сумеешь.
Маринка взяла автомат в руки, подобралась и стала похожей на взъерошенного котенка.
— Готова?
— Да, только страшно ведь…
— Сказал — не бойся!
Шаг вперед, отбив ствола… Левая рука скользнула вперед. Щелк!
— Ну? Удалось стрельнуть?
Маринка удивленно рассматривала автомат, стоящий на предохранителе.
— А как же это… как вы так смогли?
— Дальше показываю! Становись!
Так, по кругу. Отбив, захват, затвор, предохранитель — опа! У Маринкиного виска подрагивал, зажатый в руке, магазин. Секундой раньше он был в автомате.
