— Я понял.
«Железная» дивизия Деникина, получившая такое прозвище с первых дней войны, наконец-то могла по праву так именоваться не только из-за своих заслуг, но и оттого, что в ее состав включили механизированные подразделения. Танки в ней появились в одной из первых — чуть более месяца назад. Эти сухопутные дредноуты как-то в одночасье возникли во всех враждующих армиях, вероятно оттого, что для разведок стран Антанты и Центральных держав эти разработки, готовящиеся в большой тайне, никакого секрета не представляли.
— Эй, — подполковник нагнул голову, закричал куда-то вниз, — с фортом связь есть?
— Нет, — послышалось в ответ.
— Плохо. Ну, двинули.
Гусеницы надсадно заскрежетали, чуть провернулись вхолостую, вырывая из дорожного покрытия огромные куски, потом танк задрожал, выпустив струю едкого дыма из выхлопной трубы, тронулся.
Подполковник скрылся в танке, закрыв люк. По внутренней связи он отдал приказ пехотинцам ехать к форту.
Мост весь вибрировал, когда на него въехал командирский танк, застонал, когда на него стали въезжать остальные, но не все разом, потому что мост строили лет пятьдесят назад и никто тогда не рассчитывал, что по нему будут передвигаться бронированные монстры. Такое они могли увидеть только в кошмарном сне. За мостом танки растекались веером, выстраиваясь в линию, обходя с фланга австро-венгров, наступавших на форт. За танками, тоже в линию, расположились самокатчики.
Над их головами пронеслась эскадра сопровождения и присоединившиеся к ним аэропланы Страхова.
— Оставайтесь пока здесь, — приказал Тяжлов штурмовикам, сам же, когда подъехал первый грузовик, вскочил на его подножку.
— К форту, — приказал он взглянувшему на него водителю.
— Да знаю, что к форту, — недовольно сказал водитель, — только ж дороги нет никакой. Машину угроблю.
— Черт с ней, с машиной, — бросил Тяжлов, — давай, давай, побыстрее.
— Ну, как знаешь, тогда держись покрепче.
Водитель переключил скорость, утопил педаль газа, и оставшиеся полмоста они проскочили на скорости, которой позавидовал бы любой гонщик. Грузовик чуть притормозил, спускаясь с насыпи, но склон был крутой, колеса стали прокручиваться, машина начала сползать, как на лыжах, и Тяжлов испугался, что сейчас ее занесет, она перевернется, а из кузова посыплются солдаты.
— Не беспокойся, — бросил водитель, заметив тревогу штурмовика и бешено вращая руль, чтобы удержать машину в равновесии.
— Ты всех в кузове растрясешь. Не в заезде на императорский приз участвуешь.
— Там тоже приходилось. Не бойся, не растрясу. Доставлю в лучшем виде. Сам же сказал быстрее.
Тяжлов скривился.
Пахло гарью.
— Мин-то нет? — спросил водитель.
— Нет.
— Проверяли?
— Нет.
— Чего ж тогда говоришь, что мин нет?
— А чего тогда австро-венгры к нам сунулись, ни о чем таком не думая?
— Это пехота. Вдруг мины посерьезнее стоят.
— По ту сторону форта они на танках были. Мин нет, говорю тебе.
— Взлетим на воздух, сам виноват будешь.
— Да, на том свете с меня спросишь.
— Сплюнь-ка три раза через левое плечо, только в меня смотри не попади.
Тяжлов выполнил эту просьбу.
Повсюду были разбросаны мертвые тела. Водитель пытался не наехать на них, объезжая стороной, но у него это не получалось, к тому же постоянно приходилось следить за тем, чтобы машина не въехала в воронку. Грузовик периодически вздрагивал, когда колеса наскакивали на мертвеца, отбрасывали и без того безжизненное тело или подминали под себя, калеча до неузнаваемости. Пару раз Тяжлов услышал противный чавкающий звук раскалывающегося черепа. Колеса грузовика, видимо, уже покрылись отвратительным, засыхающим на глазах месивом.
«Замучается он, когда колеса начнет мыть», — подумал Тяжлов, взглянув на водителя.
— Наворотили вы тут дел, — сказал тот.
Тяжлов промолчал.
— И из форта по нас бы не шарахнули. Подумают еще, что это к австро-венграм пополнение подошло, — не унимался водитель.
— Разберут, думаю, что это русские машины.
— Надеюсь на это.
— Увидим, если на нас какое-нибудь орудие наводить начнут.
— Следи тогда за орудиями и предупреди меня. Мне будет не до этого.
Дым совсем рассеялся. Теперь было отчетливо видно, во что превратился форт — в какое-то полуразвалившееся сооружение, точно с того времени, как его возвели люди, прошли целые века, а бетон, каким бы прочным он ни был, никогда не выиграет испытание годами.
Большинство орудийных башен перекосило, бетон закоптился и пошел трещинами.
Угловая пушка выстрелила один раз, другой, посылая снаряды навстречу австро-венграм, а потом она задрожала и замолчала.
«Матерь божья, сколько же их. Точно и вправду за то время, что они сидели в подвале, то каким-то немыслимым образом размножились. Почкованием, что ли?»
Ощетинившись штыками, они надвигались стеной, особо не беспокоясь о своих потерях. Злые лица, перекошенные ненавистью, страшные, так что от одного их вида побежишь, но, похоже, и у штурмовиков лица были под стать этим.
Автоматные очереди штурмовиков оставляли в живой стене огромные бреши, которые тут же затягивались. Ноги живых наступали на мертвые тела, переступали через них, будто это камни какие-то, скользили по липкому от крови полу, падали и уже не могли подняться, потому что накатывающаяся стена не давала им этого сделать.
Стена колыхалась. Не дай бог сблизиться с ней — попадешь на штыки. Нескольким штурмовикам не повезло. Мазуров видел, что с ними сделали австро-венгры — искололи, отбросили прочь.
Грязные, уставшие и отчаявшиеся. Пули дробили лица, раскалывали черепа, разбрызгивая куски мозга, гасили ярость в глазах, но она еще несколько мгновений тлела в них даже после того, как силы покидали безвольное тело.
Они валились, как пшеничные снопы от взмахов косы, устилая пол вторым, третьим слоем мертвецов вдобавок к тем, что валялись здесь со времен начала штурма. Они падали по нескольку человек сразу, вздрагивая, когда в них входили пули, а промахнуться в таком маленьком пространстве было просто невозможно. Пули даже не рикошетили от стен, успокаиваясь в телах.
Штурмовики перебрасывали через вал гранаты. Они взрывались позади первого вала австро-венгров в самой их гуще, даже потолок после этого окрашивался в красное.
Мазуров охрип совсем, он не слышал собственного голоса, да и чего тут разберешь, когда этот бетонный бункер до краев заполнился криками, стонами, стрельбой, так что уши оглохли в первые же секунды.
