(См. выше, стр. 24)
Morris Castle, остров Уайт, 17 августа 1881 г.
Обращаюсь к вам с вопросом, как надо понимать газетные слухи: «Баден должен стать королевством»?
Вначале меня, как и многих других, забавляла эта утка, и я высмеивал это сообщение, как «развлечение мертвого сезона». Но так как об этом не перестают говорить, то я настораживаюсь! Правда, я слишком хорошего мнения о своем шурине и слишком уверен в его германском образе мыслей, чтобы предположить такую нелепость с его стороны. Но откуда же эта газетная болтовня?*[180]
Вы знаете мое мнение относительно трех германских королевств, которые мы в самое позорное время получили от Наполеона I: он хотел навсегда закрепить этим раздробленность Германии. По собственному опыту вы лучше меня знаете, какие затруднения, больше того, какие неприятности ежедневно причиняют благосостоянию империи кабинеты этих государств, гордящиеся своим пустым титулом. Неужели же придется терпеть еще одну корону, которая усилит эти неприятности? Разве не значило бы это еще более унизить монархический престиж, и без того достаточно поколебленный в наше время, если бы мы возвысили маленькое государство, которое ничего не может сделать своими собственными силами и которое, следовательно, не способно придать королевской власти ни мощи, ни силы. Но прежде всего, какое оправдание мы нашли бы в глазах немецкого народа, если бы сами же сознательно допустили возникновение такого препятствия для единства Германии, которое и без того укрепляется лишь крайне медленно!
Я позволяю себе говорить с вами так же откровенно, как я это делаю с глазу на глаз в вашей комнате в Берлине. Если же, боже упаси, что-нибудь на самом деле затевается, то вы уже сейчас уполномочены оповестить о моем категорическом «нет» против провозглашения баденского [герцога] королем. А засим прошу вас немедленно сообщить мне о положении дела, чтобы я мог в него активно вмешаться; надеюсь, что, не выслушав меня, никаких решений не примут.
Шлецер, говорят, вернулся из Рима. Мне было бы интересно узнать, каковы его впечатления и можно ли что-нибудь предпринять в связи с его пребыванием[181].
Я покидаю Лондон 23, в Брюсселе буду 24, 25 — в Кобленце, 27 — во Франкфурте-на-Майне и с 28 по 30 — в Баварии, после чего 1 сентября приеду в Берлин.
Надеюсь, вы отдохнули в Киссингене и окрепли, а главное, забыли ваши весенние боли. Здесь парламент испытывает муки сомнения и страха, принять ли аграрный билль[182], который считается для Ирландии необходимым злом, во избежание предстоящей зимой еще худших бесчинств, чем до сих пор. Некоторые лорды воздержались от голосования, исчезнув на своих яхтах или уехав на охоту; другие выступают против билля, но голосуют за него.
Мы чувствовали себя очень хорошо на море и у моря, в этой прекрасной местности, которую я покидаю, чтобы сначала повидать баварцев, затем ганноверцев, Западную Пруссию и, наконец, Шлезвиг-Гольштейн. Горю желанием узнать, действительно ли «жемчужина Меппена»[183] станет министром Брауншвейга во славу вельфской agitation [агитации]!1
Глубоко преданный вам Фридрих-Вильгельм, кронпринц.
ПРОТОКОЛ ЗАСЕДАНИЯ МИНИСТЕРСТВА ОТ 17 МАРТА 1890 г .
(См. выше, стр. 77)
Берлин, 17 марта 1890 г.
Конфиденциальное совещание королевского Государственного министерства.
Присутствуют:
Президент Государственного министерства, имперский канцлер князь фон Бисмарк;
Вице-президент Государственного министерства, государственный министр доктор фон Беттихер;
Королевские государственные министры: фон Майбах, доктор барон Люциус фон Балльгаузен, доктор фон Госслер, доктор фон Шольц, граф фон Бимарк-Шенгаузен, Геррфурт, доктор фон Шеллинг, фон Верди, барон фон Берлепш;
Младший статс-секретарь, действительный тайный советник Гомейер.
Господин министр-президент пригласил Государственное министерство в свою служебную квартиру на конфиденциальное совещание и сообщил ему, что он сегодня подал его величеству императору и королю прошение об увольнении с занимаемых им должностей, удовлетворение которого является вероятным.
Он вынужден усомниться в возможности впредь нести возложенную на него конституцией ответственность за политику его величества, так как его величество не оказывает ему необходимого содействия.
Он был поражен уже тем, что его величество принял окончательные решения о так называемом законодательстве об охране труда, не запросив предварительно ни его, ни Государственное министерство. Он тогда же выразил опасение, что подобная политика во время выборов поведет к волнениям в стране, возбудит несбыточные надежды, повлияет на выборы и, ввиду невыполнимости вызванных надежд, в конечном счете подорвет престиж короны. Он надеялся, что единодушный протест Государственного министерства побудит его величество отказаться от провозглашенных намерений, но не встретил такого единодушия в Государственном министерстве, а вынужден был убедиться, что многие считают целесообразным согласиться с проектом его величества.
Уже одно это заставило его усомниться в том, обладает ли он еще как президент Государственного министерства прочным авторитетом, которым он пользовался в свое время в силу доверия, оказанного ему его величеством императором Вильгельмом I. Ныне император договаривается, помимо него, не только с отдельными господами министрами, но даже с советниками подчиненных ему министерств. Господин министр торговли, без согласования с ним, делал его величеству личные доклады. В интересах укрепления единства коллегии министров он сообщил названному господину министру о неизвестном до сих пор последнему высочайшем приказе от 8 сентября 1852 г., а затем, убедившись на заседании Государственного министерства от 2-го сего месяца, что приказ этот вообще известен не всем господам министрам, он распорядился препроводить каждому копию и в сопроводительном письме подчеркнул, что приказ относился только к тем личным докладам, которые имеют своей целью изменение законодательства и существующих правовых отношений.
В таком толковании, при соблюдении надлежащего такта, приказ содержит не более того, что безусловно необходимо для нормальной деятельности всякого президента Государственного министерства. Ему неизвестно, из какого источника его величество был осведомлен об этом факте; но его величество император повелел ему принять меры к отмене приказа, препятствующего министрам делать личные доклады императору. Он [министр-президент] разъяснил, что таких препятствий для господ министров приказ не создает; из него вытекает — самое большее — необходимость присутствия канцлера при таких докладах. Его величество во всяком случае всегда волен высказаться против министра-президента и в пользу министра соответствующего ведомства. Приказ необходим, и отказаться от него он менее всего может теперь, после того как только что напомнил министрам о его существовании.
Одно это разногласие само по себе не побудило бы его к отставке; в еще меньшей степени могли его побудить к этому разногласия по рабочему вопросу. В этой области он со своей стороны добросовестно способствовал осуществлению инициативы императора; поддержка этого вопроса в дипломатическом порядке и прием международной конференции в его служебном помещении свидетельствуют о его содействии работам последней.
Дальнейшие признаки недостаточного доверия его величества императора к нему проявились в упреке, что он [министр- президент] не должен был принимать депутата Виндгорста без высочайшего разрешения. Он принимает принципиально всех депутатов, и когда Виндгорст обратился к нему с такой просьбой, он согласился принять его; благодаря этому он имел возможность полностью ознакомиться с его намерениями. Он не может подчинить контролю его величества свои личные сношения по службе и вне ее.
В своем решении подать в отставку от всех своих должностей он укрепился после того, как убедился сегодня, что не может более представлять также и внешнюю политику его величества.
Несмотря на свое доверие к Тройственному союзу, он никогда не упускал из виду возможности прекращения его действия. В Италии монархия не отличается особой прочностью; согласию между Италией и Австрией угрожает ирредента; в Австрии, несмотря на испытанную непоколебимость ныне правящего императора, настроение может измениться; в позиции Венгрии никогда нельзя быть уверенным: она может и себя и Австрию впутать в такие распри, от которых мы должны держаться подальше. Поэтому он всегда стремился не уничтожать мост между нами и Россией. Ему удалось в такой степени укрепить миролюбивые намерения русского императора, что вряд ли приходится опасаться войны с Россией, которая даже при победоносном ее исходе ничего не даст. В крайнем случае там оказали бы нам противодействие, если бы при победоносной войне с Францией мы потребовали от последней территориальных уступок. Россия заинтересована в сохранении Франции как великой державы, так же как мы — Австрии.
