Как только Митяй влез в каверну, его обдало таким жаром, что даже волосы затрещали. Перчаток он тоже не одевал и когда схватился за изумруды голыми руками и их моментально ожгло так, словно ему подсунули вместо них два раскалённых лома, но он не издал ни единого звука, сжал пальцы покрепче и сделал обеими кистями лёгкое, вращательное движение. Раздался мелодичный звон и оба изумруда легко отделились от породы. Тотчас жар сменился приятной прохладой и ему захотелось перевести дух, но он не стал этого делать, а быстро посунулся назад и скороговоркой произнёс: – «Спасибо тебе, Мать Земля, все свои обещания я обязательно исполню, а теперь извини…», и тут же со всех ног бросился вниз по траппу не считая ступенек. Однако, вовремя, так как уже в следующую секунду послышался глухой, раскатистый, и, как показалось Митяю, насмешливый шум очень похожий на смех, отчего он подумал: – «Так, похоже, что девушка сейчас начнёт надевать трусики. Пора рвать когти.» После этого он чуть ли не кубарем скатился с траппа и не оглядываясь бросился бежать, а за его спиной всё уже рычало, скрежетало и ходило ходуном, да, и изумруды, словно сбесились и снова принялись нагреваться, как два электрических паяльника. Только добежав до Пахома, он посмел оглянуться назад.
Довольно высокая, хотя и не громадная, горушка почти правильной, овальной формы, лишь очень отдалённо кое-что напоминающей, да, и то никак не связанное с женщинами, а именно, самый обыкновенный утюжок, осыпалась внушительным обвалом и полностью погребла под камнями трапп, площадку из толстых брусьев с перилами и навес, сделавшись чуть ли не вдвое ниже. Митяй подошел к машине, устало сел прямо на пожухшую траву и, наконец, смог рассмотреть свои говорящие камни. Это были два ярких, сочно-зелёных изумруда в форме правильных шестигранных призм длиной сантиметров в тридцать пять один и тридцать семь другой, но одинаковой толщины сантиметров в восемь в поперечнике. Он даже не мог обхватить их пальцами одной руки полностью. Изумруды мало того, что были горячими, так ещё и ёрзали в его руках, словно живые, чему он совершенно не удивлялся. Все говорящие камни в руках ведлов оживали и двигались, правда, будучи только обработанными. Могли они и менять температуру, хотя и не нагревались ни у кого, даже у Игната, до такой степени. Чувствуя, что не может удержать их в руках, Митяй вскочил на ноги и побежал к Чусовой. Присев на корточки, он засунул изумруды в воду и те недовольно зафырчали.
На Митяя их обиженное фырчание не произвело никакого воздействия и он сердито гыркнул: – «Но-но, без глупостей! У меня, к вашему сведению, ещё и паяльные лампы есть. Так задницу припалю, что мало не покажется.» Как это ни странно, но говорящие камни быстро успокоились и перестали выёживаться и корчить из себя принцесс. Хотя это и были изумруды, Митяй видел в них что-то девичье и потому сказал тому говорящему камню, что побольше: – «Ты будешь теперь Лариской. Была у меня в институте такая подружка, зеленоглазая, кстати. Ну, а тебя я стану звать Зинулей-зеленулей. Ты ведь чуть-чуть темнее своей сестрицы. Ну, а теперь пошли в дом.» Он встал и направился к Пахому. Теперь в жизни Митяя начался новый этап, привыкания к говорящим камням и он даже не мог представить, сколько это продлится. Такие случаи, чтобы говорящие камни на ладонях ведла или ведлы сразу же смогли обрести свою истинную форму, были крайне редки. Обычно говорящие камни ведлы вкладывали в замшевые мешочки, чтобы не перегреть теплом своего тела, и носили на себе от трёх дней до двух месяцев, прежде чем наступал момент их полного преображения. Поэтому Митяй заранее пошил несколько длинных, цилиндрических мешочков из довольно толстой и прочной замши, а также что-то вроде оперкобуры для них. Носить молодые камни следовало поверх рубахи, но обязательно под курткой, тесно прижимая к телу.
Митяй поднялся в будку и первым делом, сбросив тёплую меховую куртку, надел на себя перевязь, прицепил к ней подходящего размера замшевые мешочки и вложил в них оба изумруда, строго соблюдая право-лево. Все говорящие камни делились на правые и левые, а потому одной из важных задач ведла было определить это. В случае с изумрудами всё было предельно просто, ведь Лариска сама легла в его правую руку, а Зинуля в левую. Так он и уложил их в мешочки на портупее, после чего принялся заниматься приготовлением обеда из тушенки и гречневой крупы. Картошка давно уже закончилась. Изумруды хотя и ёрзали на нём, всё же вели себя относительно смирно. Говорящие камни доставляли ведлам немало хлопот своими капризами. То они хотели касаться обнаженного тела ведла, то им подавай замшевый мешочек, то ещё какого-нибудь рожна, но более всего они нуждались в частом и долгом ведловании. В общем сачковать и прохлаждаться они не любили. В принципе все говорящие камни делились на две категории по своей форме и отсюда происходили их пристрастия. Одни камни имели уплощённую, хотя и весьма разнообразную, порой даже причудливую, форму, а другие более объёмную и, зачастую, весьма сложную. Первые очень любили прилипать к телу и могли оставаться на нём очень долго, по несколько месяцев кряду, пока им не надоедало и они не отваливались от торса мужчины или женщины.
Говорящие камни второго типа, объёмные, а их было существенно меньше, наоборот, нуждались в индивидуальной одёжке, а некоторые даже желали жить в подсумках, прикреплённых к поясу и их даже требовалось выносить на ночь в другое помещение. Ведлование с камнями также проходило по разному. Одни ведлы касались своих камней руками, другие даже не вынимали их из подсумка. Проше всего ведловать было таким ведлам, как Таня. Её аметисты почти не отклеивались от тела она лишь изредка расстёгивала три верхних пуговицы, чтобы Эния, её правый камень, могла выглянуть из-под одежды. В любом случае каменное ведловство оказывало мощнейшее воздействие на любые формы ведлования. Княгиня Ольга, их самый лучший врач и хирург, с помощью своих говорящих камней в форме полумесяцев, могла без хирургических инструментов, словно филиппинский хилер делать сложнейшие операции и ещё ни одна не закончилась смертью пациента. Более того, она могла с их помощью вырастить своему пациенту новый зуб, удалив старый, с дыркой, и даже палец. С выращиванием руки или ноги ей пока что не приходилось сталкиваться, но скорее всего она справилась бы и с этим. А вот князь Олег, супруг Софьи, с помощью своих говорящих камней умудрялся увеличивать раз в пять вымя коров и коз, продлевая, заодно, период лактации, не говоря уже о том, что мамонты и носороги бросались к нему, как куры к хозяйке.
Как правило, говорящим камням было всё равно, чем занимается их ведл. Они за любую работу брались охотно и ведлование всегда проходило очень мощно и энергично, но случалось и такое, что ведлы меняли профессию по просьбе своих говорящих камней. В основном на более сложную и требующую большего напряжения сил и сосредоточенности. Однако, в любом случае ведл во время ведлания с говорящими камнями никогда не уставал до смерти. Камни щедро вливали в ведлов энергию, которую черпали извне с их помощью. В этом плане Митяю, как ведлу без говорящих камней, приходилось намного хуже. У него ведлование, зачастую, отнимало очень много сил если, конечно, речь не шла о разговоре глазами через огонь. Хотя он мог ведловать сложнейшие вещи и даже более того, ведлы, все вместе взятые, не умели делать и половины того, что доступно ему, без говорящих камней ведл из него был попросту никакой. Ну, что же, теперь он обрёл свои говорящие камни, а потому, быстро приготовив себе поздний обед, сел за стол и первым делом накатил стопарик коньяка, а за ним второй и третий. Только после того, как Митяй в честь такого знаменательного события выпил ещё и полкружки растворимого кофе, которого у него осталось всего полторы банки, он взял, наконец, в руки Кодака и подсоединил его к Тошибе, чтобы посмотреть на фотоснимки.
Какого же было его удивление, когда на экране он не увидел ничего из того, что привиделось ему там, на деревянном помосте. Да-а-а, несколько недель вынужденного воздержания и тяжких трудов не прошли даром. В общем буйная фантазия Митяя нарисовала перед его глазами такое, чего там и близко не было, причём самым что ни на есть реалистическим образом, не отличишь от настоящей. Зычно расхохотавшись над всеми своими фантазиями, достойными пубертатного возраста, он сохранил файлы на хард-диске, выключил компьютер и пошел прогуляться по бережку. Правда, когда он направился к горе, из которой недавно извлёк два громадных, тяжелых изумруда, каждый тянул на килограмм с лишним, та снова угрожающе загудела, затряслась и с неё даже скатилось несколько десятков камней и ухнуло в воду, вздымая тучи брызг, из чего Митяй сделал вывод, что возвращаться ему точно придётся другой дорогой и, вообще, лучше ему держаться от этой горы подальше. Зато он увидел, что вверх по реке пошел хариус и потому бросился бегом к машине, за спиннингом и через два часа наловил килограммов под двести рыбы и тут же её всю заложил в большой деревянный ящик с коробом из нержавейки внутри, и засолил. По рыбе он соскучился ничуть не меньше, чем по своей жене.
