* * *
— Недостойная смиренно молит великого воина уделить ей крупицу его столь драгоценного времени!.. — распевно проговорила Чайганмаа Баатургы.
Иван Кузьмич обреченно вздохнул:
— Великий воин, стало, быть, весь внимания… Чайка, ну, сколько можно вас просить?
На это раз девушка подошла без чужой помощи, опираясь на трость, еще недавно принадлежавшую товарищу полпреду. Двигалась медленно, оступаясь, один раз чуть не упав, но — сама. Услыхав ответ, вскинула голову, провела ладонью по недвижным глазам.
— Жан! Быстро подними руку, все равно какую!..
Кречетов исполнил приказ с истинно унтерской сноровкой. Чайка наморщила лоб.
— Обе! Ты поднял две руки, мой Жан. Правда?
Иван Кузьмич, шумно вздохнув, шагнул вперед, протянул вперед правую:
— А сейчас?
Чайка улыбнулась.
— Только тень. Но этот твоя тень, Жан!
Рука пожала руку.
Тьма отступала, сменяясь серым сумраком. Потерянное зрение неспешно возвращалась, даруя смутные контуры сгинувшего казалось бы навсегда мира. Медленно, очень медленно… Но Чайка была счастлива — по крайней мере до вчерашнего дня. Получив радиограмму, она ушла в свой шатер, поставив у полога верную служанку. Объяснять ничего не стала, за ужином молчала, хмурила лоб.
И вот сегодня пришла сама.
— Нам нужно поговорить, Жан… Нет, не так… Товарищ командир, разрешите обратиться по личному вопросу?
Кречетов, решив не углубляться в уставные тонкости, быстро оглянулся, прикидывая, куда бы усадить девушку. Чайка увидела — или просто догадалась.
— Не надо, товарищ командир, поговорить можно и стоя. Вопрос короткий, но для меня очень важный. Помогите перейти границу!
Иван Кузьмич с трудом поймал отпавшую челюсть.
— К-какую границу?
Девушка грустно улыбнулась:
— Если бы у тебя был волшебный конь, Жан, я попросила бы унести меня в Неаполь. Люблю этот город! Море, запах водорослей, уличные певцы на кривых улочках… Я говорю о советской границе, товарищ Кречетов. Я не гражданка СССР, у меня нет документов. Советских денег тоже нет, есть несколько пригоршней драгоценностей, но с ними меня скорее всего сразу арестуют. Жан, помоги, иначе я погибла!..
Красный командир Кречетов понял, что время восточных церемоний кончилось. Взял девушку за плечи, тряхнул от души:
— Отставить! Пока я здесь, никто погибать не будет. А теперь докладывай, только внятно и по подразделениям. И это не просьба, товарищ Баатургы, а приказ. Ясно?
Чайка всхлипнула, закусила губу.
— Да… Прошу простить мое недостойное поведение… Дядя, властительный гун нойон Сат Баатургы, узнав о моей слепоте, указал мне путь в обитель Цзуси. Только в монастыре место таким калекам, как я. Думала упасть в ноги Хамбо-Ламе, его слово тяжелее золота… Но вчера принесли радиограмму. Хорошо, что моя служанка знает французский и умеет молчать. Все изменилось, Жан. Монастырь мне больше не грозит. Меня выдают замуж…
— А! — четко и внятно выговорил Иван Кузьмич.
— …За какого-то знатного монгола. Дядя пишет, что это очень нужно Сайхоту, даже намекает на «желтый цвет». Великое Желтое Царство, помнишь? Но у меня одна жизнь и… И любовь тоже одна.
— За мон-го-ла, — задумчиво повторил Кречетов. — Монголия наш Сайхот проглотить желает, а гун-нойон о княжеской свадьбе думает? Ты, Чайка, не спеши горевать. Ой, вернусь, в Беловодск, ой, наведу порядок!..
Девушка закрыла глаза:
— Даже ты не всесилен, мой Жан. Правительство СССР наконец-то позволило Сайхоту иметь свою армию. Командующим решили назначить эмигранта — князя Алдын-Маадыра. А я стану залогом этой сделки. Жан, я все понимаю, ничего от тебя не прошу, только помоги уехать, исчезнуть. Я не вещь, не подстилка, я не хочу лежать под этим грязным монголом!
Вырвалась, отступила на шаг, пошатнулась, с трудом устояв на ногах…
— Помоги!..
Иван Кузьмич Кречетов привычно поглядел на небо. Беззвучно шевельнулись губы:
— Что вы головы повесили, соколики?
Что-то ход теперь ваш стал уж не быстрехонек?
Дальше не пелось. И в самом деле, к чему коней торопить, разгонять тоску-печаль? Считай, к месту прибыли.
— А теперь. Чайка, меня слушай, — сурово молвил Гун-чжен Алдын-Маадыр. — Первое! Монгола забудь, как никогда не бывшего. Вернусь в Беловодск — оставлю от него только печать и шарик, который на шапке. И в том тебе слово свое даю. А второе мое слово вот каким будет. Обещаю, что замуж ты выйдешь, только за кого захочешь сама.
— За кого захочу? — быстро переспросила девушка. — Жан! Для этого надо лишь зайти в первый же советский ЗАГС…
Иван Кречетов, князь Сайхотский, прокашлялся, мысленно поминая добрым словом всех дипломатов с «цекистами».
— Порядок, Чайка, нарушать не станем. Сперва с монголом разберемся, а потом к пункту второму перейдем. Как я сказал, так и сделаем!..
Чайганмаа Баатургы низко склонила голову:
— Да будет все по твоей воле, мой супруг и господин!..
А вот на такое бедный Иван Кузьмич точно не нашел бы ответа. К счастью не пришлось. Откуда-то сзади прозвучало ехидное:
— Тили-тили-тесто! Тили-тили-тесто!..
Кречетов неторопливо повернулся, пальцем поманил:
— Иди сюда, Ванька. Убивать буду!
Думал, убежит. Ошибся. Не убежал красноармеец Кибалкин. Подошел, ладонь к треснутому козырьку подбросил:
— Для убиения прибыл! Только скажи, дядя, поздравить-то вас можно? Я уже думал, что ты и дальше будешь от товарища Баатургы прятаться!
Иван Кузьмич, щелчком сбив фуражку, ухватил шкодника за светлые вихры, поглядел со значением:
— Знаешь, Ваня, не стану я тебя убивать. Хуже сделаю — специально по твою душу в Беловодске командирскую школу открою. Приглашу двух злющих унтеров, и будут они гонять тебя цельный световой день. А среди ночи по тревоге поднимут — и все по новой. И так — два года подряд.
— Дядя, за что? — в первый раз дрогнул голосом бесстрашный герой. — Что я такого сделал?
Красный командир зловеще усмехнулся.
— За все сразу, товарищ красный курсант. А на свадьбу нашу с Чайкой, так и быть, увольнительную дам. Но только до вечера.
Эпилог
1
Яркий белый металл, красный камешек-кнопка…
Пальцы осторожно коснулись диска, помедлили, накрыли целиком. Гладкая ровная поверхность потеплела, сливаясь с кожей, камешек еле заметно завибрировал, ожил, неспешно провернулся, как будто пытаясь отделиться от металла.
