Та-ак! Крутим тему дальше: благодаря нашим с доктором изысканиям можно будет попробовать подвести научную базу под санитарию и гигиену: не пить сырую воду, мыть овощи и фрукты, мыть руки перед едой, чёрт побери! Должно быть воспринято, ведь даже тогда генерал Неверовский, помнится, специальный приказ издал, о том, чтобы после "фруктажа" солдаты воду не пили. Значит, забота по данному поводу была, понимания не было. Вряд ли генералы мои предложения в штыки воспримут. А небоевые потери в той войне серьёзно превышали потери кровавые. И если удастся их уменьшить хотя бы на десять процентов, то это уже тысячи штыков и сабель… ТЫСЯЧИ!
Только как мне эти идеи донести до имеющих власть? И Барклай, и даже Аракчеев, о солдатах заботились. Правильно поданную информацию они и воспримут правильно, и в жизнь воплотить постараются, надо только до них мои "изобретения" донести. И не через посредников. Нужно как-то самому добраться до тех заоблачных вершин, над которыми они "парят". Хоть на полчасика разговора…
Вот за этими мыслями потихоньку и доехал до усадьбы. В общем, нужно с Василичем поговорить на тему полевой кухни. Пехотный офицер, прошагавший сотни вёрст вместе со своими солдатами, не может не оценить такой подарок для армии.
Никто не встречал. Ну и хорошо. Поспели аккурат к ужину или, как у них тут называется – к обеду. Есть в доме доктора, после возни в пропахшей тухлятиной лаборатории, совершенно не хотелось, а вот после часа пути по свежему воздуху, организм не преминул напомнить о необходимости своего питания.
Супчик подавали достаточно жиденький, а вот второе блюдо было выше всяких похвал: запечённый говяжий филей просто таял во рту. Не скажу, что восхитился работой местного повара – такое мясо испортить… Нужно очень постараться…
Десерт я поел из вежливости и по минимуму. Вообще не люблю сладкое. В любом виде кроме фруктов. Кофе выпил с удовольствием, но оно было подпорчено беседой с месье Жоффре, который непонятно как дал понять Алексею, что хочет пообщаться со мной "тет на тет".
Честно говоря, этот его закидон меня несколько напряг: А не оборзел ли ты нафиг, дружок французский? Ты тут не хозяин и даже не гость, ты наёмный работник. И вряд ли дворянин в своей распрекрасной Франции. Какого… Ну, в общем нефиг пальцы веером распускать в доме, который тебя, чмо заграничное, кормит…
Однако Лёшка без всяких обид поклонился и оставил нас вдвоём. Всё-таки с большим пиететом относится парень к своему наставнику. Ну и ладно, не моё в конце концов дело.
— Месье Демидов, — начал француз, — не сочтите меня излишне любопытным, но если это не секрет: с какой целью вы так часто посещаете местного доктора?
На языке так и вертелась классическая фраза кота Матроскина: "А вы, почему собственно интересуетесь? Вы случаем не из милиции будете?". Но ответил я, естественно, по-другому:
— Да никаких секретов, просто оказалось, что у нас с господином Бородкиным есть общие интересы в области научных исследований. У него имеется весьма приличная лаборатория, а у меня, за время моих странствий, появились кое-какие идеи, которые хотелось бы проверить. А вы что подумали?
— О боже! — француз не стал отвечать на мой вопрос. — Вы в самом деле считаете, что можно сделать научное открытие в сельской любительской лаборатории? В России?
На лице моего собеседника совершенно явно нарисовалось что-то типа презрительного удивления.
Ах, ты ж лягушатник хренов! Просвещённый, блин, европеец! Россия тебе только как кормушка нужна. Овца, которую можно стричь и при этом презирать. Меня аж скрючило от злости, но виду постарался не подать.
— Ну, от чего же, сейчас и в любительской лаборатории можно сделать открытие. И примеров тому предостаточно. Шееле был аптекарем и, тем не менее, очень многое смог сделать для науки. А у Филиппа Степановича оборудование весьма неплохое. Вполне достаточное для наших с ним исследований. И уже есть обнадёживающие результаты. Так что зря иронизируете, месье Жоффре, очень вероятно, что открытие мирового уровня произойдёт именно в русской сельской лаборатории, — я был хладнокровно зол и весел. Если конечно, можно представить такое состояние души. Но именно оно у меня и присутствовало.
— Я бы, конечно был очень рад в этом случае, — француз совершенно не пытался скрыть неискренность своих слов, — но позволю себе усомниться в благополучных результатах ваших экспериментов. Я не знаю, чем вы занялись, но неужели думаете, что ваши идеи, если конечно они представляют по-настоящему научный интерес, уже не разрабатываются европейскими учёными? Честное слово, вы меня несколько удивили своей самонадеянностью.
— Самонадеянностью в чём? — внаглую попёр я на рожон. — Вы считаете, что русские вообще не способны делать научных открытий? Или я вас неправильно понял? Вы считаете русских недостаточно развитыми для этого?
— Боже упаси! — Жоффре понял, что я начинаю беситься. Правильно понял, уже действительно был готов вцепиться ему зубами в глотку. — Я просто имел в виду, что в России не сложилось с развитием науки и образованием вообще. Понимаю, что вы русский и переживаете за свою страну, но вы ведь способны быть объективны? Способны?
— Что вы имеете в виду?
— Да просто назовите мне великого русского учёного, который сделал бы что-нибудь серьёзное в развитии мировой науки.
— Ломоносов, — но я уже заранее знал, что оппонент вякнет в ответ.
— Простите? А кто это? — удивление француза было совершенно искренним.
— Это учёный-универсал. Он изучал всё, от химии, и до правил русского стихосложения. В истории нет равного Ломоносову. Но вы, конечно, в это не поверите. Как не поверите и в то, что этот самый россиянин, задолго до вашего соотечественника Лавуазье, открыл и доказал главный закон химических превращений.
— Не смею сомневаться в искренности ваших слов, — Жоффрэ выглядел слегка озадаченным, — но, согласитесь, тогда бы весь научный мир и не только научный, знал имя столь великого человека. Однако я никогда о вашем Ломоносове не слышал, а про Лавуазье знают практически все образованные люди.
— К сожалению, вы правы. Вероятно всё как раз из-за того, что научный мир Европы просто никогда всерьёз и не смотрел в сторону России, не интересовался тем, что здесь происходит. Но русские помнят и чтят память своего великого соотечественника. Если не верите мне – спросите господина Сокова когда он вернётся.
— У меня нет оснований не верить вам, — мой оппонент был несколько смущён. — Просто в голове не укладывается…
А вот это другое дело. Кажется, ты всё-таки не природная сволочь, а просто живёшь во власти своих стереотипов. Тогда ладно. Это лечится.
