— Справишься? — стрельнул на ведуна взглядом волхв в тунике.
— Да, — кивнул Середин.
Храмовый воин макнул пальцы в кровь ворона, шагнул в огонь и начертал на спине жертвы два иероглифа, похожих на багор, обогнул боярина, вывел священные знаки у него на груди:
— Тебя, Стратим непобедимая, вызываю в плоть земную, к травам зеленым, к рекам глубоким, к небу синему, к пашням черным, к деревьям высоким. Лети, Стратим, к детям своим смертным, дай им силы животные, дай страсть небесную, дай перья легкие, дай клювы острые, дай когти крепкие, дай глаза вострые…
Начитывая заговор, волхв продолжал очерчивать последовательно низ живота, грудь, руки, ноги, несмотря на то, что кровь полумертвой птицы уже стерлась с его пальцев:
— Силой четырех стихий, силой неба, воды, земли и огня призываю тебя, птица Стратим, к нашему алтарю, к своему ребенку, к новому животу. Прими его в свое племя, дай свое имя, свой глаз, свою плоть. Именем Святовита небесного, именем Сварога творителя, именем Стрибога носителя, призываю тебя, Стратим: явись!!!
Огонь, в языках которого невозмутимо ходил храмовый воин, неожиданно затрещал, закоптил, цвет его потемнел.
— Она здесь! — Волхв повернул голову к Олегу, кивнул, потом приказал Чеславу: — Сделай глубокий вдох и задержи дыхание. — Обошел боярина и обнял его своими сильными руками под нижними ребрами.
Перевести душу из одного тела в другое легко и тяжело одновременно. Нужно, чтобы плоти совместились, чтобы одновременно первая плоть разрушилась, а вторая потеряла волю к сопротивлению и чтобы на это была воля богов…
Ведун перестал поддерживать старую птицу своей жизненной силой, наоборот — сжал тщедушное тельце, выдавливая из ран себе в ладонь кровь ворона, затем двинулся через черту пламени. Боли не было — только по телу, словно электрические искры, побежали колкие мурашки. Боярин удерживал дыхание из последних сил: выпучил глаза, напряженно шевелил губами.
— Силой неба, Стратим! Силой воды, Стратим! Силой земли, Стратим! Силой огня, Стратим! — Волхв со всей силы сжал руки и чуть поднял Чеслава, отрывая его ноги от земли. Боярин гулко ойкнул и уронил голову. Середин вытянул правую ладонь, закрывая ему нос и рот. Служитель Святовита отпустил руки. Бесчувственное тело сделало рефлекторный вдох, вместо воздуха втягивая в нос и рот кровь ворона, и в тот же миг Олег пальцами левой руки сломал умирающей птице шею. Чеслав предсмертно заклекотал, пуская бурые пузыри — огненный круг погас, несчастный рухнул на землю и распластался без всяких признаков жизни.
Храмовые воины переглянулись, обступили Чеслава. Тут боярин вдруг дернул рукой, еще раз. Поднял ее, удерживая полусогнутой над головой. Потом открыл глаза, чуть приподнял голову, толкнулся от земли, вставая на ноги — попятился и рухнул на спину, уставясь в небо и удивленно хлопая глазами.
— Получилось! — облегченно вздохнул главный из волхвов.
Боярин же забил руками по земле, явно пытаясь встать — но не зная, как это сделать.
— Явор, — произнес старший жрец.
Тут же воин, с которым разговаривал Олег на дворе Весяки, подскочил к Чеславу, подхватил под плечи, поднял. Тот неуверенно зашатался, растопырив руки, странно скривился на левый бок, согнул правую ногу в колене, выставил вперед. Согнул левую — выставил. Согнул правую — и начал стремительно заваливаться, зачем-то замахал руками, но тут его поймал Явор, поставил прямо.
— Про князя его спроси! Про князя Черного! — Храмовый воин обогнул боярина, остановился перед ним. Чеслав повернул голову влево, пару раз хлопнул глазами, затем повернул вправо, опять захлопал веками, глядя на стену святилища. Явор схватил его ладонями за виски, повернул лицом к себе:
— Ты стар. Ты стар. Пока был юн, рати видел. Рати. Ратников… — Волхв повернул его лицом к всадникам, которые ожидали за рощей, чем закончатся старания чародеев. — Большая. Самая большая. Куда пошла?
Чеслав дернул головой, открыл рот, издал какой-то горловой звук.
— Самая большая, — повторил волхв, глядя боярину в глаза, словно надеясь пробиться к его памяти. — Рать ушла. Сеча была. Большая сеча, много мертвых. Давно. Очень давно. Сеча. Рать. Давно. Ну, сказывай! Помнишь?
Боярин резким движением склонил голову набок, чуть дернув подбородок к небу.
— Давно… Очень давно… — сосредоточенно повторил храмовый воин. — Рать. Большая. Очень большая. Сеча. Большая…
Чеслав опять курлыкнул горлом, дернул головой, освобождаясь от рук волхва, быстрым шагом двинулся вдоль реки, дернул от плеч руками, споткнулся, растянулся во весь рост и закрутился, пытаясь встать.
— Он помнит! — уверенно повернулся к главному служителю Явор. — Говорить пока не способен, но память принял. Покажет.
Середин облегченно перевел дух: обряд прошел как нужно. Боярин Чеслав лишился прежней души с ее горестной судьбой и приобрел новую, с чужой памятью и повадками. Если ему повезет, и прежняя память, былые навыки успешно соединятся с новой душой, то скоро он сможет и ходить, и разговаривать, и на мечах рубиться, и родителей узнавать. Хотя, конечно, он навсегда станет иным Чеславом, несколько странным для людей, с совсем другим раскладом судьбы. Чего он, собственно, и желал.
— Вероятность один к одному, — вслух пробормотал ведун. — Зато он понимает человеческую речь и помнит то, что довелось увидеть ворону.
— Да, помнит, — согласился Явор. — Нам повезло с кровью ворона. Птица видела Черную рать. Теперь мы точно найдем ее добычу.
— А теперь скажи мне по секрету, — тихо поинтересовался ведун. — Раз вы привезли с собой Чеслава, значит, знали, что его плоть понадобится для чужих глаз. Зачем тогда устраивать цирк с советом чародеев?
— Кто-то из сильных колдунов хочет помешать нам доставить долю Святовита в его храм. На князя Глеба, как люди донесли, морок наведен был, дабы он сжег истуканов, а не бросал в реку. Вот мы и хотели проведать, здесь сей колдун али издали следить намерен.
— Он здесь, — кивнул Олег, вспомнив про сокола.
— Встает…
Боярин Чеслав, словно опираясь на расставленные в стороны руки, мелко засеменил ногами, подводя их под тело, пока не оказался на корточках, замер так минуты на три, потом резко выпрямился, покачался, опять засеменил вперед.
— За ним! — Явор отбежал к святилищу, схватил у ворот свой бердыш, кинулся за полуптицей-получеловеком.
Олег тоже заторопился, но в другом направлении: он уже давно заметил на ведущей от посадов к святилищу дороге две повозки, в которые запряжены ставшие уже почти родными гнедая кобыла и чалый мерин.
— За боярином Чеславом правьте! — махнул он девицам, сидевшим на облучках. — Вот он, к дороге ковыляет.
