Аския Дауд: новый расцвет Сонгай
Когда Исхак умер в Гао, об этом сразу послали весть курмина-фари Дауд у в Тендирму, и тот поспешил броситься в столицу, чтобы присутствовать при принятии решения о новом царе. Его единственным соперником был арбинда-фарма Букар, сын дочери аскии Мухаммеда, и, как говорят, особенно любимый народом. Утверждают, что Дауд пришел к власти без кровопролития. Но из «Тарих эс-Судан» можно понять, что Дауд постарался убрать соперника с помощью магии. В той же хронике на нового царя возлагается ответственность за убийство хи-коя Мусы. Едва придя к власти, Дауд назначил новых людей на важнейшие должности, а именно: курмина-фари, хи-коя, фари-мундио (управляющего царскими доменами) и денди-фари.
Аскию Дауда считали первым крупным царем после аскии Мухаммеда, основателя династии. О прочности его власти свидетельствует и долгое время правления — 33 года (1549–1582). «Тарих ал-Фатташ» сообщает, что «Дауд собрал урожай, который посеяли его отец и братья, на его благо трудившиеся». О государственных трудах аскии Мухамеда действительно можно говорить как о заслуживающих внимания, что трудно сказать о делах братьев Дауда. В действительности вызывает удивление, как гегемония Сонгай не ослабла во времена всех этих внутренних раздоров и борьбы братьев за власть.
Об аскии Дауде говорится, что он часто посылал своих воинов в поход в разные части государства. Это рассматривается как признак того, что окраинные территории Сонгай время от времени уклонялись от уплаты условленных податей. Это неудивительно, если вспомнить, какая внутренняя борьба раздирала государство Дауда. В то же время некоторые походы Дауда считаются чем-то вроде инспекторских поездок, в ходе которых не было настоящих сражений. Их целью было, прежде всего показать бдительность центрального правительства по отношению к окраинным частям и предотвратить заранее попытки мятежа.
Одной из главных задач аския Дауд, подобно аскии Мухаммеду, считал обращение в ислам моей. Согласно хроникам, он четырежды ходил на них в походы и, хотя ни разу не потерпел прямого поражения, тем не менее, не смог достичь желаемой цели и обратить этих анимистов в ислам. Правда, его войско не возвращалось из государства моси с пустыми руками, а привозило обильную добычу и рабов.
Аския Дауд сражался также против Гурмы, Хомбори и Бандиагара. Рассказывается, что он в 1558–1559 гг. водил свое войско в Мали и выиграл сражение при Дибикара против этого некогда великого государства. Говорят, Дауд привел из Мали множество пленников. Среди них была дочь правителя Мали Нару, которую Дауд взял в жены. Эта принцесса привезла с собой в Гао множество драгоценностей и рабов, которые несли ее багаж. На этом основании считается, что, несмотря на уменьшение территории государства, малийский государь был тогда еще богатым властителем.
Единственное настоящее поражение войско Дауд а, точнее его небольшая, но отборная часть, понесло в 1554 г. в Кацине. Тогда Дауд послал 24 всадников под командой хи-коя Али Додо за данью в хаусанский город Кацину. В местности Карфата они столкнулись с войском Кацины из 400 всадников. Несмотря на свою малочисленность, воины Али Додо вступили в бой. 15 его воинов пали, остальные были взяты в плен. Царь Кацины Ибрагим Майе разрешил пленникам вернуться к Дауду, так как «столь бесстрашные люди не заслуживают смерти».
Хотя границы Сонгай со времен аскии Мухаммеда несколько сузились, правление аскии Дауда считалось эпохой второго расцвета государства, как с точки зрения земных богатств, так и духовной жизни. Ислам стал существенной частью духовной атмосферы государства и даже правительства. Говорят, Дауд знал Коран наизусть и к тому же изучал «Рисале», книгу исламских молитв, которым ежедневно обучали его мусульманские ученые.[121]
Иногда мусульманские ученые вели себя прямо-таки своевольно по отношению к властителю. Однажды, когда отношения Дауда с томбуктским кади ал-Акибом были напряженными, кади заставил царя, прибывшего в Томбукту, долго дожидаться на улице, прежде чем соблаговолил принять его. Когда царя наконец впустили в дом кади, он, несмотря на такое обращение, проявил смирение перед духовным пастырем. После этого их отношения наладились.
«Тарих ал-Фатташ» рассказывает и другой эпизод времен Дауда, связанный с религией. Было принято, чтобы паломники из Мекки возвращались домой через Гао. Но они не входили в город, прежде чем не получали на то разрешение царя, и разбивали лагерь за городом, куда царь, по обычаю, шел им навстречу. Так поступил и аския Дауд, когда услышал, что из Мекки пришел караван. Прибыв с небольшой свитой в лагерь паломников, аския спешился и, дабы проявить почтение к пилигримам, стал целовать руки окружившим его паломникам.
На сей раз среди них был и один раб Дауда. Царь, который не помнил его, взял уже его руку, чтобы поцеловать, но стоявший сзади придворный узнал раба, выдернул его руку из руки царя и стал поносить человека, который забыл свое общественное положение. Придворный поклялся Дауду, что отрубит рабу руку, которая так гнусно коснулась царя. Аския обернулся к альфа Кати[122] и спросил, как следует поступать с человеком, который забыл свое место. Кати, молча следивший за происходящим, ответил: «Придется отрубить ему руку. Это самое меньшее, что ты можешь сделать». Царь был, видимо, несколько ошеломлен ответом Кати, поскольку просил «во имя Аллаха» рассказать ему, правда ли, что в подобных случаях отрубают руку. Кати ответил: «Почему бы и не разрешить отрезать руку человеку… который был в Мекке и тронул рукой Черный камень… посетил могилу пророка, коснулся этой рукой благородного трона посланца Аллаха… а также могил Абу Бекра и Омара и которому все еще было мало милостей и благоволения, связанных с этими благородными деяниями. Нет, он захотел еще той же самой рукой коснуться твоей руки и получить это самое ничтожное и краткое удовлетворение из всех удовлетворений этого мира! Разумнее поступил бы владелец этой руки, если бы отнесся к ней бережнее и не протягивал бы ее к твоей руке. Но коль скоро он поступил именно так, то мне кажется, что его руке уготован печальный конец: упаси нас Аллах от повторения подобного!»
Аския Дауд понял смысл речи Кати. Он приказал отправить чиновника, предложившего отрубить рабу руку, в тюрьму и дал паломнику 100 тысяч раковин каури. Он решил, кроме того, освободить 50 рабов, принадлежавших к племени отца паломника, и 50 других-из рода его матери. Он освободил также 100 поденщиков, занятых на казенных работах. А альфе Кати за мудрый совет аския дал десять одежд и пять рабов. В данном случае аския Дауд послушался совета мусульманского ученого и поступил, как положено послушному мусульманину. Но известны случаи и прямо противоположного поведения царя. Некоторые обычаи двора Гао восходили к временам анимизма, и один высокий гость — мусульманин из Томбукту, пораженный увиденным, заметил Дауду: «Когда я вошел сюда, я был ошеломлен и подумал, что ты сошел с ума, так как увидел, что ты сплевываешь [на рукава евнухов], а люди носят прах на головах своих ради тебя». На это, говорят, аския рассмеялся и ответил: «Я не безумен, я в своем уме, однако я глава безумцев, порочных и возгордившихся, и потому делаю и себя безумным».
Во времена Дауда Сонгай, по крайней мере его двор, не оторвался еще от своего анимистического прошлого. Очевидно, аския Дауд был достаточно реальным политиком, чтобы понимать значение этого прошлого, особенно для народа.
Итак, хотя в обычаях сонгайского двора и были в те времена уловимы остатки анимизма, положение ислама как официальной религии было неоспоримым. Соседние государства рассматривали Сонгай именно как страну мусульман. Это, однако, не хранило страну от внешних опасностей, причем, как это ни парадоксально, наибольшую опасность представляли отнюдь не анимисты, а единоверцы Сонгай.
Марокко уже во времена аскии Исхака заявляло претензии на подати с соляных копей Тегаззы. Эти притязания были отклонены силой. В 1556–1557 гг., то есть в середине правления аскии Дауда, султан Марокко Мухаммед аш-Шейх вновь выступил с такими притязаниями. Он организовал в Тегаззе волнения, в результате которых сонгайский управитель и сборщик податей тегазза-мундио Мухаммед Икома и многие туареги-торговцы солью были убиты. Спасшиеся от бойни в Тегаззе бросились в Гао. Они просили, чтобы аския Дауд отказался от добычи соли в Тегаззе и перешел южнее. Говорят, что аския Дауд согласился, и в 1562 г. возникли новые соляные копи между Тегаззой и Таоде-ни, в месте, которое известно под названием «Тегазза ал-Гизлан», что значит «Газелья Тегазза». Таким образом, старый центр торговли солью хотя бы отчасти перешел под власть марокканского султана. По некоторым сведениям, аш-Шейх будто бы делил доходы от копей пополам с сонгайским царем.
